Неточные совпадения
Первое время деревенской
жизни было для Долли очень трудное. Она живала в деревне в детстве, и у ней осталось впечатление, что деревня есть спасенье от всех
городских неприятностей, что
жизнь там хотя и не красива (с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
На крыльце старый, еще холостой
жизни слуга Кузьма, заведывавший
городским хозяйством, остановил Левина.
Точно так же и Левин в душе презирал и
городской образ
жизни своего приятеля и его службу, которую считал пустяками, и смеялся над этим.
Разговор начался за столом об удовольствии спокойной
жизни, прерываемый замечаниями хозяйки о
городском театре и об актерах.
Скоро в
городских магазинах появились его игрушки — искусно сделанные маленькие модели лодок, катеров, однопалубных и двухпалубных парусников, крейсеров, пароходов — словом, того, что он близко знал, что, в силу характера работы, отчасти заменяло ему грохот портовой
жизни и живописный труд плаваний.
— А знаете, — сказал он, усевшись в пролетку, — большинство задохнувшихся, растоптанных — из так называемой чистой публики…
Городские и — молодежь. Да. Мне это один полицейский врач сказал, родственник мой. Коллеги, медики, то же говорят. Да я и сам видел. В борьбе за
жизнь одолевают те, которые попроще. Действующие инстинктивно…
— Тон и смысл
городской, культурной
жизни, окраску ее давала та часть философски мощной интеллигенции, которая ‹шла› по пути, указанному Герценом, Белинским и другими, чьи громкие имена известны вам.
Впрочем, Ольга могла только поверхностно наблюдать за деятельностью своего друга, и то в доступной ей сфере. Весело ли он смотрит, охотно ли ездит всюду, является ли в условный час в рощу, насколько занимает его
городская новость, общий разговор. Всего ревнивее следит она, не выпускает ли он из вида главную цель
жизни. Если она и спросила его о палате, так затем только, чтоб отвечать что-нибудь Штольцу о делах его друга.
«Меланхолихой» звали какую-то бабу в
городской слободе, которая простыми средствами лечила «людей» и снимала недуги как рукой. Бывало, после ее леченья, иного скоробит на весь век в три погибели, или другой перестанет говорить своим голосом, а только кряхтит потом всю
жизнь; кто-нибудь воротится от нее без глаз или без челюсти — а все же боль проходила, и мужик или баба работали опять.
Было за полдень давно. Над городом лежало оцепенение покоя, штиль на суше, какой бывает на море штиль широкой, степной, сельской и
городской русской
жизни. Это не город, а кладбище, как все эти города.
Утро. Солнце блещет, и все блещет с ним. Какие картины вокруг! Какая
жизнь, суматоха, шум! Что за лица! Какие языки! Кругом нас острова, все в зелени; прямо, за лесом мачт, на возвышенностях, видны
городские здания.
Вам хочется знать, как я вдруг из своей покойной комнаты, которую оставлял только в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из всех вас
городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг, в один день, в один час, должен был ниспровергнуть этот порядок и ринуться в беспорядок
жизни моряка?
И тут же вспомнил острог, бритые головы, камеры, отвратительный запах, цепи и рядом с этим — безумную роскошь своей и всей
городской, столичной, господской
жизни.
Прошел час, другой. В
городском саду по соседству играл оркестр и пел хор песенников. Когда Вера Иосифовна закрыла свою тетрадь, то минут пять молчали и слушали «Лучинушку», которую пел хор, и эта песня передавала то, чего не было в романе и что бывает в
жизни.
Красота
жизни заключается в резких контрастах. Как было бы приятно из удэгейской юрты сразу попасть в богатый
городской дом! К сожалению, переход этот бывает всегда постепенным: сначала юрта, потом китайская фанза, за ней крестьянская изба, затем уже город.
Я видел перед собой первобытного охотника, который всю свою
жизнь прожил в тайге и чужд был тех пороков, которые вместе с собой несет
городская цивилизация.
Вообще в Москве
жизнь больше деревенская, чем
городская, только господские дома близко друг от друга.
Но
жизнь груба и нестройна, и еще более вероятно, что в прозаически беспорядочной свалке я бы струсил, как самый трусливый из
городских мальчишек…
Старик Луковников, сделавшись
городским головой, ни на волос не изменил образа своей
жизни.
И так без конца, день за днем, месяцы и годы, живут они в своих публичных гаремах странной, неправдоподобной
жизнью, выброшенные обществом, проклятые семьей, жертвы общественного темперамента, клоаки для избытка
городского сладострастия, оберегательницы семейной чести четыреста глупых, ленивых, истеричных, бесплодных женщин.
Шатаясь по улицам, я всматривался детски-любопытными глазами в незатейливую
жизнь городка с его лачугами, вслушивался в гул проволок на шоссе, вдали от
городского шума, стараясь уловить, какие вести несутся по ним из далеких больших городов, или в шелест колосьев, или в шепот ветра на высоких гайдамацких могилах.
Он шел, не поднимая головы, покуда не добрался до конца города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а у дороги, близ самой
городской межи, притаилась небольшая рощица. Деревья уныло качали разбухшими от дождя ветками; земля была усеяна намокшим желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка вошел в рощу, лег на мокрую землю и, может быть, в первый раз в
жизни серьезно задумался.
С
жизнью французского народа, в тесном значении этого слова, с его верованиями и надеждами, я совсем незнаком и даже
городского рабочего знаю лишь поверхностно.
Вот каким образом происходило дело: месяца за два до приезда Алексея Степаныча, Иван Петрович Каратаев ездил зачем-то в Уфу и привез своей жене эту
городскую новость; Александра Степановна (я сказал о ее свойствах) вскипела негодованием и злобой; она была коновод в своей семье и вертела всеми, как хотела, разумеется кроме отца; она обратила в шпионы одного из лакеев Алексея Степаныча, и он сообщал ей все подробности об образе
жизни и о любви своего молодого барина; она нашла какую-то кумушку в Уфе, которая разнюхала, разузнала всю подноготную и написала ей длинную грамоту, с помощию отставного подьячего, составленную из
городских вестей и сплетен дворни в доме Зубина, преимущественно со слов озлобленных приданых покойной мачехи.
Даже из тёмной массы
городских зданий, сзади Ильи, не долетало до поля шума
жизни, хотя ещё было не поздно.
Удивительно, какие совпадения и в правильной и даже неправильной
жизни! Как раз когда родителям
жизнь становится невыносимой друг от друга, необходимы делаются и
городские условия для воспитывания детей. И вот является потребность переезда в город.
«Как эта
городская, столичная
жизнь, — подумал он с досадой, — понижает нравственное чутье в женщинах и делает их всех какими-то практическими набойками!..»
Вскрытие реки, разлив воды, спуск пруда, заимка — это события в деревенской
жизни, о которых не имеют понятия
городские жители. В столицах, где лед на улицах еще в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что в клубах появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились выращивать в теплицах… но это статья особая и до нас не касается.
А вы знаете, кто хоть раз в
жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не
городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.
Когда единственный сын купца 1-й гильдии Нила Овсянникова, после долгих беспутных скитаний из труппы в труппу, умер от чахотки и пьянства в наровчатской
городской больнице, то отец, не только отказывавший сыну при его
жизни в помощи, но даже грозивший ему торжественным проклятием при отверстых царских вратах, основал в годовщину его смерти «Убежище для престарелых немощных артистов имени Алексея Ниловича Овсянникова».
Узнавалась
жизнь Шихана через женщин, ходивших на поденщину: полоть огороды, мыть полы в
городских учреждениях, продавать ягоды и грибы на базаре и по домам.
Каким-то новым чувством смущена,
Его слова еврейка поглощала.
Сначала показалась ей смешна
Жизнь городских красавиц, но… сначала.
Потом пришло ей в мысль, что и она
Могла б кружиться ловко пред толпою,
Терзать мужчин надменной красотою,
В высокие смотреться зеркала
И уязвлять, но не желая зла,
Соперниц гордой жалостью, и в свете
Блистать, и ездить четверней в карете.
Смотрю я на него и радостно думаю: «А ты, милый, видать, птица редкая и новая — пусть скажется в добрый час!» Нравится мне его возбуждение, это не тот красивый хмель, который охватит
городского интеллигента на краткий час, а потом ведёт за собою окисляющее душу стыдное похмелье, это настоящий огонь
жизни, он должен спокойно и неугасимо жечь душу человека до дня, пока она вся не выгорит.
Конечно, и здесь — не на печке, бывают разные волнения, а всё-таки спокойнее — мужик ещё не отчаялся и
жизнь свою ценит, а уж этот рабочий народ — вы,
городской житель, сами знаете, каков он…
Но мамаша Сур оказалась женщина с предрассудками: она обратилась к какому-то известному
городскому врачу, ну и понятно: нога срослась неправильно, Альберт остался на всю
жизнь хромым.
Во мне течет кипучая кровь моих предков — лезгинов из аула Бестуди и, странно сказать, мне, приемной дочери князя Джаваха, мне, нареченной и удочеренной им княжне, более заманчивым кажется житье в сакле, в диком ауле, над самой пастью зияющей бездны, там, где родилась и выросла моя черноокая мать, нежели счастливая, беззаботная
жизнь в богатом
городском доме моего названного отца!
Любочка замечталась тоже. Глядя на свои беленькие, как у барышни, нежные ручки, думала девушка о том, что ждет ее впереди… Ужели же все та же трудовая
жизнь бедной сельской школьной учительницы, а в лучшем случае
городской? Ужели не явится прекрасный принц, как в сказке, и не освободит ее, Любочку, всеми признанную красавицу, из этой тюрьмы труда и беспросветной рабочей доли? Не освободит, не возьмет замуж, не станет лелеять и холить, и заботиться о ней всю
жизнь…
Александра Ивановна давно решила оставить свою
городскую квартиру в доме Висленева, как потому, что натянутые отношения с Ларисой делали
жизнь на одном с нею дворе крайне неприятною, так и потому, что, за получением генералом отставки, квартира в городе, при их ограниченном состоянии, делалась совершенный излишеством. Они решили совсем поселиться у себя на хуторе, где к двум небольшим знакомым нам комнаткам была пригорожена третья, имевшая назначение быть кабинетом генерала.
Образ
жизни генеральши в ее
городской квартире и в загородном хуторе, где она проводит большую часть своих дней в обществе глухонемой Веры, к крайнему неудовольствию многих, почти совсем неизвестен.
Один только черный принц полудикого народа все еще продолжал отчаянно бороться с дружинами короля. Наконец, после многих битв, черный принц Аго был побежден. Его взяли в плен, скованного привели в столицу и бросили в тюрьму. Дуль-Дуль, разгневанный на черного принца за его долгое сопротивление, решил лишить его
жизни. Он велел народу собраться с первыми лучами солнца на
городской площади.
В этом профессорско-студенческом клубе шла такая
жизнь, как в наших смешанных клубах, куда вхожи и дамы: давались танцевальные и музыкальные вечера, допускались, кажется, и карты, имелись столовая и буфет, читались общедоступные лекции для
городской публики.
Это была типичнейшая фигура. Из малограмотных мещан уездного города он сделался настоящим просветителем Нижнего; имел на родине лавчонку, потом завел библиотеку и кончил свою
жизнь заведующим
городской публичной библиотекой, которая разрослась из его книгохранилища.
На этом балу я справлял как бы поминки по моей прошлогодней „светской“
жизни. С перехода во второй курс я быстро охладел к выездам и
городским знакомствам, и практические занятия химией направили мой интерес в более серьезную сторону. Программа второго курса стала гораздо интереснее. Лекции, лаборатория брали больше времени. И тогда же я задумал переводить немецкий учебник химии Лемана.
А главный народный кряж Вены — немецкие австрияки — выработал в столице на Дунае характерный
городской быт, скорее привлекательный по своей бойкости, добродушию, любви к удовольствиям, к музыке, к тому, что мы уже тогда на нашем литературном жаргоне называли"прожиганием"
жизни.
Он шел по сухой дороге, глядел на
городское стадо, лениво жевавшее желтую траву, и думал о резком перевороте в своей
жизни, который он только что так решительно совершил.
Ментиков. Благодарю вас, Татьяна Андреевна, я обедал. Но при
городских условиях
жизни мое здоровье расшаталось, и доктор велел…
Мы шли, шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом, искали в темноте проезда по льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела в темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая
городская стена, за нею мелькали вершины деревьев, гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые в своей, особой от нас
жизни.
Затем злодеи разгромили
городскую аптеку, заставив аптекаря пробовать лекарства из всех склянок и банок, в удостоверение, что он не отравляет ими воду. Это стоило ему
жизни.
Так, в первой идет рассказ о
жизни семейства Пшеницыных в Старом доме; во второй — помещены портреты Замечательных
городских личностей; третья, под заглавием: Соляной пристав; в четвертой опять описание
жизни семейства Пшеницыных в Новом доме; затем описание их
жизни в деревне, со включением портретов Замечательных деревенских личностей, и так далее.
Надя сразу почувствовала под собою другую почву — силу красоты, возможность взять от
жизни нечто более блестящее, чем место учительницы в
городской школе или, много-много, в младшем классе женской гимназии.