Неточные совпадения
Городничий. В других
городах, осмелюсь доложить вам, градоправители и
чиновники больше заботятся о своей, то есть, пользе. А здесь, можно сказать, нет другого помышления, кроме того, чтобы благочинием и бдительностью заслужить внимание начальства.
Федор Андреевич Люлюков, Иван Лазаревич Растаковский, Степан, Иванович Коробкин, отставные
чиновники, почётные люди в
городе.
Чичиков не замечал их и даже не заметил многих тоненьких
чиновников с тросточками, которые, вероятно сделавши прогулку за
городом, возвращались домой.
Как полусонный, бродил он без цели по
городу, не будучи в состоянии решить, он ли сошел с ума,
чиновники ли потеряли голову, во сне ли все это делается или наяву заварилась дурь почище сна.
«Ну что, — думали
чиновники, — если он узнает только просто, что в
городе их вот-де какие глупые слухи, да за это одно может вскипятить не на жизнь, а на самую смерть».
Собравшись у полицеймейстера, уже известного читателям отца и благодетеля
города,
чиновники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог.
— Ваше сиятельство! да кто ж из нас, как следует, хорош? Все
чиновники нашего
города — люди, имеют достоинства и многие очень знающие в деле, а от греха всяк близок.
Таково совершенно было в первую минуту положение обитателей и
чиновников города.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в
городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного
чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от
города, какого даже характера и как часто приезжает в
город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Это были почетные
чиновники в
городе.
— Бесчестнейшее дело! И, к стыду, замешались первые
чиновники города, сам губернатор. Он не должен быть там, где воры и бездельники! — сказал князь с жаром.
Засим не пропустили председателя палаты, почтмейстера и таким образом перебрали почти всех
чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми.
И потом еще долго сидел в бричке, придумывая, кому бы еще отдать визит, да уж больше в
городе не нашлось
чиновников.
В
городе ее уже знают, и она теперь старается заманивать новичков, заезжих студентов, прапорщиков, молодых
чиновников.
— Постой! Я сам представлюсь! — сказал Марк, вскочил с кресел и, став в церемонную позу, расшаркался перед Райским. — Честь имею рекомендоваться: Марк Волохов, пятнадцатого класса, состоящий под надзором полиции
чиновник, невольный здешнего
города гражданин!
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник, в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из
города, несколько шепчущихся в углу молодых
чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
От нечего делать я развлекал себя мыслью, что увижу наконец, после двухлетних странствий, первый русский, хотя и провинциальный,
город. Но и то не совсем русский, хотя в нем и русские храмы, русские домы, русские
чиновники и купцы, но зато как голо все! Где это видано на Руси, чтоб не было ни одного садика и палисадника, чтоб зелень, если не яблонь и груш, так хоть берез и акаций, не осеняла домов и заборов? А этот узкоглазый, плосконосый народ разве русский? Когда я ехал по дороге к
городу, мне
Дорогой адмирал послал сказать начальнику
города, что он желает видеть его у себя и удивляется, что тот не хочет показаться. Велено прибавить, что мы пойдем сами в замок видеть их двор. Это очень подействовало.
Чиновник, или секретарь начальника, отвечал, что если мы имеем сказать что-нибудь важное, так он, пожалуй, и приедет.
Но и инсургенты платят за это хорошо. На днях они объявили, что готовы сдать
город и просят прислать полномочных для переговоров. Таутай обрадовался и послал к ним девять
чиновников, или мандаринов, со свитой. Едва они вошли в
город, инсургенты предали их тем ужасным, утонченным мучениям, которыми ознаменованы все междоусобные войны.
Они уехали, сказав, что свидание назначено завтра, 9-го числа, что рентмейстер, первый после губернатора
чиновник в
городе, и два губернаторские секретаря приедут известить нас, когда губернатор будет готов принять.
А этому мешала и баба, торговавшая без патента, и вор, шляющийся по
городу, и Лидия с прокламациями, и сектанты, разрушающие суеверия, и Гуркевич с конституцией. И потому Нехлюдову казалось совершенно ясно, что все эти
чиновники, начиная от мужа его тетки, сенаторов и Топорова, до всех тех маленьких, чистых и корректных господ, которые сидели за столами в министерствах, — нисколько не смущались тем, что страдали невинные, а были озабочены только тем, как бы устранить всех опасных.
Ровно десять минут спустя Дмитрий Федорович вошел к тому молодому
чиновнику, Петру Ильичу Перхотину, которому давеча заложил пистолеты. Было уже половина девятого, и Петр Ильич, напившись дома чаю, только что облекся снова в сюртук, чтоб отправиться в трактир «Столичный
город» поиграть на биллиарде. Митя захватил его на выходе. Тот, увидев его и его запачканное кровью лицо, так и вскрикнул...
Но ночь была темная, ворота у Федора Павловича крепкие, надо опять стучать, с Федором же Павловичем знаком он был отдаленно — и вот он достучится, ему отворят, и вдруг там ничего не случилось, а насмешливый Федор Павлович пойдет завтра рассказывать по
городу анекдот, как в полночь ломился к нему незнакомый
чиновник Перхотин, чтоб узнать, не убил ли его кто-нибудь.
Раз пикник всем
городом был, поехали на семи тройках; в темноте, зимой, в санях, стал я жать одну соседскую девичью ручку и принудил к поцелуям эту девочку, дочку
чиновника, бедную, милую, кроткую, безответную.
В трактире «Столичный
город» он уже давно слегка познакомился с одним молодым
чиновником и как-то узнал в трактире же, что этот холостой и весьма достаточный
чиновник до страсти любит оружие, покупает пистолеты, револьверы, кинжалы, развешивает у себя по стенам, показывает знакомым, хвалится, мастер растолковать систему револьвера, как его зарядить, как выстрелить, и проч.
— Ах, да ведь это правда, если б он убил! — воскликнула Грушенька. — Помешанный он был тогда, совсем помешанный, и это я, я, подлая, в том виновата! Только ведь он же не убил, не убил! И все-то на него, что он убил, весь
город. Даже Феня и та так показала, что выходит, будто он убил. А в лавке-то, а этот
чиновник, а прежде в трактире слышали! Все, все против него, так и галдят.
По расчету времени (и уже строжайшему) дознано и доказано предварительным следствием, что подсудимый, выбежав от служанок к
чиновнику Перхотину, домой не заходил, да и никуда не заходил, а затем все время был на людях, а стало быть, не мог отделить от трех тысяч половины и куда-нибудь спрятать в
городе.
Состав же двенадцати присяжных запомнил: четыре наших
чиновника, два купца и шесть крестьян и мещан нашего
города.
«Приятный
город», — подумал я, оставляя испуганного
чиновника… Рыхлый снег валил хлопьями, мокро-холодный ветер пронимал до костей, рвал шляпу и шинель. Кучер, едва видя на шаг перед собой, щурясь от снегу и наклоняя голову, кричал: «Гись, гись!» Я вспомнил совет моего отца, вспомнил родственника,
чиновника и того воробья-путешественника в сказке Ж. Санда, который спрашивал полузамерзнувшего волка в Литве, зачем он живет в таком скверном климате? «Свобода, — отвечал волк, — заставляет забыть климат».
Людей, сосланных на житье «за мнения» в дальние
города, несколько боятся, но никак не смешивают с обыкновенными смертными. «Опасные люди» имеют тот интерес для провинции, который имеют известные Ловласы для женщин и куртизаны для мужчин. Опасных людей гораздо больше избегают петербургские
чиновники и московские тузы, чем провинциальные жители. Особенно сибиряки.
Весь
город был рад падению губернатора, управление его имело в себе что-то удушливое, нечистое, затхло-приказное, и, несмотря на то, все-таки гадко было смотреть на ликование
чиновников.
Дворянства в Сибири нет, а с тем вместе нет и аристократии в
городах;
чиновник и офицер, представители власти, скорее похожи на неприятельский гарнизон, поставленный победителем, чем на аристократию.
Дом генерала Хитрова приобрел Воспитательный дом для квартир своих
чиновников и перепродал его уже во второй половине прошлого столетия инженеру Ромейко, а пустырь, все еще населенный бродягами, был куплен
городом для рынка. Дом требовал дорогого ремонта. Его окружение не вызывало охотников снимать квартиры в таком опасном месте, и Ромейко пустил его под ночлежки: и выгодно, и без всяких расходов.
Это входило у меня в привычку. Когда же после Тургенева и других русских писателей я прочел Диккенса и «Историю одного
города» Щедрина, — мне показалось, что юмористическая манера должна как раз охватить и внешние явления окружающей жизни, и их внутренний характер.
Чиновников, учителей, Степана Яковлевича, Дидонуса я стал переживать то в диккенсовских, то в щедринских персонажах.
В пятидесятые и шестидесятые годы, когда по Амуру, не щадя солдат, арестантов и переселенцев, насаждали культуру, в Николаевске имели свое пребывание
чиновники, управлявшие краем, наезжало сюда много всяких русских и иностранных авантюристов, селились поселенцы, прельщаемые необычайным изобилием рыбы и зверя, и, по-видимому,
город не был чужд человеческих интересов, так как был даже случай, что один заезжий ученый нашел нужным и возможным прочесть здесь в клубе публичную лекцию.
В настоящее время на Сахалине мы имеем уже три уездных
города, в которых живут
чиновники и офицеры с семьями.
Чем севернее переправа, тем ближе к устью Амура и, значит, меньше опасности погибнуть от голода и мороза; у устья Амура много гиляцких деревушек, недалеко
город Николаевск, потом Мариинск, Софийск и казацкие станицы, где на зиму можно наняться в работники и где, как говорят, даже среди
чиновников есть люди, которые дают несчастным приют и кусок хлеба.
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские воды. Алексей Петрович живет в Жилкинской волости, в юрте; в
городе не позволили остаться. Якубович ходил говеть в монастырь и взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды
чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
Петр Лукич тоже ни о чем подобном не говорил, но из губернского
города дошли слухи, что на пикнике всем гостям в карманы наклали запрещенных сочинений и даже сунули их несколько экземпляров приезжему ученому
чиновнику.
Приезжал из
города какой-то
чиновник, собрал всех крестьян, прочел им указ и ввел моего отца во владение доставшимся ему именьем по наследству от нашего покойного дедушки.
Вихров, разумеется, очень хорошо понимал, что со стороны высокого мужика было одно только запирательство; но как его было уличить: преступник сам от своих слов отказывался, из соседей никто против богача ничего не покажет,
чиновники тоже не признаются, что брали от него взятки; а потому с сокрушенным сердцем Вихров отпустил его, девку-работницу сдал на поруки хозяевам дома, а Парфена велел сотскому и земскому свезти в уездный
город, в острог.
Вслед за тем мужики ему объявили, что опекун уехал в губернский
город жаловаться на них и на
чиновника.
Не забыть мне, милостивые государи, и того, — продолжал Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился за меня, бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом
городе только и оприветствовали именно за то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские: один из них был прокурор и бился до последних сил с деспотом-губернатором, а другой — инженер, который давно уже бросил мелкое поприще
чиновника и даровито принялся за дело предпринимателя «…
— Да, он всегда желал этого, — произнес, почти с удивлением, Постен. — Но потом-с!.. — начал он рассказывать каким-то чересчур уж пунктуальным тоном. — Когда сам господин Фатеев приехал в деревню и когда все мы — я, он, Клеопатра Петровна — по его же делу отправились в уездный
город, он там, в присутствии нескольких господ
чиновников, бывши, по обыкновению, в своем послеобеденном подшефе, бросается на Клеопатру Петровну с ножом.
Отправив все это в
городе на почту, Вихров проехал затем в погребок, который состоял всего из одной только маленькой и грязной комнатки, но тем не менее пользовался большою известностью во всем уезде: не было, я думаю, ни одного
чиновника, ни одного помещика, который бы хоть раз в жизни не пивал в этом погребке, в котором и устроено было все так, что ничего другого нельзя было делать, как только пить: сидеть можно было только около единственного стола, на котором всегда обыкновенно пили, и съесть чего-нибудь можно было достать такого, что возбуждает жажду пить, каковы: селедка, икра…
В уездном
городе в отдалении от других строений жил в своем доме старик, бывший
чиновник, пьяница, с двумя дочерьми и зятем.
Казалось бы, это ли не жизнь! А между тем все крутогорские
чиновники, и в особенности супруги их, с ожесточением нападают на этот
город. Кто звал их туда, кто приклеил их к столь постылому для них краю? Жалобы на Крутогорск составляют вечную канву для разговоров; за ними обыкновенно следуют стремления в Петербург.
— Так-то вот, ваше благородие, едма нас едят эти шельмы! — сказал Половников, злобно запахивая свой азям, — целую зиму, почитай,
чиновники из
городу не выезжали, все по ихней милости!.. анафемы! — прибавил он, огрызаясь в ту сторону, где стояла Мавра Кузьмовна, — ну, да ладно же!
— Верю вам, что без предметов удобнее, да нельзя этого, любезный. Во-первых, как я уже сказал, казне деньги нужны; а во-вторых, наука такая есть, которая только тем и занимается, что предметы отыскивает. Сначала по наружности человека осмотрит — одни предметы отыщет, потом и во внутренности заглянет, а там тоже предметы сидят. Разыщет наука, что следует, а
чиновники на ус между тем мотают, да, как наступит пора, и начнут по
городам разъезжать. И как только заприметят полезный предмет — сейчас протокол!
Канцелярские
чиновники сидят по местам и скребут перьями; среднее чиновничество, вроде столоначальников и их помощников, расселось где попало верхом на стульях, курит папиросы, рассказывает ходящие в
городе слухи и вообще занимается празднословием; начальники отделений — читают газеты или поглядывают то на дверь, то на лежащие перед ними папки с бумагами, в ожидании Петра Николаича.