Неточные совпадения
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что
голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село…
Когда взошел он в светлый зал, где повсюду за письменными лакированными столами сидели пишущие господа,
шумя перьями и наклоня
голову набок, и когда посадили его самого, предложа ему тут же переписать какую-то бумагу, — необыкновенно странное чувство его проникнуло.
«Как это они так все
шумят!» — мелькнуло в его
голове.
Особенно бесцеремонно
шумели за большим столом у стены, налево от него, — там сидело семеро, и один из них, высокий, тонкий, с маленькой
головой, с реденькими усами на красном лице, тенористо и задорно врезывал в густой гул саркастические фразы...
У него приятно
шумело в
голове, и еще более приятно было сознавать, что никто из этих людей не сказал больше, чем мог бы сказать он, никто не сказал ничего, что не было бы знакомо ему, продумано им.
Дома Самгин заказал самовар, вина, взял горячую ванну, но это мало помогло ему, а только ослабило. Накинув пальто, он сел пить чай. Болела
голова, начинался насморк, и режущая сухость в глазах заставляла закрывать их. Тогда из тьмы являлось
голое лицо, масляный череп, и в ушах
шумел тяжелый голос...
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их
головы в лакированных шляпах казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах
шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
«Да — что вы озорничаете?» — звучал в памяти возмущенный вопрос горбатой девочки, и
шумел в
голове рыдающий шепоток деревенских баб.
«Он так любезен, точно хочет просить меня о чем-то», — подумал Самгин. В
голове у него
шумело, поднималась температура. Сквозь этот шум он слышал...
Разыгрался ветер,
шумели сосны, на крыше что-то приглушенно посвистывало; лунный свет врывался в комнату, исчезал в ней, и снова ее наполняли шорохи и шепоты тьмы. Ветер быстро рассеял короткую ночь весны, небо холодно позеленело. Клим окутал одеялом
голову, вдруг подумав...
Самгину было интересно и приятно слушать брата, но
шумело в
голове, утомлял кашель, и снова поднималась температура. Закрыв глаза, он сообщил...
Он, видимо, приучил Ногайцева и женщин слушать себя, они смирно пили чай, стараясь не
шуметь посудой. Юрин, запрокинув
голову на спинку дивана, смотрел в потолок, только Дронов, сидя рядом с Тосей, бормотал...
Самгин понял, что он лишний, простился и ушел. В комнате своей, свалившись на постель, закинув руки под
голову, он плотно закрыл глаза, чтоб лучше видеть путаницу разногласно кричащих мыслей.
Шумел в
голове баритон Кутузова, а Спивак уверенно утешает: «Это скоро пройдет».
У него немножко
шумело в
голове и возникало желание заявить о себе; он шагал по комнате, прислушиваясь, присматриваясь к людям, и находил почти во всех забавное: вот Марина, почти прижав к стене светловолосого, носатого юношу, говорит ему...
— Случилось какое-то… несчастие, — ответил Клим. Слово несчастие он произнес не сразу, нетвердо, подумав, что надо бы сказать другое слово, но в
голове его что-то
шумело, шипело, и слова не шли на язык.
В
голове еще
шумел молитвенный шепот баб, мешая думать, но не мешая помнить обо всем, что он видел и слышал. Молебен кончился. Уродливо длинный и тонкий седобородый старик с желтым лицом и безволосой
головой в форме тыквы, сбросив с плеч своих поддевку, трижды перекрестился, глядя в небо, встал на колени перед колоколом и, троекратно облобызав край, пошел на коленях вокруг него, крестясь и прикладываясь к изображениям святых.
За углом —
шумели, и хотя шум был не силен, от него кружилась
голова. Дождь сыпался гуще, и
голова лошади, высунувшись из-за угла, понуро качалась.
Дождь сыпался все гуще, пространство сокращалось, люди
шумели скупее, им вторило плачевное хлюпанье воды в трубах водостоков, и весь шум одолевал бойкий торопливый рассказ человека с креслом на
голове; половина лица его, приплюснутая тяжестью, была невидима, виден был только нос и подбородок, на котором вздрагивала черная, курчавая бороденка.
Листья чуть
шумели над моей
головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года.
Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал еще шум. Инстинктивно я обернулся и замер на месте. Из кустов показалась
голова другого медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько, стараясь не
шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
И пошла по горам потеха, и запировал пир: гуляют мечи, летают пули, ржут и топочут кони. От крику безумеет
голова; от дыму слепнут очи. Все перемешалось. Но козак чует, где друг, где недруг;
прошумит ли пуля — валится лихой седок с коня; свистнет сабля — катится по земле
голова, бормоча языком несвязные речи.
Я видел грозные моменты,
Досель кружится
голова…
Шумели буйные студенты,
Гудела старая Москва.
Чувствуя, что лицо мое вдруг точно распухло, а уши налились кровью, отяжелели и в
голове неприятно
шумит, я стоял пред матерью, сгорая в стыде, и сквозь слезы видел, как печально потемнело ее лицо, сжались губы, сдвинулись брови.
Гуляет он и любуется; на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, индо, глядя на них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные, мохровые, пахучие, всякими красками расписанные; птицы летают невиданные: словно по бархату зеленому и пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны воды бьют высокие, индо глядеть на их вышину —
голова запрокидывается; и бегут и
шумят ключи родниковые по колодам хрустальныим.
Пока водка
шумела в
голове Ивана, он ехал довольно смело и все за что-то бранил обеих горничных: Груню и Марью.
— Всегда к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил уйти. В
голове у него все еще
шумело и трещало; в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя к себе на квартиру, которая была по-прежнему в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не спав и в то же время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
Справа от нее, на болоте, темной стеной стоит лес, там уныло
шумят тонкие
голые березы и осины.
На поляне вокруг
голого, похожего на череп камня
шумела толпа в триста — четыреста… человек — пусть — «человек», мне трудно говорить иначе.
Орла сбросили с валу в степь. Это было глубокою осенью, в холодный и сумрачный день. Ветер свистал в
голой степи и
шумел в пожелтелой, иссохшей, клочковатой степной траве. Орел пустился прямо, махая больным крылом и как бы торопясь уходить от нас куда глаза глядят. Арестанты с любопытством следили, как мелькала в траве его
голова.
Октябрьская ночь была холодна и сумрачна; по небу быстро неслись облака, и ветер
шумел голыми ветвями придорожных ракит. Ахилла все не останавливаясь шел, и когда засерел осенний рассвет, он был уже на половине дороги и смело мог дать себе роздых.
В ушах у него
шумело, в
голове что-то ворочалось.
— Ну, уж я б ни за что не променяла своего леса на ваш город, — сказала Олеся, покачав
головой. — Я и в Степань-то приду на базар, так мне противно сделается. Толкаются,
шумят, бранятся… И такая меня тоска возьмет за лесом, — так бы бросила все и без оглядки побежала… Бог с ним, с городом вашим, не стала бы я там жить никогда.
Добравшись до узкой тропинки, ведшей прямо к хате Мануйлихи, я слез с Таранчика, на котором по краям потника и в тех местах, где его кожа соприкасалась со сбруей, белыми комьями выступила густая пена, и повел его в поводу. От сильного дневного жара и от быстрой езды кровь
шумела у меня в
голове, точно нагнетаемая каким-то огромным, безостановочным насосом.
Голова сделалась тяжелой, в ушах
шумело, в темени я ощущал тупую беспрестанную боль, — точно кто-то давил на него мягкой, но сильной рукой.
У меня так
шумело в
голове, и я был рад, что опять вижу «академию».
Шуваловский парк привел нас в немой восторг. Настоящие деревья, настоящая трава, настоящая вода, настоящее небо, наконец… Мы обошли все аллеи, полюбовались видом с Парнаса, отыскали несколько совсем глухих, нетронутых уголков и еще раз пришли в восторг. Над нашими
головами ласково и строго
шумели ели и сосны, мы могли ходить по зеленой траве, и невольно являлось то невинное чувство, которое заставляет выпущенного в поле теленка брыкаться.
Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе
шумя, ползет к
голове Рагима.
Напоминают… мне они… другую жизнь. У вас в доме проклятый двор. Как они
шумят. Боже! И закат на вашей Садовой гнусен.
Голый закат. Закройте, закройте сию минуту шторы!
В
голове у меня еще изрядно
шумело после возлияний в трактире, и я жадно вдыхал осенний воздух в глухих аллеях госпитального старинного сада.
Мороз пробежал по всем суставчикам приемыша, и хмель, начинавший уже
шуметь в
голове его, мгновенно пропал. Он круто повернул к двери и шмыгнул на улицу. Захар, больше владевший собою, подошел к Герасиму, успевшему уже сменить батрака за прилавком, потом прошелся раза два по кабаку, как бы ни в чем не бывало, и, подобрав штофы под мышки, тихо отворил дверь кабака. Очутившись на крыльце, он пустился со всех ног догонять товарища.
— Малый, удалая
голова, не
шуми! — сказал он. — Не годится — по той причине не годится, слышь: с утра суд ждут; того и смотри, наедет. Михайла Иваныч давно здесь.
При этой мысли
голова его шла кругом, в ушах
шумело, сердце прыгало от нетерпения.
Скоро вернулся Степка с бреднем. Дымов и Кирюха от долгого пребывания в воде стали лиловыми и охрипли, но за рыбную ловлю принялись с охотой. Сначала они пошли по глубокому месту, вдоль камыша; тут Дымову было по шею, а малорослому Кирюхе с
головой; последний захлебывался и пускал пузыри, а Дымов, натыкаясь на колючие корни, падал и путался в бредне, оба барахтались и
шумели, и из их рыбной ловли выходила одна шалость.
В Киеве далеком, на горах,
Смутный сон приснился Святославу,
И объял его великий страх,
И собрал бояр он по уставу.
«С вечера до нынешнего дня, —
Молвил князь, поникнув
головою, —
На кровати тисовой меня
Покрывали черной пеленою.
Черпали мне синее вино,
Горькое отравленное зелье,
Сыпали жемчуг на полотно
Из колчанов вражьего изделья.
Златоверхий терем мой стоял
Без конька, и, предвещая горе,
Вражий ворон в Плесенске кричал
И летел,
шумя, на сине море».
Со всех сторон к яслям наклоняются седые обнаженные
головы, суровые лица, всюду блестят ласковые глаза. Вспыхнули бенгальские огни, всё темное исчезло с площади — как будто неожиданно наступил рассвет. Дети поют, кричат, смеются, на лицах взрослых — милые улыбки, можно думать, что они тоже хотели бы прыгать и
шуметь, но — боятся потерять в глазах детей свое значение людей серьезных.
Вот же, хлопче, будто и теперь я эту песню слышу и тех людей вижу: стоит козак с бандурой, пан сидит на ковре,
голову свесил и плачет; дворня кругом столпилась, поталкивают один другого локтями; старый Богдан
головой качает… А лес, как теперь,
шумит, и тихо да сумно звенит бандура, а козак поет, как пани плачет над паном над Иваном...
— Лес
шумит, лес
шумит… Оксано,
голýбонько…
Потом поднял
голову, посмотрел на небо, как в небе орел ширяет, как ветер темные тучи гоняет. Наставил ухо, послушал, как высокие сосны
шумят.
— Что-то я не понимаю этого, Илюша, — у меня трактир в
голове, —
шумит!.. Тук, тук, тук… Мне слабо думаться стало… И в глазах и в душе всё одно… Всё — это самое…