Николай Иванович
жил на окраине города, в пустынной улице, в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному дому. Перед флигелем был густой палисадник, и в окна трех комнат квартиры ласково заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей. В комнатах было тихо, чисто, на полу безмолвно дрожали узорчатые тени, по стенам тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели портреты каких-то строгих людей.
Неточные совпадения
Давным-давно, задолго до железных дорог,
на самой дальней
окраине большого южного города
жили из рода в род ямщики — казенные и вольные.
Во мне
жило двое: один, узнав слишком много мерзости и грязи, несколько оробел от этого и, подавленный знанием буднично страшного, начинал относиться к жизни, к людям недоверчиво, подозрительно, с бессильною жалостью ко всем, а также к себе самому. Этот человек мечтал о тихой, одинокой жизни с книгами, без людей, о монастыре, лесной сторожке, железнодорожной будке, о Персии и должности ночного сторожа где-нибудь
на окраине города. Поменьше людей, подальше от них…
Вечером, когда дед сел читать
на псалтырь, я с бабушкой вышел за ворота, в поле; маленькая, в два окна, хибарка, в которой
жил дед, стояла
на окраине города, «
на задах» Канатной улицы, где когда-то у деда был свой дом.
Мария Николаевна дружила только с М. И. Свободиной, изредка в свободные вечера, по субботам, она бывала у нее. Иногда бывали и мы у нее. Я говорю «мы», то есть Свободина, Далматов и я. Редко заходил Казанцев, но, переговорив о театральных делах, исчезал, а Правдин
жил где-то
на окраине у знакомого немца, и его видели мы только
на спектаклях и репетициях. Экономный немец, он избегал наших завтраков и ужинов.
Дорога
на дачу шла через
окраину города, по Канатной улице, где в полуразвалившихся лачугах и частью в двухэтажных кирпичных домах казенной стройки
жили заводские с семьями и всякая городская беднота.
Дом, в котором она
жила со дня рождения и который в завещании был записан
на ее имя, находился
на окраине города, в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; по вечерам и по ночам ей слышно было, как в саду играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало, спать совсем не хотелось, и, когда под утро он возвращался домой, она тихо стучала в окошко из своей спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
Она мечтала о небольшой приходящей лечебнице для детей
на окраинах своего родного города, так чтобы и подгородным крестьянам сподручно было носить туда больных, и городским жителям. Если управа и не поддержит ее ежегодным пособием, то хоть врача добудет она дарового, а сама станет там
жить и всем заведовать. Найдутся, Бог даст, и частные жертвователи из купечества. Можно будет завести несколько кроваток или нечто вроде ясель для детей рабочего городского люда.
Горя чувством мщения за неудачи витебского жонда, он переносился с отдельным отрядом из потаенного места
на другое,
жил в лесах, скрывался у друзей соседей, у ксендзов, палил русские деревни, наводил страх
на витебскую
окраину.
Старушка примирилась с необходимостью, снарядила меня в дорогу и проводила меня благословлениями. Я выехал с рассветом, но доехал только до первого постоялого двора
на окраине Москвы. Здесь я нанял горницу, переоделся из форменного в заранее мною приготовленное простое русское платье, оставил все вещи
на постоялом дворе, сунул за пазуху заряженный пистолет и отправился
на квартиру, где
жил граф Довудский.
От Преображенских казарм, расположенных
на окраине тогдашнего Петербурга, до Зимнего дворца было очень далеко. Пришлось идти по Невскому проспекту, безмолвному и пустынному. По обеим сторонам его высились уже в то время обширные дома, в которых
жили сановники. Проходя мимо этих домов, солдаты входили в них и арестовывали тех, которых им было велено отвезти во дворец Елизаветы Петровны. Таким образом, они арестовали графа Остермана, графа Головнина, графа Левенвольда, барона Менгдена и многих других.
Жил это он грязно-с,
на окраине три комнаты занимал с супругою-с.
— Но
на окраине жить небезопасно, — заметил Сергей Семенович.
Говорили, что в полночь
на трубу избушки, в которой
жил патер Вацлав, спускается черный ворон и издает зловещий троекратный крик.
На крыльце избушки появляется сам «чародей» и отвечает своему гостю таким же криком. Ворон слетает с трубы и спускается
на руку патера Вацлава, который и уносит его к себе. Некоторые обыватели, заселявшие
окраины Васильевского острова, клялись и божились, что видели эту сцену собственными глазами.
Епископ
жил далеко
на окраине и не знал, что сделал патриарх.