Весь он, от края до края, куда только хватало зрение, был густо запружен всякого рода телегами, кибитками, фургонами, арбами, колымагами, около которых толпились темные и белые лошади, рогатые волы, суетились люди, сновали во все стороны черные, длиннополые послушники; по возам, по головам людей и лошадей двигались тени и полосы света, бросаемые из окон, — и все это в
густых сумерках принимало самые причудливые, капризные формы: то поднятые оглобли вытягивались до неба, то на морде лошади показывались огненные глаза, то у послушника вырастали черные крылья…
Неточные совпадения
Сумерки, угрюмый лес,
густой туман и главным образом эта мертвящая тишина создавали картину невыразимо жуткую и тоскливую.
Я не пошел туда, а повернул вправо по ключику Ада, чтобы выйти в один из верхних притоков соседней реки Кумуху, намереваясь по ней спуститься к морю. В
сумерки мы немного не дошли до водораздела и стали биваком в
густом лесу.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь
густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Вдруг
густой пурпур сменился синей темнотой; все подернулось дымчатым испарением, — в Италии
сумерки начинаются быстро.
За маленьким высоким оконцем шумят каштаны
густого сада, в сырых, холодных углах таится и густеет мгла ранних
сумерек…
Солнце склонялось к закату, а наша «тройка» все еще устало месила пыль по проселкам, окруженная зноем и оводами. Казалось, мы толчемся на одном месте. Некованые копыта мягко шлепали по земле; темнело, где-нибудь на дальнем болоте
гудел «бугай», в придорожной ржи сонно ударял перепел, и нетопыри пролетали над головами, внезапно появляясь и исчезая в
сумерках.
Мне случалось заходить в такие лесистые, глухие овраги, и не скоро уходил я: там наверху еще жарко; летнее солнце клонится к западу, ярко освещены им до половины нагорные деревья, ветерок звучно перебирает листьями, а здесь, внизу, —
густая тень,
сумерки, прохлада, тишина.
Вся семья, кроме старухи, сидела на балконе. На дворе были
густые летние
сумерки, и из-за меревского сада выплывала красная луна.
Настали поздние
сумерки, а за ними теплая темная ночь, но еще долго, до самой полуночи, тлела
густая малиновая заря.
Теперь, когда у Ромашова оставалось больше свободы и уединения, все чаще и чаще приходили ему в голову непривычные, странные и сложные мысли, вроде тех, которые так потрясли его месяц тому назад, в день его ареста. Случалось это обыкновенно после службы, в
сумерки, когда он тихо бродил в саду под
густыми засыпающими деревьями и, одинокий, тоскующий, прислушивался к гудению вечерних жуков и глядел на спокойное розовое темнеющее небо.
Дневной свет сквозь опущенные гардины лился скупо, и так как в углу, перед образом, теплилась лампадка, то
сумерки, наполнявшие комнату, казались еще темнее и
гуще.
На дворе было около восьми часов вечера;
сумерки с каждой минутой надвигались все
гуще и
гуще, и в небольшой гостиной опрятного домика, выходившего окнами к одной из оранжерей опустелого Таврического дворца, ярко засветилась белая фарфоровая лампа, разливавшая тихий и ровный свет по уютному покою.
Не прошло и месяца, как один раз,
густыми осенними
сумерками, Журавка влез в маленькую столовую Анны Михайловны, где сидели хозяйка и Дора, и закричал...
Мы вышли из западни. И без того душный воздух был теперь наполнен
густыми клубами динамитных паров и пылью. Лампы погасли. Мы очутились в полном мраке. Выйдя из западни, мы ощутили только одно — глубокую,
густую темь. Эта темь была так густа, что осенняя ночь в сравнении с ней казалась
сумерками. Дышалось тяжело. Ощупью, по колено в воде, стараясь не сбиться с деревянной настилки, мы пошли к камере. Я попробовал зажечь спичку, но она погасла. Пришлось ожидать, пока вентилятор очистит воздух.
Из высокой дымовой трубы на фабрике изобретателя качающихся паровых цилиндров, доктора Альбана, уже третий день не вылетает ни одной струи дыма; пронзительный фабричный свисток не раздается на покрытых снегом полях; на дворе
сумерки;
густая серая луна из-за горы поднимается тускло; деревья индевеют.
Жницы обливались потом и, распрямляясь по временам, держались руками за наболевшие от долгого гнутья поясницы. Настя гнала свою постать и ставила сноп за снопом. Рожь на ее постати лощинкою вышла
густая, а серп притулился. Перед
сумерками, как уж солнцу садиться, Настя стала, повесила серп на руку, задумалась и глядит вдаль; а через два загона Степан оперся о косье и смотрит на Настю. Заметила Настя, что Степан на нее смотрит, покраснела и, присев в рожь, начала спешно жать.
Но чем более наступал вечер и чем
гуще становились
сумерки, тем более менялись и путались мои впечатления, а за ними и мысли.
Потом розовые лучи разлились по небу с восточной стороны и, смешавшись с
сумерками, заиграли на зубцах частокола. Это розовое сияние упало вниз на землю, где прежде лежала
густая тень, мягко легло на дерево колодца, на прибитую росою пыль, заиграло в капельках на траве и разливалось все обильнее и дальше.
И тихо и светло — до
сумерек далеко;
Как в дымке голубой и небо и вода, —
Лишь облаков
густых с заката до востока
Лениво тянется лиловая гряда.
В
сумерки старые бабы, девки, молодки, малы ребяты, все, опричь мужиков да парней, что попойку вели на лужайке,
густой толпой собрали́сь у колодца.
Перед
сумерками мы с Майдановым сели за стол, в это время в помещение вошел матрос и доложил, что с моря идет
густой туман.
Я вспоминаю всех людей, каких только я знаю, и все они представляются мне мелкими, глупыми, злыми и неспособными хотя бы на одну каплю уменьшить то страшное горе, которое я теперь вижу; церковные
сумерки делаются
гуще и мрачнее, и божия матерь с Иоанном Богословом кажутся мне одинокими.
Тут в
сумерках, которые кажутся мне
густыми и мрачными, как никогда, мною овладевает сознание греховности и ничтожества.
Гуще становились
сумерки. Зеленая вечерняя звезда ярко горела меж скал. Особенная, редкая тишина лежала над поселком, и четко слышен был лай собачонки на деревне. Они долго сидели вместе, пожимали друг другу руки и молчали. Иван Ильич пошел спать. Катя тоже легла, но не могла заснуть. Душа металась, и тосковала, и беззвучно плакала.
На площадке перед рестораном Откоса, за столиками, сидела вечерняя публика, наехавшая снизу, с ярмарки, — почти все купцы. Виднелось и несколько шляпок. Из ресторана слышно было пение женского хора. По верхней дорожке, над крутым обрывом, двигались в
густых уже
сумерках темные фигуры гуляющих, больше мужские.
Граф Алексей Андреевич продолжал, между тем, задумчиво сидеть у письменного стола в своем мрачном кабинете. Тени
сумерек ложились в нем
гуще, нежели в зале, но граф, по-видимому, не замечал этого, или же ему нравился начинавший окружать его мрак, так гармонировавший с настроением его духа.
Были уже
густые зимние
сумерки, когда Яков Потапович вышел на двор монастыря. Там и сям по окнам келий замелькали огоньки. Выйдя за ворота, он прибавил шагу. Мысль его остановилась на Григории Семенове, на свидание с которым, назначенное в таких странных, загадочных выражениях, он спешил теперь.
И чем больше склонялся день к вечеру, чем
гуще и темней становилися
сумерки, тем громче и громче слышались Грише бесовские звуки.