Неточные совпадения
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и
обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые
даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
— Я должен
обдумать и поискать указаний. Послезавтра я
дам вам решительный ответ, — сообразив что-то, сказал он.
— Что ж нам думать? Александр Николаевич Император нас
обдумал, он нас и
обдумает во всех делах. Ему видней. Хлебушка не принесть ли еще? Парнишке еще
дать? — обратился он к Дарье Александровне, указывая на Гришу, который доедал корку.
Он думал о том, что Анна обещала ему
дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и
обдумывал вопрос, как это сделать.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он
дал мне это порученье, верно,
обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал думать о дороге, в то время, когда Муразов все еще повторял в себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью да на доброе дело!»
— Что это, братец, через две недели, помилуй, вдруг так!.. — говорил Обломов. —
Дай хорошенько
обдумать и приготовиться… Тарантас надо какой-нибудь… разве месяца через три.
Он
дал ей десять рублей и сказал, что больше нет. Но потом,
обдумав дело с кумом в заведении, решил, что так покидать сестру и Обломова нельзя, что, пожалуй, дойдет дело до Штольца, тот нагрянет, разберет и, чего доброго, как-нибудь переделает, не успеешь и взыскать долг, даром что «законное дело»: немец, следовательно, продувной!
Он не договорил и очень неприятно поморщился. Часу в седьмом он опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек. Уже рассвело. Голова у меня слегка кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой
дамы выдвигал его совсем в другом свете. Чтоб удобнее
обдумать, я прилег на постель Васина так, как был, одетый и в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать — и вдруг заснул, даже не помню, как и случилось. Я проспал почти четыре часа; никто-то не разбудил меня.
Дело это
обдумаю и
дам тебе знать через Смурова (вот этого самого мальчика, который теперь со мной пришел и который всегда мне был предан): буду ли продолжать с тобою впредь отношения, или брошу тебя навеки, как подлеца».
Он, как и все прочие, сбит с толку военным положением всего «темного царства»; обман свой он
обдумывает не как обман, а как ловкую и, в сущности, справедливую, хотя юридически и незаконную штуку; прямой же неправды он не любит: свахе он обещал две тысячи и
дает ей сто целковых, упираясь на то, что ей не за что
давать более.
Да я голову на отсечение
дам, если он вас уже не надул и уже не
обдумал, как бы вас еще дальше надуть!
Павел велел
дать себе умываться и одеваться в самое лучшее платье. Он решился съездить к Мари с утренним визитом, и его в настоящее время уже не любовь, а скорее ненависть влекла к этой женщине. Всю дорогу от Кисловки до Садовой, где жила Мари, он
обдумывал разные дерзкие и укоряющие фразы, которые намерен был сказать ей.
— Но к завтраму вы отдохнете и
обдумаете. Сидите дома, если что случится,
дайте знать, хотя бы ночью. Писем не пишите, и читать не буду. Завтра же в это время приду сама, одна, за окончательным ответом, и надеюсь, что он будет удовлетворителен. Постарайтесь, чтобы никого не было и чтобы сору не было, а это на что похоже? Настасья, Настасья!
Были и случаи неповиновения властям: будочник просил у торговки пять грибов на щи, а она
давала два, и будочник качал головой, как бы
обдумывая, не расстрелять ли бабу за упорство…
Я
даю вам два дня, чтобы их
обдумать.
— Солнышко мое! — с глубокой нежностью произнесла Олеся. — Уж за одни твои слова спасибо тебе… Отогрел ты мое сердце… Но все-таки замуж я за тебя не пойду… Лучше уж я так пойду с тобой, если не прогонишь… Только не спеши, пожалуйста, не торопи меня.
Дай мне денька два, я все это хорошенько
обдумаю… И с бабушкой тоже нужно поговорить.
Когда я вошел к Орлову с платьем и сапогами, он сидел на кровати, свесив ноги на медвежий мех. Вся его фигура выражала смущение. Меня он не замечал и моим лакейским мнением не интересовался: очевидно, был смущен и конфузился перед самим собой, перед своим «внутренним оком». Одевался, умывался и потом возился он со щетками и гребенками молча и не спеша, как будто
давая себе время
обдумать свое положение и сообразить, и даже по спине его заметно было, что он смущен и недоволен собой.
— Зачем говорить так? Давайте-ка лучше
обдумаем вместе, что нам делать. Ни вам, ни мне уже нельзя оставаться здесь… Куда вы намерены ехать отсюда?
Чем он больше это
обдумывал, тем больше несообразности видел в этом странном поступке княгини, и, не смея сердиться на нее, он
дал волю своему гневу против сына: как он смел, молокосос, «не отпроситься».
Матрена. Тоже острабучилась как баба. Да и то сказать, обидно. Ну, да слава богу,
дай это дело прикроем, в концы в воду. Спихнем девку без греха. Останется сынок жить покойно. Дом, слава богу, полная чаша. Тоже в меня не забудет. Без Матрены что б они были? Ничего б вы не
обдумать. (В погреб.) Готово, что ли, сынок?
У
дамы куча родственников; между ними находятся помещики, чиновники, великие мужи и мелюзга, богатые и бедные, пьяницы и шулера;
обдумывайте и взвешивайте каждое ваше слово говоря вообще и о помещичьем сословии, о чиновниках, шулерах и проч.
— Спешить не спеши, а все-таки маленько поторапливайся, — перебил Доронина Марко Данилыч. — Намедни, хоть и сказал тебе, что Меркулову не взять по рублю по двадцати, однако ж,
обдумав хорошенько, эту цену
дать я готов, только не и́наче как с рассрочкой: половину сейчас получай, пятнадцать тысяч к Рождеству, остальные на предбудущую ярманку. Процентов не начитать.
Лариса, выслушав Подозерова,
дала ему слово
обдумать его предложение и ответить ему на днях положительно и ясно.
На половине «кавалер-дамы» Екатерины Захаровны (так величал ее покойный граф) долго еще оставались откупщик и артист и раздавалась «miserable Klimperei», a граф все сидел и, может быть,
обдумывал один из своих финансовых планов, а может быть просто дремал после прогулки на лошади.
— Не посрамите себя перед ним,
дайте в душе вашей место голосу совести и отвечайте ему кротко, что внушит вам рассудок. Настало время решительное. Отечество наше зыблется. Вы сыны его; я пастырь ваш; мы должны поддержать его, исцелить язвы, которые и прежде недрились в самом сердце его!
Обдумайте, решитесь и преклоните колена перед милосердной заступницей нашей, святой Софией.
Он стоял и ждал. Прошло несколько томительных часов, и он со всех сторон успел
обдумать свое положение. Раздался легкий стук двери… Она вышла… Это точно была она, он в том убедился и
дал ей проскользнуть в хоромы. В его голове созрел план, и он, почти успокоенный, осторожно перелез назад через забор.
Если бы он действительно приехал на другой или даже на третий день после того, как Никита сообщил о своем подневольном к нему визите, сразу захватил бы молодую девушку врасплох, то она под влиянием страха решилась бы на все, но он
дал ей время все
обдумать,
дал время выбрать против себя оружие.
— Не посрамите себя перед ним,
дайте в душе вашей место голосу совести и отвечайте ему кротко, что внушит вам рассудок. Настало время решительное. Отечество наше зыблется. Вы сыны его; я пастырь ваш; мы должны поддержать, исцелить язвы, которые и прежде гнездились в самом сердце его!
Обдумайте, решитесь и преклоните колена перед милосердной заступницей нашей, святой Софиею.
— Не говори, молчи.
Дай поплакать, это слезы счастья… Ведь всего месяц назад я не могла думать, что все так хорошо, скоро и счастливо устроится… Ведь сколько я пережила за время твоего ареста, один Бог знает это, я напрягала все свои душевные силы, чтобы казаться спокойной… Мне нужно было это спокойствие, чтобы
обдумать план твоего спасения, но все-таки сомнение в исходе моих хлопот грызло мне душу… А теперь, теперь все кончено, ты мой…
— Не извольте огорчаться, мед ваш мы с собой прихватим. Потолкуйте с царицей, что ей слаще: здесь без вас бело тело муравьям скормить либо с вами на воле на королевскую вакансию выйти… Генерал, поди, заждался, землю под собой роет. Папаша без вестей истосковался. Час сроку
даю,
обдумайте. Тоже и я не безногий, тони, кому охота, а мы на песочек…
Я позвал Прашу и сказал ей, что в моих руках есть для ее ребенка двести рублей и что ей остается теперь поместить дитя в почтамт, а самой идти на место, о котором для нее постараются
дамы. Я это объявил ей с апломбом, потому что мне представлялось, будто мы с
дамами превосходно
обдумали ее положение. Праша выслушала меня со вниманием и не противоречила, а немедленно же пошла в почтамт. Но только мне показалось, что она «собирала лоб» и как будто была чем-то недовольна, когда я ей изъяснял свои соображения.