Неточные совпадения
— Да куды ж мне, сами посудите! Мне нельзя начинать с канцелярского писца. Вы позабыли, что у меня семейство. Мне сорок, у меня уж и поясница болит, я обленился; а должности мне поважнее не
дадут; я ведь не на хорошем счету. Я признаюсь вам: я бы и сам не взял наживной должности. Я человек хоть и дрянной, и картежник, и все что хотите, но
взятков брать я не стану. Мне не ужиться с Красноносовым да Самосвистовым.
—
Взятку надобно
дать, — устало сказал Захарий.
— Нет, — говорил он без печали, без досады. — Здесь трудно человеку место найти. Никуда не проникнешь. Народ здесь, как пчела, —
взятки любит, хоть гривенник, а —
дай! Весьма жадный народ.
«Точно
взятку дали. Впрочем — за что? Я иногда бываю несправедлив к людям».
Оттого китаец делает что хочет: если он чиновник, он берет
взятки с низших и
дает сам их высшим; если он солдат, он берет жалованье и ленится и с поля сражения бегает: он не думает, что он служит, чтобы воевать, а чтоб содержать свое семейство.
Староста, никогда не мечтавший о существовании людей в мундире, которые бы не брали
взяток, до того растерялся, что не заперся, не начал клясться и божиться, что никогда денег не
давал, что если только хотел этого, так чтоб лопнули его глаза и росинка не попала бы в рот.
Благодаря глупому и безобразному закону, одинаково наказывающему того, который, будучи честным человеком,
дает деньги чиновнику, и самого чиновника, который берет
взятку, — дело было скверное, и старосту надобно было спасти во что б ни стало.
— В низших местах берут заседатели, исправники, судьи — этим
взятки не крупные
дают. В средних местах берут председатели палат, губернаторы — к ним уж с малостью не подходи. А в верхних местах берут сенаторы — тем целый куш подавай. Не нами это началось, не нами и кончится. И которые люди полагают, что
взятки когда-нибудь прекратятся, те полагают это от легкомыслия.
А другой, у которого протекции нет и
взятку дать не на что, никаких указов дождаться не может — разве смотритель из человечности сжалится да к семье на денек отпустит.
Перед праздниками Охотный ряд возил московским Сквозник-Дмухановским возами съестные
взятки,
давали и «сухими» в конверте.
Взятки давали дьяконы, дьячки, пономари и окончившие академию или семинарию студенты, которым
давали места священников.
…Без вашего позволения я не смел прямо отправить холст: в таких случаях всегда боюсь обидеть; не имея привычки брать
взяток, боюсь их и
давать… [Тобольское почтовое начальство притесняло туринского почтового чиновника за то, что он принял от М. П. Ледантю для отсылки в Петербург рукопись перевода «Мыслей» Паскаля. Холст посылался тобольскому начальству для умиротворения его.]
С этой
дамы я уж взял два месяца тому назад
взятку.
Года два я потом крутился: прятался,
взятки давал, писал прошения…
У Н.И. Пастухова осталась еще с молодых лет боязнь всякого начальства, и каждому власть имущему он старался угодить всеми возможными способами,
давая всякому, кому только можно,
взятки: кому денег
даст взаймы без отдачи, у кого ненужную лошадь купит. И у главного московского цензора Назаревского купил две дачи в Пушкине за несуразно дорогую цену.
— Можно-с, но мне гадко повторять, что об нем рассказывают: ни один воз с сеном, ни одна барка с хлебом не смеют появиться в городе, не
давши ему через полицмейстера
взятки.
— Только не про меня — так, что ли, хочешь сказать? Да, дружище, деньжищ у нее — целая прорва, а для меня пятака медного жаль! И ведь всегда-то она меня, ведьма, ненавидела! За что? Ну, да теперь, брат, шалишь! с меня взятки-то гладки, я и за горло возьму! Выгнать меня вздумает — не пойду! Есть не
даст — сам возьму! Я, брат, отечеству послужил — теперь мне всякий помочь обязан! Одного боюсь: табаку не будет
давать — скверность!
Ломовы хоть и разорились под судом, но жили в остроге богачами. У них, видимо, были деньги. Они держали самовар, пили чай. Наш майор знал об этом и ненавидел обоих Ломовых до последней крайности. Он видимо для всех придирался к ним и вообще добирался до них. Ломовы объясняли это майорским желанием взять с них
взятку. Но
взятки они не
давали.
Я же разносил
взятки смотрителю ярмарки и еще каким-то нужным людям, получая от них «разрешительные бумажки на всякое беззаконие», как именовал хозяин эти документы. За все это я получил право дожидаться хозяев у двери, на крыльце, когда они вечерами уходили в гости. Это случалось не часто, но они возвращались домой после полуночи, и несколько часов я сидел на площадке крыльца или на куче бревен, против него, глядя в окна квартиры моей
дамы, жадно слушая веселый говор и музыку.
— Они
взятки дают директору, — заявила она.
«Узнают?
Взятку дам — глотай! Отца Виталия попрошу. Теперь, милая…»
— А конечно; он еще более; ему, кроме добавочных и прибавочных,
дают и на дачу, и на поездку за границу, и на воспитание детей; да в прошедшем году он дочь выдавал замуж, — выдали на дочь, и на похороны отца, и он и его брат оба выпросили: зачем же ему брать
взятки? Да ему их и не
дадут.
— У меня под надзором девятьсот приисков, милочка, и ежели я буду всякому золотопромышленнику уступать, так меня Бог камнем убьет, да!.. Дело твое я знаю досконально и могу сказать только то, что не хлопочи понапрасну. Вот и все!..
Взяток никому не
давай — даром последние деньги издержишь, потому что пролитого не воротишь.
Досужев. А вот, изволите ли видеть, во-первых — я веселый человек, а во-вторых — замечательный юрист. Вы учились, я это вижу, и я тоже учился. Поступил я на маленькое жалованье;
взяток брать не могу — душа не переносит, а жить чем-нибудь надо. Вот я и взялся за ум: принялся за адвокатство, стал купцам слезные прошения писать. Уж коли не ехать, так
давайте выпьем. Василий, водки!
Косых. От Барабанова. Всю ночь провинтили и только что кончили… Проигрался в пух… Этот Барабанов играет как сапожник! (Плачущим голосом.) Вы послушайте: все время несу я черву… (Обращается к Боркину, который прыгает от него.) Он ходит бубну, я опять черву, он бубну… Ну, и без
взятки. (Лебедеву.) Играем четыре трефы. У меня туз, дама-шост на руках, туз, десятка-третей пик…
Мой отец брал
взятки и воображал, что это
дают ему из уважения к его душевным качествам; гимназисты, чтобы переходить из класса в класс, поступали на хлеба к своим учителям, и эти брали с них большие деньги; жена воинского начальника во время набора брала с рекрутов и даже позволяла угощать себя и раз в церкви никак не могла подняться с колен, так как была пьяна; во время набора брали и врачи, а городовой врач и ветеринар обложили налогом мясные лавки и трактиры; в уездном училище торговали свидетельствами, дававшими льготу по третьему разряду; благочинные брали с подчиненных причтов и церковных старост; в городской, мещанской, во врачебной и во всех прочих управах каждому просителю кричали вослед: «Благодарить надо!» — и проситель возвращался, чтобы
дать 30–40 копеек.
Говорили, что инженеры за то, чтобы дорога подходила к самому городу, просили
взятку в пятьдесят тысяч, а городское управление соглашалось
дать только сорок, разошлись в десяти тысячах, и теперь горожане раскаивались, так как предстояло проводить до вокзала шоссе, которое по смете обходилось дороже.
В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, леглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности не
давали им
взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными, и кричать грубо и нагло: «Обожди!
Глумов. Он не смеет отказать вам ни в чем. Потом, ему ваша просьба будет очень приятна; заставить вас просить — все равно что
дать ему
взятку.
Первым его делом было очистить суд от неудобных людей и
дать другим жалованье из своего кармана, «чтобы не брали
взяток», — за чем он смотрел зорко и строго.
— Ой ли? Грози, брат, богатому — денежку
даст, а с меня взятки-та гладки. Ведь я вам баил, что обьезда не знаю.
Прохор. Поехала речной полиции
взятку давать. У нас речная полиция — разбойники. И сухопутная — тоже. Однако к черту все это. Наливаю. Наталочка, — это будет получше твоего любимого. (Поет на «шестый глас».)
Может, мне самой пришлось бы
взятку дать!
Драч совесть выдает свою за образец,
А Драч так истцов драл, как алчный волк овец.
Он был моим судьей и другом быть мне клялся;
Я
взятки дать ему, не знав его, боялся;
Соперник мой его и знал и сам был плут,
Разграбя весь мой дом, призвал меня на суд.
Напрасно брал себе закон я в оборону:
Драч правдой покривить умел и по закону.
Тогда пословица со мной сбылася та,
Что хуже воровства честная простота:
Меня ж разграбили, меня ж и обвинили
И вору заплатить бесчестье осудили.
После обеда, во время которого Обольянинов тщетно старался вызвать капитана на разговор, — на меня он почему-то мало обращал внимания, старуха выразила желание сыграть в ералаш. Так как Василий Акинфиевич никогда не берет карт в руки, то четвертым усадили меня. В продолжение двух часов я мужественно переносил самую томительную скуку. Старая
дама два первых робера играла еще туда-сюда. Но потом ее старческое внимание утомилось. Она начала путать ходы и брать чужие
взятки… Когда требовались пики, несла бубны.
— Гёрш-ту, — говорят, — слышь, мы будто совсем
дали… Гм, гм! Аи-вай: рази мы мозем быть такие глупые и совсем как мужики без политику, чтобы такому большому лицу хабара
давать? («Хабар» по-ихнему
взятка.)
Булычов. Вот он и говорит. Ну, ступай. А
взятку Бетлингу не
давать. Довольно
давали, хватит ему на гроб, на саван, старому черту! Вы что тут собрались? Чего ждете?
Он лезет в карман, достает оттуда десятирублевку и без предисловий, не меняя ни тона голоса, ни выражения лица, а с уверенностью и прямотою, с какими
дают и берут
взятки, вероятно, одни только русские люди, подает бумажку обер-кондуктору.
Без козырей, без ставок, без
взяток, без (самоценности) королей,
дам, валетов, — карт, с колодой, состоящей только из одной карты: него! — которого нужно было сбыть.
Началась партия. Лещова присела у нижней спинки кровати и глядела в карты Качеева. Больной сначала выиграл. Ему пришло в первую же игру четырнадцать
дам и пять и пятнадцать в трефах. Он с наслаждением обирал
взятки и клал их, звонко прищелкивая пальцами. И следующие три-четыре игры карта шла к нему. Но вот Качеев взял девяносто. Поддаваться, если бы он и хотел, нельзя было. Лещов пришел бы в ярость. В прикупке очутилось у Качеева три туза.
А
дашь покрупнее
взятку, так и Станислава повесят через плечо…
— Да так,
взятку при свидетелях
дать, а потом и к начальству.
Как ты смел, говорит, мошенник этакой,
взятку мне
давать?
— Бывает, воротится герой с подвигов своих, и оказывается: ни к чертям он больше ни на что не годен. Работать не любит, выпить первый мастер. Рад при случае
взятку взять. Жену бьет. К женщине отношение такое, что в лицо тебе заглянет — так бы и
дала ему в рожу его… широконосую! — неожиданно прибавила она с озлоблением, поведя взглядом на Спирьку.
— А все же, неча греха таить, прибыльное место. Ноне, слава Богу, заработал детишкам на молочишко, а ино бывает, что и задаром все утро прошмыгаешь. С актеров
взятки то гладки. Николи ничего не
дадут, коли сам не попросишь. Ну а ежели, что им к барину понадобится — тогда мне доход.
Охнул кузнец, побежал к королевскому фельдшеру по соседству, авось тот ему какое разъяснение
даст либо пиявки к разговорной жиле поставит. Да и с фельдшера-то
взятки гладки: сидит на полу, телескопы выпучив, сам себя за язык тянет, а выдоить-то и нечего.
Только он никому никаких
взяток не платил и в остроге промышлял ростовщичеством,
давая под залоги от двугривенного до рубля из десяти процентов в неделю.