Неточные совпадения
Проверяя свое знание немецкого
языка, Самгин отвечал кратко, но охотно и думал, что хорошо бы, переехав
границу, закрыть за собою какую-то дверь так плотно, чтоб можно было хоть на краткое время не слышать утомительный шум отечества и даже забыть о нем.
Злые
языки воспользовались было этим и стали намекать на какую-то старинную дружбу, на поездку за
границу вместе; но в отношениях ее к нему не проглядывало ни тени какой-нибудь затаившейся особенной симпатии, а это бы прорвалось наружу.
Но их мало, жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший в своих охотничьих подвигах, через леса и реки, и до китайских, и до наших
границ и говорящий понемногу на всех
языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Богословские произведения Хомякова были запрещены в России цензурой, и они появились за
границей на французском
языке и лишь значительно позже появились на русском.
На бегу люди догадывались о причине набата: одни говорили, что ограблена церковь, кто-то крикнул, что отец Виталий помер в одночасье, а старик Чапаков, отставной унтер, рассказывал, что Наполеонов внук снова собрал дванадесять
язык, перешёл
границы и Петербург окружает. Было страшно слушать эти крики людей, невидимых в густом месиве снега, и все слова звучали правдоподобно.
— Помощник машиниста, Васька Краснощеков… Вот возьми с него пример: пятнадцати лет начал грамоте учиться, а в двадцать восемь прочитал черт его знает сколько хороших книг, да два
языка изучил в совершенстве… За
границу едет…
Теорию эту перед Анной Юрьевной, когда-то за
границей, развивал один француз и говорил при этом превосходнейшим французским
языком, жаль только, что она не все помнила из его прекрасных мыслей.
Все, что успевает вырасти здесь за лето, река смывает и безжалостно уносит с собой, точно слизывая широким холодным
языком всякие следы живой растительности, осмеливающейся переступить роковую
границу, за которой кипит страшная борьба воды с камнем.
На деньги эти он нанял щегольскую квартиру, отлично меблировал ее; потом съездил за
границу, добился там, чтобы в газетах было напечатано «О работах молодого русского врача Перехватова»; сделал затем в некоторых медицинских обществах рефераты; затем, возвратившись в Москву, завел себе карету, стал являться во всех почти клубах, где заметно старался заводить знакомства, и злые
языки (из медиков, разумеется) к этому еще прибавляли, что Перехватов нарочно заезжал в московский трактир ужинать, дружился там с половыми и, оделив их карточками своими, поручал им, что если кто из публики спросит о докторе, так они на него бы указывали желающим и подавали бы эти вот именно карточки, на которых подробно было обозначено время, когда он у себя принимает и когда делает визиты.
Он легкомысленно перебегает от одного признака к другому; он упоминает и о географических
границах, и о расовых отличиях, и о равной для всех обязательности законов, и о присяге, и об окраинах, и о необходимости обязательного употребления в присутственных местах русского
языка, и о господствующей религии, и об армии и флотах, и, в конце концов, все-таки сводит вопрос к Грацианову.
Затем мы начинаем жить-поживать, едем за
границу и т. д. и т. д.». Одним словом, самому подло становилось, и я кончал тем, что дразнил себя
языком.
Пока Шамохин говорил, я заметил, что русский
язык и русская обстановка доставляли ему большое удовольствие. Это оттого, вероятно, что за
границей он сильно соскучился по родине. Хваля русских и приписывая им редкий идеализм, он не отзывался дурно об иностранцах, и это располагало в его пользу. Было также заметно, что на душе у него неладно и хочется ему говорить больше о себе самом, чем о женщинах, и что не миновать мне выслушать какую-нибудь длинную историю, похожую на исповедь.
Прихвоснев. Ай, нет-с, напротив! В
языке только не чист, а умный и, главное, любознательный; за
границу нынешним летом сбирался было ехать, да тут грех с ним маленько случился.
— Вовсе не бежал. Чего истинный русский человек побежит за
границу? Это не в его правилах, да он и никакого другого
языка, кроме русского, не знает. Никуда он не бежал.
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали из древних ковшей,
А в Москве восхваляли с экстазом
Допетровский порядок вещей,
Но, живя за
границей, владели
Очень плохо родным
языком,
И понятья они не имели
О славянском призваньи своем.
Она определяет ту его внешнюю
границу, за которую невозможно отклоняться, но она отнюдь не адекватна догмату, не исчерпывает его содержания, и прежде всего потому, что всякая догматическая формула, как уже сказано, есть лишь логическая схема, чертеж целостного религиозного переживания, несовершенный его перевод на
язык понятий, а затем еще и потому, что, возникая обычно по поводу ереси, — «разделения» (αϊρεσις — разделение), она преследует по преимуществу цели критические и потому имеет иногда даже отрицательный характер: «неслиянно и нераздельно», «одно Божество и три ипостаси», «единица в троице и троица в единице».
Ее заставляли петь, декламировать, говорить по-немецки и по-французски, ею восторгались, восхищались наперерыв. И когда с неподражаемым комизмом девочка передала на чистейшем французском
языке одну из басен Лафонтена, восторгу присутствующих не было
границ.
Границами древнего залива является базальтовая гряда, которая в настоящее время образует правый край лагуны, а слева такой же длинный базальтовый
язык около реки Улике.
Все в нем дышало дворянским побытом, все: и колоссальная фигура, и жест, и голос, и
язык, и манера одеваться. На нем еще менее, чем на Герцене, отлиняла долгая жизнь за
границей.
И в его печатном
языке не видно того налета, какой Герцен стал приобретать после нескольких лет пребывания за
границей с конца 40-х годов, что мы находим и в такой вещи, как"С того берега" — в книге, написанной вдохновенным русским
языком, с не превзойденным никем жанром, блеском, силой, мастерством диалектики.
У нас были на немецком
языке сочинения Теодора Кернера и Шиллера, маленького формата, в тисненых коленкоровых переплетах, — их папа привез из своего путешествия за
границу. Я много теперь стал читать их, особенно Кернера, много переводил его на русский
язык. Мне близка была та восторженная, робкая юношеская любовь, какая светилась в его стихах.
— Расскажите, пожалуйста, голубчик! Вот хоть этакая история, и то слава Богу. Немножко
языки почешут. А то верите… Вот по осени вернешься из-за
границы, такая бодрость во всех жилах, есть о чем покалякать, что рассказать… И чем дальше, тем хуже. К Новому году и говорить-то никому уж не хочется друг с другом; а к посту ходят, как мухи сонные. Так как же это Калакуцкий-то?
Он оправдывается? Стало быть, его за живое задело. Не хотела она его обидеть вчера, а так, с
языка соскочило. Мало ли что говорят! Марья Орестовна — женщина тонкая, воспитанная совсем на барский манер… Что же мудреного, если бы и вышло между ними"что-нибудь". Но вряд ли! Вот она за
границу уехала; слышно, на полгода. Около денег ее поживиться?.. Нет! Зачем подозревать?.. Гадко!
— Сначала я хотел уехать за
границу, но, не зная
языков, решил остаться в России и отправился в Харьков.
— Я по-польски знаю, у меня дядька поляк был, — сказал Осип Петрович. — Католиком тоже буду — отчего не быть… Только бы имя да титул… Поеду за
границу, там в
языке понаторею.
Другая личность, состоявшая при Алексее Григорьевиче, была Василий Евдокимович Ададуров, ученик Миллера, один из первых воспитанников академической гимназии в Петербурге и первый адъюнкт из русских в российской Академии наук. Он также довершил воспитание свое за
границей и первый составил грамматику русского
языка. Ададуров был при Разумовском чем-то вроде секретаря.
В последнее время и за
границей появлялись некоторые сочинения о русском расколе. Кроме лондонского «Сборника о раскольниках» г. Кельсиева (на русском
языке), особенно замечательны: на немецком — барона Гакстгаузена (в его «Путешествии по России»), на английском — графа Красинского (о протестантизме у славян) и на французском — неизвестного автора, но по всему видно, что русского чиновника, «Le Raskol»…
За
границей, именно в Буде, в 1849 году под именем епископа (Платона Афанацкевича) одной православной епархии, находящейся в пределах Австрийской империи, напечатаны на славянском
языке весьма любопытные сведения о Белой Кринице.