Неточные совпадения
Но, вспомнив
о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим, согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и есть самая подлинная история правды добра и правды зла, которая и должна и умеет
говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро
о гневе и
о нежности,
о неутолимых
печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что есть жизнь.
О Лидии она
говорила без признаков сочувствия к ней, так же безучастно произнесла и фразу
о детях, а эта фраза требовала какого-то чувства: удивления,
печали, иронии.
Она усмехалась,
говоря. Та хмельная жалость к ней, которую почувствовал Самгин в гостинице, снова возникла у него, но теперь к жалости примешалась тихая
печаль о чем-то. Он коротко рассказал, как вел себя Туробоев девятого января.
И Татьяна Марковна, наблюдая за Верой, задумывалась и как будто заражалась ее
печалью. Она тоже ни с кем почти не
говорила, мало спала, мало входила в дела, не принимала ни приказчика, ни купцов, приходивших справляться
о хлебе, не отдавала приказаний в доме. Она сидела, опершись рукой
о стол и положив голову в ладони, оставаясь подолгу одна.
«Этот протоиереев сын сейчас станет мне «ты»
говорить», подумал Нехлюдов и, выразив на своем лице такую
печаль, которая была бы естественна только, если бы он сейчас узнал
о смерти всех родных, отошел от него и приблизился к группе, образовавшейся около бритого высокого, представительного господина, что-то оживленно рассказывавшего.
Более естественно было бы, при более глубоком взгляде на жизнь,
говорить о трагизме любви и
печали любви.
О молодость! молодость! тебе нет ни до чего дела, ты как будто бы обладаешь всеми сокровищами вселенной, даже грусть тебя тешит, даже
печаль тебе к лицу, ты самоуверенна и дерзка, ты
говоришь: я одна живу — смотрите! а у самой дни бегут и исчезают без следа и без счета, и все в тебе исчезает, как воск на солнце, как снег…
Рыдания потрясали ее тело, и, задыхаясь, она положила голову на койку у ног Егора. Мать молча плакала обильными слезами. Она почему-то старалась удержать их, ей хотелось приласкать Людмилу особой, сильной лаской, хотелось
говорить о Егоре хорошими словами любви и
печали. Сквозь слезы она смотрела в его опавшее лицо, в глаза, дремотно прикрытые опущенными веками, на губы, темные, застывшие в легкой улыбке. Было тихо и скучно светло…
Но, собственно
говоря, Елпидифор Мартыныч зашел к князю затем, чтобы разведать у него, за что он с Еленой Николаевной поссорился и куда она от него переехала,
о чем убедительнейшим образом просила его Елизавета Петровна, даже не знавшая, где теперь дочь живет. Вообще этот разрыв Елены с князем сильно
опечалил и встревожил Елизавету Петровну и Елпидифора Мартыныча: он разом разбивал все их надежды и планы.
У них есть еще брат. Но
о нем никогда не
говорят при посторонних. Это тайная
печаль семьи. Из-за этой тайной
печали побелели волосы матери, и грусть залегла в прелестных глазах Сани, а лица Павла и Володи стали сосредоточенны и строги, несмотря на молодость.
Салтыкова смотрела на свою бывшую любимицу, злобно подсмеиваясь над ней, но не
говорила ни слова, не спрашивала ее
о причине ее
печали. Она хорошо знала ее, а вид нравственных страданий ближнего причинял ей такое же, если не большее по своей новизне, наслаждение, как вид страданий физических.
Выражение этих простых русских лиц красноречиво
говорило о состоянии их души, и той
печали, которую они испытывают.
Но, не
говоря уже
о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю
печаль, на меня и на брата.
И вот почему: во-первых я знаю, что хотя он и редко
говорит о покойной жене, но
печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда-нибудь он решился дать ей преемницу и мачиху нашему маленькому ангелу.
«Вчера
печаль, рыдание и скорбь чад церкви Божией; тоже и сегодня, да и долго еще будет так.
О, если бы не возвращаться мне на прежнее», —
говорит Евстафий Солунский.
Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoléance, [визитов соболезнования,] которые ему делали по случаю смерти его дочери,
говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в
печали забыть то, чтò он
говорил прежде), он
говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
Разговор был самый простой и незначительный. Они
говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою
печаль об этом событии,
говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонить разговор на другой предмет,
говорили о доброй губернаторше,
о родных Николая и княжны Марьи.