Неточные совпадения
С толпой журнальных кунаков
Своим изданьем, без сомненья,
В России заменил Катков
С успехом третье отделенье.
В доносах грязных изловчась,
Он, если очень
злобой дышит,
Свою статью прочтет подчас
И на себя донос напишет.
Дьякон и учитель похожи были на двух друзей, которые только что пробежались в горелки и отдыхают. В лице дьякона не было ни малейшей
злобы: ему скорей было весело. Тяжко
дыша и поводя вокруг глазами, он заметил посреди дороги два торчащие из пыли человеческие ребра и обратясь к Препотенскому, сказал ему...
Голос изменил ей. Литвинов поднял голову и посмотрел на Ирину; она
дышала быстро, губы ее дрожали. Сердце в нем вдруг забилось, и чувство
злобы исчезло.
Миха каждый день поучает меня — словно крепкой верёвкой туго вяжет; горит он весь, дымится
злобой против мира, а я
дышу его речами и уже весь изнутри густо сажей покрыт.
Матвей пошатнулся, и лицо его в одно мгновение стало спокойным, равнодушным; Яков, тяжело
дыша, возбужденный и испытывая удовольствие оттого, что бутылка, ударившись о голову, крякнула, как живая, не давал ему упасть и несколько раз (это он помнил очень хорошо) указал Аглае пальцем на утюг, и только когда полилась по его рукам кровь и послышался громкий плач Дашутки, и когда с шумом упала гладильная доска и на нее грузно повалился Матвей, Яков перестал чувствовать
злобу и понял, что произошло.
— Понимаешь ты, что это такое? Понимаешь — это город
дышит, это не туман, а дыхание этих камней с дырами. Здесь вонючая сырость прачечных, копоть каменного угля, здесь грех людей, их
злоба, ненависть, испарения их матрацев, запах пота и гнилых ртов… Будь ты проклят, анафема, зверь, зверь — ненавижу!
И мы неслись под пламенные звуки,
И — боже мой — как дивно хороша
Она была! и крепко наши руки
Сжимались, — и навстречу к ней душа
Моя неслась в томленьи новой муки.
«И я тебя люблю! — едва
дыша,
Я повторял. — Что нам людская
злоба!
Взгляни в глаза мне; твой, — я твой до гроба...
И чтение продолжалось. И по мере того, как продолжалось оно, оказывалось и достодолжное воздействие его на либерала и патриота славнобубенского. Брови его супились, лицо хмурилось, губы подергивало нервическою гримаскою. Он то бледнел, то наливался пунцовым пионом и
дышал тяжело, с каким-то сопеньем; на лбу проступали капли крупного поту, а в глазах выражение
злобы и негодования сменялось порою выражением ужаса и боязни.
— Да, — с тяжелым вздохом молвил Пахом. — Великой
злобой дышат духи поднебесные, злобные начальники, власти вражие, миродержатели тьмы века сего. Как противустать им в день лютый?.. Как их преодолеть?.. Как против них устоять?..
Давно они лютою
злобою дышат на его отца, не разумея в своей тупости и подлости, что он один на всем селе истинный радетель за правду и справедливость.
Вася охотно бы заплакал, но плакать нельзя. Если отец, у которого болит голова, услышит плач, то закричит, затопает ногами и начнет драться, а с похмелья дерется он ужасно. Бабушка вступится за Васю, а отец ударит и бабушку; кончится тем, что Егорыч вмешается в драку, вцепится в отца и вместе с ним упадет на пол. Оба валяются на полу, барахтаются и
дышат пьяной, животной
злобой, а бабушка плачет, дети визжат, соседи посылают за дворником. Нет, лучше не плакать.
— Ужели ты подумала, что я, говоря: «негодяй», «подлец», говорил это про твоего отца… О, не думай этого. Я говорил о том гнусном сплетнике, который из
злобы и ненависти ко мне, нанес тебе такой страшный удар… Тебе не надо называть его… я его знаю… И с ним будет у меня коротка расправа! Этот подлец не будет
дышать одним воздухом с тобою…