Неточные совпадения
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка
на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по
дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу сидел, потом батьку
на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху
на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали
ждать, что из этого выйдет.
В тот год осенняя погода
Стояла долго
на дворе,
Зимы
ждала,
ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший
двор,
Куртины, кровли и забор,
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых
на двореИ мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.
Аркадий первый вышел
на крыльцо; он взобрался в ситниковскую коляску. Его почтительно подсаживал дворецкий, а он бы с удовольствием его побил или расплакался. Базаров поместился в тарантасе. Добравшись до Хохловских выселков, Аркадий
подождал, пока Федот, содержатель постоялого
двора, запряг лошадей, и, подойдя к тарантасу, с прежнею улыбкой сказал Базарову...
А рядом с Климом стоял кудрявый парень, держа в руках железный лом, и — чихал; чихнет, улыбнется Самгину и, мигая, пристукивая ломом о булыжник,
ждет следующего чиха. Во
двор, в голубоватую кисею дыма, вбегали пожарные, влача за собою длинную змею с медным жалом. Стучали топоры, трещали доски, падали
на землю, дымясь и сея золотые искры; полицейский пристав Эгге уговаривал зрителей...
Варвара по вечерам редко бывала дома, но если не уходила она — приходили к ней. Самгин не чувствовал себя дома даже в своей рабочей комнате, куда долетали голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим домом он признал комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно
поджидая Самгина, торчал
на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
Я простился со всеми: кто хочет проводить меня пирогом, кто прислал рыбу
на дорогу, и все просят непременно выкушать наливочки, холодненького… Беда с непривычки! Добрые приятели провожают с открытой головой
на крыльцо и
ждут, пока сядешь в сани, съедешь со
двора, — им это ничего. Пора, однако, шибко пора!
Но Григорий Васильевич не приходит-с, потому служу им теперь в комнатах один я-с — так они сами определили с той самой минуты, как начали эту затею с Аграфеной Александровной, а
на ночь так и я теперь, по ихнему распоряжению, удаляюсь и ночую во флигеле, с тем чтобы до полночи мне не спать, а дежурить, вставать и
двор обходить, и
ждать, когда Аграфена Александровна придут-с, так как они вот уже несколько дней ее
ждут, словно как помешанные.
Барыня между тем уже вышла
на крыльцо и
ждет. Все наличные домочадцы высыпали
на двор; даже дети выглядывают из окна девичьей. Вдали, по направлению к конюшням, бежит девчонка с приказанием нести скорее колодки.
И развязка не заставила себя
ждать. В темную ночь, когда
на дворе бушевала вьюга, а в девичьей все улеглось по местам, Матренка в одной рубашке, босиком, вышла
на крыльцо и села. Снег хлестал ей в лицо, стужа пронизывала все тело. Но она не шевелилась и бесстрашно глядела в глаза развязке, которую сама придумала. Смерть приходила не вдруг, и процесс ее не был мучителен. Скорее это был сон, который до тех пор убаюкивал виноватую, пока сердце ее не застыло.
— И без тебя знаю. Пошли
на конный
двор сказать, чтоб
ждали меня. Буду сегодня выводку смотреть. А оттуда
на псарный
двор пройду. Иван Фомич здесь?
Покончивши с письмоводителем, Федор Васильич отправляется
на конный
двор, но, пришедши туда, взглядывает
на часы… Скоро одиннадцать, а ровно в полдень его
ждет завтрак.
В другой раз дядя, вооруженный толстым колом, ломился со
двора в сени дома, стоя
на ступенях черного крыльца и разбивая дверь, а за дверью его
ждали дедушка, с палкой в руках, двое постояльцев, с каким-то дрекольем, и жена кабатчика, высокая женщина, со скалкой; сзади их топталась бабушка, умоляя...
Привязав лошадь к столбу
на дворе, Кожин пошел с женой
на крыльцо, где их уже
ждал Ганька.
— Окажи божецкую милость, Степан Романыч, прикажи его, варнака,
на конюшне отодрать… Он
на дворе ждет.
Окно в Шурочкиной спальне было открыто; оно выходило во
двор и было не освещено. Со смелостью, которой он сам от себя не ожидал, Ромашов проскользнул в скрипучую калитку, подошел к стене и бросил цветы в окно. Ничто не шелохнулось в комнате. Минуты три Ромашов стоял и
ждал, и биение его сердца наполняло стуком всю улицу. Потом, съежившись, краснея от стыда, он
на цыпочках вышел
на улицу.
— Во-первых, вы не туда, — залепетал Петр Степанович, — нам надо сюда, а не мимо сада; а во-вторых, во всяком случае пешком невозможно, до вас три версты, а у вас и одежи нет. Если бы вы капельку
подождали. Я ведь
на беговых, лошадь тут
на дворе, мигом подам, посажу и доставлю, так что никто не увидит.
А Фока нарядился в красную рубаху, чёрные штаны, подпоясался под брюхо монастырским пояском и стал похож
на сельского целовальника. Он тоже как будто
ждал чего-то: встанет среди
двора, широко расставив ноги, сунув большие пальцы за пояс, выпучит каменные глаза и долго смотрит в ворота.
Я нашел всю компанию, то есть дядю, Бахчеева и Мизинчикова,
на заднем
дворе, у конюшен. В коляску Бахчеева впрягали свежих лошадей. Все было готово к отъезду:
ждали только меня.
И, освободившись от его руки, она отбежала несколько шагов. Дойдя до плетня своего
двора, она остановилась и оборотилась к казаку, который бежал с ней рядом, продолжая уговаривать ее
подождать на часок.
Пересмотрев давным-давно прибитые по стенам почтового
двора — и Шемякин суд, и Илью Муромца, и взятие Очакова, прочитав в десятый раз
на знаменитой картине «Погребение Кота» красноречивую надпись: »Кот Казанской, породы Астраханской, имел разум Сибирской», — Рославлев в сотый раз спросил у смотрителя в изорванном мундирном сюртуке и запачканном галстуке, скоро ли дадут ему лошадей, и хладнокровный смотритель повторил также в сотый раз свое невыносимое: «Все, сударь, в разгоне; извольте
подождать!»
Не спать ночью — значит каждую минуту сознавать себя ненормальным, а потому я с нетерпением
жду утра и дня, когда я имею право не спать. Проходит много томительного времени, прежде чем
на дворе закричит петух. Это мой первый благовеститель. Как только он прокричит, я уже знаю, что через час внизу проснется швейцар и, сердито кашляя, пойдет зачем-то вверх по лестнице. А потом за окнами начнет мало-помалу бледнеть воздух, раздадутся
на улице голоса…
Голова скрылась. Долго пришлось
ждать гостям, пока распахнулись тяжелые ворота и дорогих гостей пустили
на воеводский
двор. Сам Полуект Степаныч вышел
на крыльцо.
— Экой скорый! — пробормотала солдатка, захлопнув окно; —
подождешь, не замерзнешь!… не спится видно тебе, так бродишь по лесу, как леший проклятый… Она надела шубу, вышла, разбудила работника, и тот наконец отпер скрипучую калитку, браня приезжего; но сей последний, едва лишь ворвался
на двор и узнал от работника, что Борис Петрович тут, как опрометью бросился в избу.
— Не нужно! — продолжал Вадим: — поезжай скажи Белбородке, что послезавтра я его
жду к себе в гости; — нынешнюю весну Палицын поставил
на дворе новые качели… к двум веревкам не долго прибавить третью… итак послезавтра… скажи, что Красная шапка ему кланяется. — Ступай.
Помню, я пересек
двор, шел
на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников
ждал меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки — Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской больницей.
Смущение его было в такой сильной степени, что, вышед
на крыльцо, он не
подождал и кареты, а сам пошел прямо через грязный
двор до своего экипажа.
Селиван знал, что
на шестой версте от городка, по запустевшей дороге, постоялому
двору не место, и, в нем сидючи, никакого заезда
ждать невозможно; но, однако, как это был еще первый случай, когда ему предлагали иметь свой угол, то он согласился.
Савелью пришлось
подождать довольно долго, пока свет наверху исчез и послышался стук отворявшихся дверей. Старик с фонарем в руках шел
на двор, потому что ключа от калитки в ночное время он не доверял никому.
Когда ей подавали экипаж или верховую лошадь, я подходил к окну и
ждал, когда она выйдет из дому, потом смотрел, как она садилась в коляску или
на лошадь и как выезжала со
двора.
Лодка бесшумно скользнула в угол коридора,
подождав, когда подруги выбежали
на двор, прошла в комнату Фелицаты, сбросила там изорванное белье и
на минуту неподвижно замерла, точно готовясь прыгнуть куда-то.
Преосвященный владыко архиерей своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего не зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав нашего ангела, выслал его, как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с ним помчался; а дед же Марой, свое слово наблюдая, остался под тем самым окном
на дворе и
ждет последней минуты, чтобы, как Лука не возвратится, сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с ломом и с долотом, как настоящий злодей.
— Что же вы
ждете? Разве вы не слышите, чтό
на дворе?
Федор Иваныч. Пусть
на дворе подождут, я тогда вышлю.
На дворе было тихо и пусто. Григорий, идя к двери гармониста, одновременно чувствовал озноб страха и острое удовольствие от того, что из всех обитателей дома один он смело идёт к больному. Это удовольствие ещё более усилилось, когда он заметил, что из окон второго этажа
на него смотрят портные. Он даже засвистал, ухарски тряхнув головой. Но у двери в каморку гармониста его
ждало маленькое разочарование в образе Сеньки Чижика.
На дворе было тихо; деревня по ту сторону пруда уже спала, не было видно ни одного огонька, и только
на пруде едва светились бледные отражения звезд. У ворот со львами стояла Женя неподвижно,
поджидая меня, чтобы проводить.
Молитва виднелась
на устах, молитва во взоре, молитва в нем самом… и привратнцк, тот же старец, которого он
ждал целую ночь, но еще старее, отворил ему вороты, и он опять въехал в этот тихий, умерший
двор, где люди не измяли зеленой травы, где одни черные рясы мелькали меж белых надгробных камней, где душистые лимоны и пышные смоковницы заслоняли одни черные рясы и белые надгробные камни.
И Attalea поняла, что для нее все было кончено. Она застывала. Вернуться снова под крышу? Но она уже не могла вернуться. Она должна была стоять
на холодном ветре, чувствовать его порывы и острое прикосновение снежинок, смотреть
на грязное небо,
на нищую природу,
на грязный задний
двор ботанического сада,
на скучный огромный город, видневшийся в тумане, и
ждать, пока люди там, внизу, в теплице, не решат, что делать с нею.
— Вона, худы валенки-то, — во что обуешься теперь, — ворчала старуха, простанывая по временам. — Немало толстолобому говорила: купи да купи, так
на базаре нет… эка, брат, и валенок про нас
на базаре не стало… а сивку… да… продали… не сам еще заводил… ловок больно… да… а не говори — и не говорю… Успенье
на дворе, а еще и пар не запарили…
жди, паря, хлеба… то-то… порядки какие… ой, батюшки, тошнехонько! Ой-ой, тошнехонько!..
Из-за стола
Встают. Хозяйка молодая
Черезвычайно весела;
Граф, о Париже забывая,
Дивится, как она мила.
Проходит вечер неприметно;
Граф сам не свой; хозяйки взор
То выражается приветно,
То вдруг потуплен безответно…
Глядишь — и полночь вдруг
на двор.
Давно храпит слуга в передней,
Давно поет петух соседний,
В чугунну доску сторож бьет;
В гостиной свечки догорели.
Наталья Павловна встает:
«Пора, прощайте!
ждут постели.
И с той поры, как ни случится, бывало, Патапу Максимычу встретиться с попом Сушилой, тотчас от него отворотится и даже начнет отплевываться, а Сушило каждый раз вслед ему крикнет, бывало: «Праздник такой-то
на дворе, гостей
жди: с понятыми приеду, накрою
на службе в моленной…» И про эти угрозы от людей стороной узнавала Аксинья Захаровна и каждый раз, как в моленную люди сойдутся, строго-настрого наказывала старику Пантелею ставить
на задах усадьбы караульных, чтоб неверный поп в самом деле службу врасплох не накрыл.
Новость, сообщенная мне Оленькой, так меня взволновала, что я и не заметил, как шарабан наш проехал мимо моей деревеньки, как он въехал
на графский
двор и остановился у крыльца управляющего… Увидев выбежавших детишек и улыбающееся лицо Урбенина, подскочившего высаживать Оленьку, я выпрыгнул из шарабана и, не простившись, побежал к графскому дому. Здесь
ждала меня новая новость.
Лошади, коровы, овцы и ульи мало-помалу, друг за дружкой стали исчезать со
двора, долги росли, жена становилась постылой… Все эти напасти, как говорил Максим, произошли оттого, что у него злая, глупая жена, что бог прогневался
на него и
на жену… за больного казака. Он всё чаще и чаще напивался. Когда был пьян, то сидел дома и шумел, а трезвый ходил по степи и
ждал, не встретится ли ему казак…
Собака заснула за
двором. Голодный волк набежал и хотел съесть ее. Собака и говорит: «Волк!
подожди меня есть, — теперь я костлява, худа. А вот, дай срок, хозяева будут свадьбу играть, тогда мне еды будет вволю, я разжирею, — лучше тогда меня съесть». Волк поверил и ушел. Вот приходит он в другой раз и видит — собака лежит
на крыше. Волк и говорит: «Что ж, была свадьба?» А собака и говорит: «Вот что, волк: коли другой раз застанешь меня сонную перед
двором, не дожидайся больше свадьбы».
Объяснения депутатов с попечителем и столичными властями длились довольно долгое время. Толпа студентов
на университетском
дворе терпеливо
ждала возвращения уполномоченных. К ней присоединилось много посторонних лиц: партикулярных и военных, моряков, медиков, юнкеров и воспитанников разных учебных заведений.
— Ну
подожди, потерпи…Я предчувствую, что подарок, который поднесет тебе сегодня судьба, будет достоин нашего внимания…Хе-хе…Я предчувствую, что мы недаром плетемся ко
двору благородных графов Гольдаугенов! Хе-хе…Когда мы войдем во
двор и заиграем, нас засыпят презренным металлом. Мы набьем наши карманы монетой. Ильку угостят обедом…Хе-хе…Мечтай, Илька! Чего не бывает
на свете? Авось всё, что я говорю, правда!
Ждать приходилось недолго,
на дворе уже заметно серело, и у соседа Висленевых, в клетке,
на высоком шесте, перепел громко ударял свое утреннее «бак-ба-бак!».
На дворе уже по-осеннему стемнело и был час обеда, к которому Глафира Васильевна
ждала Горданова, полулежа с книгой
на небольшом диванчике пред сервированным и освещенным двумя жирандолями столом.
Прогромыхал где-то гром. Сильный дождь сразу пошел
на него. Но он был еще полон того, что нашло
на него сейчас, и даже не развернул зонтика, когда переходил через
двор скита к воротам, где его
ждал извозчик.
Пролетка
ждала его
на дворе у крыльца. Извозчиков в городе не было; но ему не очень понравился этот вид любезности. От „Петьки“ он не желал вообще ничем одолжаться. Чувство гимназиста из мужицких приемышей всплыло в нем гораздо ярче, чем он ожидал.
На дворе во всей своей холодной, нелюдимой красе стояла тихая морозная ночь. Луна и около нее два белых пушистых облачка неподвижно, как приклеенные, висели в вышине над самым полустанком и как будто чего-то
ждали. От них шел легкий прозрачный свет и нежно, точно боясь оскорбить стыдливость, касался белой земли, освещая всё: сугробы, насыпь… Было тихо.