Неточные совпадения
Имел он все, что надобно
Для счастья: и спокойствие,
И деньги, и почет,
Почет завидный, истинный,
Не купленный ни деньгами,
Ни страхом: строгой правдою,
Умом и добротой!
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами
ума и сердца; но у него был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски. Этот не весьма замысловатый дар природы сделался
для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое время обоняние его было до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как
для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим
умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Чем больше он узнавал брата, тем более замечал, что и Сергей Иванович и многие другие деятели
для общего блага не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но
умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от
ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо было художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно им было необходимо,
для того чтобы называть то, о чем они не имели никакого понятия, но хотели говорить.
Константин Левин смотрел на брата как на человека огромного
ума и образования, благородного в самом высоком значении этого слова и одаренного способностью деятельности
для общего блага.
Для Сергея Ивановича меньшой брат его был славный малый, с сердцем поставленным хорошо (как он выражался по — французски), но с
умом хотя и довольно быстрым, однако подчиненным впечатлениям минуты и потому исполненным противоречий. Со снисходительностью старшего брата, он иногда объяснял ему значение вещей, но не мог находить удовольствия спорить с ним, потому что слишком легко разбивал его.
Обдумывая, что он скажет, он пожалел о том, что
для домашнего употребления, так незаметно, он должен употребить свое время и силы
ума; но, несмотря на то, в голове его ясно и отчетливо, как доклад, составилась форма и последовательность предстоящей речи.
Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и смерти
для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на
ум.
Они были дружны с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это было тщетно. Каждый раз, как Левин пытался проникнуть дальше открытых
для всех дверей приемных комнат
ума Свияжского, он замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался в его взгляде, как будто он боялся, что Левин поймет его, и он давал добродушный и веселый отпор.
За столом,
для лучшего вида, рассадил всех по росту, а не по
уму, так что ослам доставались лучшие куски, умным — оглодки.
Все это произвело ропот, особенно когда новый начальник, точно как наперекор своему предместнику, объявил, что
для него
ум и хорошие успехи в науках ничего не значат, что он смотрит только на поведенье, что если человек и плохо учится, но хорошо ведет себя, он предпочтет его умнику.
—
Уму непостижимо! — сказал он, приходя немного в себя. — Каменеет мысль от страха. Изумляются мудрости промысла в рассматриванье букашки;
для меня более изумительно то, что в руках смертного могут обращаться такие громадные суммы! Позвольте предложить вам вопрос насчет одного обстоятельства; скажите, ведь это, разумеется, вначале приобретено не без греха?
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми
для дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался
ума.
Чичиков заметил, что это, точно, случается и что в натуре находится много вещей, неизъяснимых даже
для обширного
ума.
Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно;
В бесплодной сухости речей,
Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум
Не улыбнется томный
ум,
Не дрогнет сердце, хоть
для шутки.
И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой.
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный
ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей
для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль в
уме ее родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да стол подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на
уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна!
для кого ж оно?
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без
ума:
Верней нет места
для признаний
И
для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то… не то, избави Боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.
— Я-то в уме-с, а вот вы так… мошенник! Ах, как это низко! Я все слушал, я нарочно все ждал, чтобы все понять, потому что, признаюсь, даже до сих пор оно не совсем логично… Но
для чего вы все это сделали — не понимаю.
Все-таки
для него составляло вопрос: почему она так слишком уже долго могла оставаться в таком положении и не сошла с
ума, если уж не в силах была броситься в воду?
А
для больших
умов — пустые только шутки!
Паратов. Очень просто, потому что если мужчина заплачет, так его бабой назовут, а эта кличка
для мужчины хуже всего, что только может изобресть
ум человеческий.
Прочитав это письмо, я чуть с
ума не сошел. Я пустился в город, без милосердия пришпоривая бедного моего коня. Дорогою придумывал я и то и другое
для избавления бедной девушки и ничего не мог выдумать. Прискакав в город, я отправился прямо к генералу и опрометью к нему вбежал.
Конечно, нет в нем этого
ума,
Что гений
для иных, а
для иных чума,
Который скор, блестящ и скоро опротивит,
Который свет ругает наповал,
Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал;
Да эдакий ли
ум семейство осчастливит?
Казалось, она находилась во власти каких-то тайных,
для нее самой неведомых сил; они играли ею, как хотели; ее небольшой
ум не мог сладить с их прихотью.
Неразменный рубль — это есть сила, которая может служить истине и добродетели, на пользу людям, в чем
для человека с добрым сердцем и ясным
умом заключается самое высшее удовольствие.
Самгин почувствовал в ней мягкое, но неодолимое упрямство и стал относиться к Любаше осторожнее, подозревая, что она — хитрая, «себе на
уме», хотя и казалась очень откровенной, даже болтливой. И, если о себе самой она говорит усмешливо, а порою даже иронически, — это
для того, чтоб труднее понять ее.
«Поблек, — думал Самгин, выходя из гостиницы в голубоватый холод площади. — Типичный русский бездельник. О попах — нарочно,
для меня выдумал. Маскирует чудачеством свою внутреннюю пустоту. Марина сказала бы: человек бесплодного
ума».
— Помните вы его трагический вопль о необходимости «делать огромные усилия
ума и совести
для того, чтоб построить жизнь на явной лжи, фальши и риторике»?
— Возьмем на прицел глаза и
ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из народа людей поумнее
для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
— Нет, я о себе. Сокрушительных размышлений книжка, — снова и тяжелее вздохнул Захарий. — С
ума сводит. Там говорится, что время есть бог и творит
для нас или противу нас чудеса. Кто есть бог, этого я уж не понимаю и, должно быть, никогда не пойму, а вот — как же это, время — бог и, может быть, чудеса-то творит против нас? Выходит, что бог — против нас, — зачем же?
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед
для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с
ума от любви к народу, от страха за его судьбу, как сходит с
ума Глеб Успенский.
— Послан сюда
для испытания трезвости
ума и благонамеренности поведения. Но, кажется, не оправдал надежд. Впрочем, я об этом уже говорил.
— Зотиха, Марина Петровна, указала нам, — говорили они, и чувствовалось, что
для этих людей Марина — большой человек. Он объяснял это тем, что захолустные, полудикие люди ценят ее деловитый
ум, ее знание жизни.
— Нам все едино-с! И позвольте сказать, что никакой крестьянской войны в Германии не было-с, да и быть не может, немцы — люди вышколенные, мы их — знаем-с, а войну эту вы сами придумали
для смятения
умов, чтоб застращать нас, людей некнижных-с…
Она — дочь кухарки предводителя уездного дворянства, начала счастливую жизнь любовницей его, быстро израсходовала старика, вышла замуж за ювелира, он сошел с
ума; потом она жила с вице-губернатором, теперь живет с актерами, каждый сезон с новым; город наполнен анекдотами о ее расчетливом цинизме и удивляется ее щедрости: она выстроила больницу
для детей, а в гимназиях, мужской и женской, у нее больше двадцати стипендиатов.
— Ты хочешь напомнить: «Что у трезвого — на
уме, у пьяного — на языке»? Нет, Валентин — фантазер, но это
для него слишком тонко. Это — твоя догадка, Клим Иванович. И — по лицу вижу — твоя!
В классовом обществе о космосах и тайнах только
для устрашения
ума говорят, а другого повода — нет, потому что космосы и тайны прибылей буржуазии не наращивают.
После пяти, шести свиданий он чувствовал себя у Маргариты более дома, чем в своей комнате. У нее не нужно было следить за собою, она не требовала от него ни
ума, ни сдержанности, вообще — ничего не требовала и незаметно обогащала его многим, что он воспринимал как ценное
для него.
— Говорил, что все люди
для тебя безразличны, ты презираешь людей. Держишь — как песок в кармане — умишко второго сорта и швыряешь в глаза людям, понемногу, щепотками, а настоящий твой
ум прячешь до времени, когда тебя позовут в министры…
— Да. Он прибыл сюда не столько
для просвещения
умов, как на свадьбу сестры своей, курсисточки, она вышла замуж за сына первейшего здешнего богача Едокова, Ездокова…
— Так он, бывало, вечерами, по праздникам, беседы вел с окрестными людями. Крепкого
ума человек! Он прямо говорил: где корень и происхождение? Это, говорит, народ, и
для него, говорит, все средства…
Отличный пример
для ищущего движения
ума!
Иногда, вместо сплетней и злословия, он вдруг принимался неумеренно возвышать Илью Ильича по лавочкам и на сходках у ворот, и тогда не было конца восторгам. Он вдруг начинал вычислять достоинства барина,
ум, ласковость, щедрость, доброту; и если у барина его недоставало качеств
для панегирика, он занимал у других и придавал ему знатность, богатство или необычайное могущество.
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И
для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных речей и сладких слез.
Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов, провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем
для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно:
ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
Она знала, у кого спросить об этих тревогах, и нашла бы ответ, но какой? Что, если это ропот бесплодного
ума или, еще хуже, жажда не созданного
для симпатии, неженского сердца! Боже! Она, его кумир — без сердца, с черствым, ничем не довольным
умом! Что ж из нее выйдет? Ужели синий чулок! Как она падет, когда откроются перед ним эти новые, небывалые, но, конечно, известные ему страдания!
Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был
для него глубже гамлетовского. Идти вперед — это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с
ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!
И сам он как полно счастлив был, когда
ум ее, с такой же заботливостью и с милой покорностью, торопился ловить в его взгляде, в каждом слове, и оба зорко смотрели: он на нее, не осталось ли вопроса в ее глазах, она на него, не осталось ли чего-нибудь недосказанного, не забыл ли он и, пуще всего, Боже сохрани! не пренебрег ли открыть ей какой-нибудь туманный,
для нее недоступный уголок, развить свою мысль?