Неточные совпадения
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице матери,
повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой
женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо
повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только
женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
Он
повернулся в другую сторону и увидел
женщину, казалось, застывшую и окаменевшую в каком-то быстром движении.
Женщина стояла, опираясь одной рукой о стол, поглаживая другой подбородок, горло, дергая коротенькую, толстую косу; лицо у нее — смуглое, пухленькое, девичье, глаза круглые, кошачьи; резко очерченные губы. Она
повернулась спиною к Лидии и, закинув руки за спину, оперлась ими о край стола, — казалось, что она падает; груди и живот ее торчали выпукло, вызывающе, и Самгин отметил, что в этой позе есть что-то неестественное, неудобное и нарочное.
За ширмами, на постели, среди подушек, лежала, освещаемая темным светом маленького ночника, как восковая, молодая белокурая
женщина. Взгляд был горяч, но сух, губы тоже жаркие и сухие. Она хотела
повернуться, увидев его, сделала живое движение и схватилась рукой за грудь.
Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро
повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая
женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку.
Как сейчас вижу маленькую юрточку на берегу запорошенной снегом протоки. Около юрточки стоят две туземные
женщины — старушки с длинными трубками. Они вышли нас провожать. Отойдя немного, я оглянулся. Старушки стояли на том же месте. Я помахал им шапкой, они ответили руками. На повороте протоки я
повернулся и послал им последнее прости.
Сложив тяжелые руки Егора на груди его, поправив на подушке странно тяжелую голову, мать, отирая слезы, подошла к Людмиле, наклонилась над нею, тихо погладила ее густые волосы.
Женщина медленно
повернулась к ней, ее матовые глаза болезненно расширились, она встала на ноги и дрожащими губами зашептала...
Женщина, как видно привыкшая к посещению незнакомых лиц, молча
повернулась и ушла.
И вот, в одну из таких паскудных ночей, когда Аннинька лихо распевала перед Евпраксеюшкой репертуар своих паскудных песен, в дверях комнаты вдруг показалась изнуренная, мертвенно-бледная фигура Иудушки. Губы его дрожали; глаза ввалились и, при тусклом мерцании пальмовой свечи, казались как бы незрящими впадинами; руки были сложены ладонями внутрь. Он постоял несколько секунд перед обомлевшими
женщинами и затем, медленно
повернувшись, вышел.
Легко, точно ребёнка, он поднял её на руки, обнял всю, а она ловко
повернулась грудью к нему и на секунду прижала влажные губы к его сухим губам. Шатаясь, охваченный красным туманом, он нёс её куда-то, но
женщина вдруг забилась в его руках, глухо вскрикивая...
Условившись, где разыщет нас, он кивнул и, круто
повернувшись, осмотрел зал; потом щелкнул пальцами, направляясь к группе стоявших под руку
женщин тяжелой, эластичной походкой. Подходя, он поднял руку, махая ею, и исчез среди пестрой толпы.
— То вас неприятно поразил разговор о доходах Квашнина? — догадалась Нина с той внезапной, инстинктивной проницательностью, которая иногда осеняет даже самых недалеких
женщин. — Да? Я угадала? — Она
повернулась к нему и опять обдала его глубоким, ласкающим взором. — Ну, говорите откровенно. Вы ничего не должны скрывать от своего друга.
— Да, получил… — тихо и осторожно сказал Илья. За окном раздался шелест веток.
Женщина зорко посмотрела сквозь стёкла и снова
повернулась лицом к Илье.
Рост у нее был прекрасный и фигура очень стройная, так что, глядя сзади на ее роскошные плечи, гибкую талию и грациозную шейку, на которой была грациозно поставлена пропорциональная головка, обремененная густейшими русыми волосами, можно было держать пари, что перед вами
женщина, не раз заставлявшая усиленно биться не одно мужское сердце; но стоило Иде Ивановне
повернуться к вам своим милым и даже, пожалуй, красивым лицом, и вы сейчас же спешили взять назад составившееся у вас на этот счет предположение.
Это «мягкое»
повернулось под ногами Аполлинария и заставило его упасть, а когда он стал вставать, то увидал, что это труп молодой крестьянской
женщины.
Лариосик. Да, корабль… Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились… Впрочем, и у них я застал драму… Ну, не стоит говорить о печалях. Время
повернулось. Вот сгинул Петлюра… Все живы… да… мы все снова вместе… И даже больше того: вот Елена Васильевна, она тоже пережила очень и очень много и заслуживает счастья, потому что она замечательная
женщина. И мне хочется сказать ей словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем…»
Он скоро заснул, Лодка
повернулась, чтобы погасить огонь, — со стены на нее смотрел большой портрет
женщины: продолговатое сухое лицо с очками на носу и бородавкой у левой ноздри.
Высокая, худая
женщина, стоявшая у открытого устья печи, слегка
повернулась в сторону Жмакина, сурово и безмолвно поклонилась, не глядя на него, и опять закопошилась у шестка.
И он совсем
повернулся к выходу, но в это самое мгновение драпировка, за которою предполагалась кровать, заколыхалась и из-за опущенной портьеры вышла высокая, полная, замечательно хорошо сложенная
женщина, в длинной и пышной ситцевой блузе, с густыми огненными рыжими волосами на голове и с некрасивым бурым лицом, усеянным сплошными веснушками.
— Здравствуйте! — ответила молодая
женщина, взглянув на меня, и сейчас же снова
повернулась к печке.
Она не договорила. Он не стал и допрашивать. Они бы долго просидели так на диване, в полуинтимных и неопределенных разговорах, если б из уборной, справа, не вышла молодая
женщина такой наружности и в таком эффектном туалете, что оба они разом
повернулись к ней лицом — и смолкли.
Он круто
повернулся и вышел в гостиную, не ускоряя шага. И ему сделалось неловко от мысли, что их сцена на русском языке могла дойти до людей в передней. Стыдно стало и за себя, до боли в висках, как мог он допустить такую дикую выходку? Помириться с нею он не в состоянии. До сих пор он был глава и главой должен остаться. Но простого подчинения мало, надо довести эту
женщину, закусившую удила, и до сознания своей громадной вины.