Неточные совпадения
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное.
У них, то есть
у Вронского, был тренер Англичанин, мастер своего дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их, помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее руках; да не так, свысока, деньгами, а она сама
готовит мальчиков по-русски в гимназию, а девочку взяла к себе. Да вот ты увидишь ее.
Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядят
И про нее между собою
Неблагосклонно говорят.
Один какой-то шут печальный
Ее находит идеальной
И, прислонившись
у дверей,
Элегию
готовит ей.
У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
И душу ей занять успел.
И, близ него ее заметя,
Об ней, поправя свой парик,
Осведомляется старик.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь
у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
— И то дело, — сказал комендант. — Ну, медлить нечего. Ступай
готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних
у нас и нет. Да где же Маша?
Ушел. Ах! от господ подалей;
У них беды себе на всякий час
готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
— Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, — вам это самим известно, — что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы себя
готовите? какая будущность ожидает вас? я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что
у вас на душе? словом, кто вы, что вы?
К этой неприятной для него задаче он приступил
у нее на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в капоте в кружевах,
готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Дома его встречало праздничное лицо ‹девицы›. Она очень располнела, сладко улыбалась, губы
у нее очень яркие, пухлые, и в глазах светилась неиссякаемо радость. Она была очень антипатична, становилась все более фамильярной, но — Клим Иванович терпел ее, — хорошая работница, неплохо и дешево
готовит, держит комнаты в строгой чистоте. Изредка он спрашивал ее...
И на свадьбу не похоже, а скорее на похороны, что
у тетеньки все головка болит, а барышня плачут да молчат; да в доме и приданого не
готовят;
у барышни чулков пропасть нештопаных, и те не соберутся заштопать; что на той неделе даже заложили серебро…
Зато она не боится сквозного ветра, ходит легко одетая в сумерки — ей ничего! В ней играет здоровье; кушает она с аппетитом;
у ней есть любимые блюда; она знает, как и
готовить их.
—
У нас, в Обломовке, этак каждый праздник
готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
Его самого
готовили — к чему — никто не знал. Вся женская родня прочила его в военную службу, мужская — в гражданскую, а рождение само по себе представляло еще третье призвание — сельское хозяйство.
У нас легко погнаться за всеми тремя зайцами и поспеть к трем — миражам.
—
Готовьте серьезным изучением ваш талант, — сказал ему профессор, —
у вас есть будущность.
Наконец Тит Никоныч расшаркался, поцеловал
у ней руку и уехал. Бабушка велела
готовить постель и не глядела на Райского. Она сухо пожелала ему «покойной ночи», чувствуя себя глубоко оскорбленной и в сердце, и в самолюбии.
— О да, ты был значительно груб внизу, но… я тоже имею свои особые цели, которые и объясню тебе, хотя, впрочем, в приходе моем нет ничего необыкновенного; даже то, что внизу произошло, — тоже все в совершенном порядке вещей; но разъясни мне вот что, ради Христа: там, внизу, то, что ты рассказывал и к чему так торжественно нас
готовил и приступал, неужто это все, что ты намерен был открыть или сообщить, и ничего больше
у тебя не было?
Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно
готовили уже гнезда, и мухи жужжали
у стен, пригретые солнцем.
В первый раз увидал Нехлюдов Катюшу тогда, когда он на третьем курсе университета,
готовя свое сочинение о земельной собственности, прожил лето
у своих тетушек.
Мы все занялись своими делами. Я принялся вычерчивать дневной маршрут, а Дерсу и Чжан Бао стали
готовить ужин. Мало-помалу старик успокоился. После чая, сидя
у костра, я начал расспрашивать его о том, как он попал на Такунчи.
Да человек тысяча или больше: «здесь не все; кому угодно, обедают особо,
у себя»; те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили все это: «
готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах, — это слишком легкая работа для других рук, — говорит старшая сестра, — ею следует заниматься тем, кто еще не может или уже не может делать ничего другого».
Случай, с которого стала устраиваться ее жизнь хорошо, был такого рода. Надобно стало
готовить в гимназию маленького брата Верочки. Отец стал спрашивать
у сослуживцев дешевого учителя. Один из сослуживцев рекомендовал ему медицинского студента Лопухова.
Адриан обошел свое жилище, сел
у окошка и приказал
готовить самовар.
Мы покраснели до ушей, не смели взглянуть друг на друга и спросили чаю, чтоб скрыть смущение. На другой день часу в шестом мы приехали во Владимир. Время терять было нечего; я бросился, оставив
у одного старого семейного чиновника невесту, узнать, все ли готово. Но кому же было
готовить во Владимире?
Целый день прошел в удовольствиях. Сперва чай пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять пили чай, наконец ужинали. В особенности мне понравилась за обедом «няня», которую я два раза накладывал на тарелку. И
у нас, в Малиновце, по временам
готовили это кушанье, но оно было куда не так вкусно. Ели исправно, губы
у всех были масленые, даже глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
Впрочем, так как сестра, и без того наклонная к тучности, постоянно жаловалась, что
у ней после такого обеда не стягивается корсет, то для нее
готовили одно или два блюда полегче.
Обед подается по-праздничному, в три часа, при свечах, и длится, по крайней мере, полтора часа. Целая масса лакеев, своих и чужих, служит за столом.
Готовят три повара, из которых один отличается по части старинных русских кушаньев, а двое обучались в Москве
у Яра и выписываются в деревню зимою на несколько недель. Сверх того, для пирожных имеется особенный кондитер, который учился
у Педотти и умеет делать конфекты. Вообще в кулинарном отношении Гуслицыны не уступают даже Струнниковым.
Подойду после обеда и начну рассказывать, какие
у нас в России кушанья
готовят.
— Вообще?.. Напрасно, господин Доманевич, напрасно. Уроки задаются затем, чтобы их
готовить. На это было три дня.
У вас была основательная причина?
Всё в доме строго делилось: один день обед
готовила бабушка из провизии, купленной на ее деньги, на другой день провизию и хлеб покупал дед, и всегда в его дни обеды бывали хуже: бабушка брала хорошее мясо, а он — требуху, печенку, легкие, сычуг. Чай и сахар хранился
у каждого отдельно, но заваривали чай в одном чайнике, и дед тревожно говорил...
По отъезде ученой экспедиции Пелагея стала мести залу и
готовить к чаю, а Лиза села
у окна и, глядя на речную луговину, крепко задумалась. Она не слыхала, как Женни поставила перед нею глубокую тарелку с лесными орехами и ушла в кухню
готовить новую кормежку.
— Все-таки ничего не раскрыли, — подхватил Кнопов, — и то ведь, главное, досадно: будь там какой-нибудь другой мужичонко, покрой они смерть его — прах бы их дери, а то ведь — человек-то незаменимый!.. Гений какой-то был для своего дела: стоит каналья
у плиты-то, еле на ногах держится, а
готовит превосходно.
Часу в двенадцатом обыкновенно бывшая ключница генеральши, очень чопорная и в чепце старушка,
готовила ему кофе, а молодая горничная, весьма миловидная из себя девушка, в чистеньком и с перетянутой талией холстинковом платье, на маленьком подносе несла ему этот кофе; и когда входила к барину, то модно и слегка кланялась ему: вся прислуга
у Александры Григорьевны была преловкая и превыдержанная.
—
У меня коли уху
готовят: сперва из мелких стерлядей бульон сделают, да луку головку туда бросят, потом сквозь чистое полотенце процедят да в этом-то бульоне уж и варят настоящую стерлядь! Так она так на зубах и брызжет!
— Когда я служил с артиллерийским парком на Кавказе, — рассказывал он, стараясь закрыть свою лысину протянутым из-за уха локоном, — вот где было раздолье… Представьте себе: фазаны! Настоящие золотые фазаны, все равно как
у нас курицы. Только там их едят не так, как
у нас. Вообще записной охотник не дотронется до свежей дичи, а мы убитых фазанов оставляли на целую неделю на воздухе, а потом уж
готовили… Получался необыкновенный букет!
«Профессор» стоял
у изголовья и безучастно качал головой. Штык-юнкер стучал в углу топором,
готовя, с помощью нескольких темных личностей, гробик из старых досок, сорванных с крыши часовни. Лавровский, трезвый и с выражением полного сознания, убирал Марусю собранными им самим осенними цветами. Валек спал в углу, вздрагивая сквозь сон всем телом, и по временам нервно всхлипывал.
— Прекрасно. Несмотря, однако ж, на это, несмотря на то, что
у нас под ногами столь твердая почва, мы не можем не признать, что наше положение все-таки в высшей степени тяжелое. Мы живем, не зная, что ждет нас завтра и какие новые сюрпризы
готовит нам жизнь. И все это, повторяю, несмотря на то, что наш народ здоров и спокоен. Спрашивается: в чем же тут суть?
Тетка проплакала целый день, и когда Петр Иваныч спросил обедать, ему сказали, что стола не
готовили, что барыня заперлась
у себя в кабинете и не приняла повара.
Выручил повар: благодетель пришел спросить, что
готовить к ужину, а
у Адуева занимался дух от нетерпения, сильнее еще, чем давеча в лодке.
До 1917 года
у меня хранились записки и впечатления о выставке, которые я
готовил к отдельному изданию, но за обычной суетой так и не докончил. Помню, что эта начатая работа
у меня носила заглавие «Нижегородское обалдение».
— Юлия Михайловна просила меня как-нибудь обманом
у вас выпытать, какой это сюрприз вы
готовите к балу послезавтра? — вдруг спросил Петр Степанович.
Целый день
у Анны Ивановны огонь под плитой разведен, целый день
готовят, пекут, самовары греют, кофей разносят.
Толковали, что
у высшего начальства
готовят приемы, балы, праздники.
По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня на час раньше, чем его; я чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда. Придя в магазин, подметал пол, стирал пыль,
готовил чай, разносил покупателям товар, ходил домой за обедом; мою должность
у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня...
Но, во-первых, и главное: дядя еще предложения не делал; следственно, я могу и не знать, что ее
готовят ему в невесты; притом же, прошу заметить, что я еще три недели назад замыслил это предприятие, когда еще ничего не знал о здешних намерениях; а потому я совершенно прав перед ним в моральном отношении, и даже, если строго судить, не я
у него, а он
у меня отбивает невесту, с которой — заметьте это — я уж имел тайное ночное свидание в беседке.
Он поселился в четвертом этаже, во дворе того самого дома, где живет и бывший его патрон, и прозябает под командой
у выборгской шведки Лотты, которая в одно и то же время
готовит ему кушанье, чистит сапоги и исполняет другие неприхотливые его требования.
— Будем вместе жить, — решила она за меня. — Я буду ухаживать за вами…
У вас будет своя комната; я сама
готовлю обед и откормлю вас. Все зависит от еды, а лекарства — пустяки…
(Саша вносит самовар. Варвара Михайловна —
у стола — тихо отдает ей какие-то приказания,
готовит посуду для чая. Рюмин, стоя
у рояля, смотрит на нее задумчиво и упорно.)
В сплетне была доля правды. Сделав визит семейству Зиненок, Квашнин стал ежедневно проводить
у них вечера. По утрам, около одиннадцати часов, в Шепетовскую экономию приезжала его прекрасная тройка серых, и кучер неизменно докладывал, что «барин просит барыню и барышень пожаловать к ним на завтрак». К этим завтракам посторонние не приглашались. Кушанье
готовил повар-француз, которого Василий Терентьевич всюду возил за собою в своих частых разъездах, даже и за границу.
Телегин. Да, давненько
у нас лапши не
готовили.
— Шестьдесят рублей жалованья и столько же наживаю, — недурно, а? Наживаю осторожно, законно… Квартиру мы переменили, — слышал? Теперь
у нас миленькая квартирка. Наняли кухарку, — велика-а-лепно
готовит, бестия! С осени начнём принимать знакомых, будем играть в карты… приятно, чёрт возьми! Весело проведёшь время, и можно выиграть… нас двое играют, я и жена, кто-нибудь один всегда выигрывает! А выигрыш окупает приём гостей, — хо-хо, душа моя! Вот что называется дешёвая и приятная жизнь!..
— Чего же, вашество, хуже!
У меня до эмансипации-то пять поваров на кухне
готовило, да народ-то все какой! Две тысячи целковых за одного Кузьму губернатор Толстолобов давал — не продал! Да и губернатор-то какой был: один целый окорок ветчины съедал! И куда они все подевались!