Неточные совпадения
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к двери, а Клим, оставшись в комнате, глядя в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил
с маленьким изящным
евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но
делает его завидно цельным человеком. Это — так.
Отпустил он меня, а я прямо к знакомому жиду, картузник-старичок, умнеющий
еврей, замечательный, всё знал, из кантонистов, как начнёт рассказывать, что
с ними
делали, — просто ужас слышать!
— Да-с, вот тоже у нашего молодца скандал один вышел. Тоже рассудить слишком трудно. Тоже попалась такая женщина, что распутевая. И пошла чертить. А малый степенный и
с развитием. Сначала
с конторщиком. Уговаривал он тоже добром. Не унялась. Всякие пакости
делала. Его деньги стала красть. И бил он ее. Что ж, всё хужела.
С некрещеным,
с евреем,
с позволенья сказать, свела шашни. Что ж ему
делать? Бросил ее совсем. Так и живет холостой, а она слоняется.
— Теперь могу-с, — отвечает: —
евреи в действительности не по природе падают, а
делают один обегдот, чтобы службы обежать.
Разве не очевидно, что такое решение вопроса есть только перефразированное царство Мессии, в котором роль Мессии играет наука, а что для того, чтобы объяснение такое объясняло что-нибудь, необходимо верить в догматы науки так же бесконтрольно, как верят
Евреи в Мессию, что и
делают правоверные науки, —
с тою только разницей, что правоверному
Еврею, представляющему себе в Мессии посланника Божия, можно верить в то, что он всё своей властью устроит отлично; для правоверного же науки по существу дела нельзя верить в то, чтобы посредством внешнего изучения потребностей можно было решить главный и единственный вопрос о жизни.
Они простились. Когда Антон выезжал со двора, слуга его, недокрещенец, подошел к нему, чтобы также проститься: он ехал
с своим наставником и покровителем в дальние земли. Молодой человек умел и в этом случае оценить тонкое чувство
еврея. Не легко было б иметь в услугах еретика, отступника от Христова имени! Возвращаясь домой, он разбирал благородные чувства жида
с особенною благодарностью, но обещал себе
сделать приличное омовение от нечистоты, которою его отягчили руки, распинавшие Спасителя.
— Что будешь
делать! — продолжал он, и чем ярче воскресало в нем прошлое, тем сильнее чувствовался в его речи еврейский акцент. — Родители наказали меня и отдали дедушке, старому еврею-фанатику, на исправление. Но я ночью ушел в Шклов. А когда в Шклове ловил меня мой дядя, я пошел в Могилев; там пробыл два дня и
с товарищем пошел в Стародуб.
Павел Флегонтыч. Вы… не пойдете
с ним, Эсфира! (Гориславская бледнеет и в величайшем смущении.) А если это
сделаете, через пять минут все, что здесь есть, узнают, что вы дочь
еврея Соломона, и Леандров первый!.. Выбирайте. Мое слово неизменно, как свят Бог! Идите со мною! решайтесь поскорей!
Например, наш сегодняшний дикий спор
с Сашей. Я всегда гордился своей гуманностью, которую считаю обязательной для интеллигентного человека, и никогда не
делал различия между национальностями, немец ли это, француз или даже
еврей. А между тем и эти газеты, и вся наша контора вот уже два месяца стараются внушить мне, что я должен ненавидеть немцев, и вот сегодня то же самое в чрезвычайно грубой форме заявила Саша: «Если ты еще и теперь любишь немцев, то ты настоящий подлец!»
Тут не пером описать то, что начало делаться
с евреем, пока дошло до конца дело: он
делал поклоны и реверансы не только встречным живым инокам, но даже и стенным изображениям, которые, вероятно, производили на него свое впечатление, и все вздыхал.
Главная задача нашей жизни по этому представлению не в том, чтобы прожить ту данную нам смертную жизнь так, как хочет податель жизни, не в том, чтобы
сделать ее вечною в поколениях людей, как
евреи, или слиянием ее
с волею отца, как учил Христос, а в том, чтобы уверить себя, что после этой жизни начнется настоящая.
Надо было найти личность низшего разряда, конечно, самое лучшее жида, — и разгулявшиеся офицеры отнеслись
с предложением такого рода к прислуживавшим
евреям, но те, по трусости и жизнелюбию, не только не согласились сидеть на таком сеансе, но даже покинули свои посты при торговле и предоставили всю лавку во власть господ офицеров, а сами разбежались и скрылись, хотя, конечно, не переставали наблюдать из скрытных мест за тем, кто что будет брать, и вообще что станет далее
делать шумливая компания.