Неточные совпадения
— Куда ж торопиться? Посидим. Как ты измок однако! Хоть не ловится, но хорошо. Всякая охота тем хороша, что имеешь дело с природой. Ну, что зa прелесть эта стальная вода! — сказал он. — Эти берега луговые, — продолжал он, — всегда напоминают мне
загадку, — знаешь? Трава
говорит воде: а мы пошатаемся, пошатаемся.
«Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, —
говори, куда ты ночью таскался, с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой
загадки.
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил
загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой
говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
— Да что я сделал такое! Перестанете ли вы
говорить вашими вздорными
загадками! Или вы, может, выпивши?
— Но если б он… изменился, ожил, послушался меня и… разве я не любила бы его тогда? Разве и тогда была бы ложь, ошибка? —
говорила она, чтоб осмотреть дело со всех сторон, чтоб не осталось ни малейшего пятна, никакой
загадки.
— Я думал… —
говорил он медленно, задумчиво высказываясь и сам не доверяя своей мысли, как будто тоже стыдясь своей речи, — вот видишь ли… бывают минуты… то есть я хочу сказать, если это не признак какого-нибудь расстройства, если ты совершенно здорова, то, может быть, ты созрела, подошла к той поре, когда остановился рост жизни… когда
загадок нет, она открылась вся…
Вот тебе и драма, любезный Борис Павлович: годится ли в твой роман? Пишешь ли ты его? Если пишешь, то сократи эту драму в двух следующих словах. Вот тебе ключ, или «le mot de l’enigme», [ключ к
загадке (фр.).] — как
говорят здесь русские люди, притворяющиеся не умеющими
говорить по-русски и воображающие, что
говорят по-французски.
— Что вы такое? — повторил Райский, остановясь перед ним и глядя на него так же бесцеремонно, почти дерзко, как и Марк на него. — Вы не
загадка: «свихнулись в ранней молодости» —
говорит Тит Никоныч; а я думаю, вы просто не получили никакого воспитания, иначе бы не свихнулись: оттого ничего и не делаете… Я не извиняюсь в своей откровенности: вы этого не любите; притом следую вашему примеру…
— Люблю, Иван. Брат Дмитрий
говорит про тебя: Иван — могила. Я
говорю про тебя: Иван —
загадка. Ты и теперь для меня
загадка, но нечто я уже осмыслил в тебе, и всего только с сегодняшнего утра!
Не было ни одной общей точки соприкосновения между ним и гостями:
говорили они всё об чем-то таком, что было для него совершенной
загадкой.
Я по крайней мере всегда
говорил о первичном, а не о вторичном, не об отраженном,
говорил как стоящий перед
загадкой мира, перед самой жизнью;
говорил экзистенциально, как субъект существования.
— Утро вечера мудренее, Михей Зотыч… Завтра о деле-то
поговорим. Да, пожалуй, я тебе вперед сам
загадку загадаю.
— Что тогда? А знаешь, что я тебе скажу? Вот ты строишь себе дом в Городище, а какой же дом без бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча
говорил. Ведь у него все
загадками да выкомурами, как хочешь понимай. Жалеет тебя…
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг
загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли,
говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Но разгадка последовала гораздо раньше вечера и тоже в форме нового визита, разгадка в форме новой, мучительной
загадки: ровно полчаса по уходе Епанчиных к нему вошел Ипполит, до того усталый и изнуренный, что, войдя и ни слова не
говоря, как бы без памяти, буквально упал в кресла и мгновенно погрузился в нестерпимый кашель.
— Да что вы загадки-то
говорите? Ничего не понимаю! — перебила генеральша. — Как это взглянуть не умею? Есть глаза, и гляди. Не умеешь здесь взглянуть, так и за границей не выучишься. Лучше расскажите-ка, как вы сами-то глядели, князь.
— Ванька-Встанька только что пришел сюда… Отдал Маньке конфеты, а потом стал нам загадывать армянские
загадки… «Синего цвета, висит в гостиной и свистит…» Мы никак не могли угадать, а он
говорит: «Селедка»… Вдруг засмеялся, закашлялся и начал валиться на бок, а потом хлоп на землю и не движется… Послали за полицией… Господи, вот страсть-то какая!.. Ужасно я боюсь упокойников!..
Наступило тепло; он чаще и чаще
говорил об отъезде из Петербурга, и в то же время быстрее и быстрее угасал. Недуг не терзал его, а изнурял. Голова была тяжела и вся в поту. Квартирные жильцы следили за ним с удвоенным вниманием и даже с любопытством.
Загадка смерти стояла так близко, что все с минуты на минуту ждали ее разрешения.
Мы в этом отношении поставлены несомненно выгоднее. Мы рождаемся с
загадкой в сердцах и потом всю жизнь лелеем ее на собственных боках. А кроме того, мы отлично знаем, что никаких поступков не будет. Но на этом наши преимущества и кончаются, ибо дальнейшие наши отношения к
загадке заключаются совсем не в разъяснении ее, а только в известных приспособлениях. Или,
говоря другими словами, мы стараемся так приспособиться, чтоб жить без шкур, но как бы с оными.
— Греки обыкновенно, — начал поучать молодой ученый, — как народ в высокой степени культурный и изобретательный, наполняли свои вечера играми,
загадками, музыкой и остротами, которые по преимуществу у них
говорили так называемые паразиты, то есть люди, которым не на что самим было угощать, и они обыкновенно ходили на чужие пиры, иногда даже без зова, отплачивая за это остротами.
Но Дэбльтоун, —
говорим это с гордостью, — не только разрешил этнографическую
загадку, оказавшуюся не по силам кичливому Нью-Йорку, но еще подал сказанному городу пример истинно христианского обращения с иностранцем, — обращения, которое, надеемся, изгладит в его душе горестные воспоминания, порожденные пребыванием в Нью-Йорке.
«Стало быть, нашли такой закон. Я, чай, архиереи не хуже нашего знают», — сказал мне на это один русский солдат. И, сказав это, солдат, очевидно, почувствовал себя успокоенным, вполне уверенный, что руководители его нашли закон, тот самый, по которому служили его предки, служат цари, наследники царей и миллионы людей и служит он сам, и что то, что я ему
говорил, была какая-нибудь хитрость или тонкость вроде
загадки.
— Семён Иванович любит
загадками говорить…
Загадка не давалась, как клад. На все лады перевертывал он ее, и все оказывалось, что он кружится, как белка в колесе. С одной стороны, складывалось так: ежели эти изъятия, о которых
говорит правитель канцелярии, — изъятия солидные, то, стало быть, мне мат. С другой стороны, выходило и так: ежели я никаких изъятий никогда не знал и не знаю и за всем тем чувствую себя совершенно хорошо, то, стало быть, мат изъятиям.
Много раз Зотушка думал
поговорить с мамынькой по душе, но все откладывал, потому что все равно никакого бы толку из этого разговора не вышло, и Зотушка ограничивался только разными
загадками и притчами, которые при случае загадывал старухе.
Лука. Где тут
загадка? Я
говорю — есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь на ней — родит… Так-то вот…
Он не рассуждал об этой
загадке, вызывавшей в сердце его тревожное чувство, — он не умел рассуждать; но стал чутко прислушиваться ко всему, что люди
говорили о жизни.
Все это было просто невероятно. Я вдруг вскочил вне себя, чтоб идти тотчас же отыскать мистера Астлея и во что бы то ни стало заставить его
говорить. Он, конечно, и тут больше меня знает. Мистер Астлей? вот еще для меня
загадка!
«Может быть, я жил не так как должно?» приходило ему вдруг в голову. «Но как же не так, когда я делал всё, как следует?»
говорил он себе и тотчас же отгонял от себя это единственное разрешение всей
загадки жизни и смерти как что-то совершенно невозможное.
Страх перед разумом вызывает у победителей стремление подорвать его силы: они начинают
говорить об ограниченности разума, о том, что исследование не способно разрешить
загадки бытия, ставят на место изучения умозрение, на место исследования — созерцание.
Не разгадал Трифон
загадки, а становой больше и
говорить не стал. И злобился после того на Лохматых, и быть бы худу, да по скорости его под суд упекли.
— Бог ее знает. Она воплощенная
загадка… То бессердечная, то сама доброта. Дикая какая-то! Впрочем, ей это простительно. Она,
говорят, кумир семьи, и очень богатой семьи вдобавок! — подчеркнула девочка.
В великой своей убогости и нищете стоит перед Ницше наличный человек, лишенный всякого чувства жизни, всякой цельности, с устремлениями, противоречащими инстинктам, — воплощенная «биологическая фальшивость» и «физиологическое самопротиворечие». «Общее отклонение человечества от своих коренных инстинктов, —
говорит Ницше, — общий декаданс в деле установления ценностей есть вопрос par excellence, основная
загадка, которую задает философу животное-«человек»
Мы
говорим «почти», потому что окончательно исчезли они вследствие того, что предсмертные слова Капочки были объяснены и потеряли свое значение оскорбительной для Сигизмунда Нарцисовича
загадки.
— Ты
говоришь сегодня
загадками.
Говори яснее, если хочешь, чтобы я тебя понимала.
— Что хуже… Чего ты
загадки задаешь…
Говори…
— Какая гибель?.. Какое разорение?.. — вскинулся на него Иоанн. — Что
загадки задаешь?
Говори прямо, змей лукавый!
— Вы стали
загадкой, —
говорил, между тем, Анжелике Ртищев, — прежде я понимал вас, а теперь отказываюсь. То вы улыбаетесь, то точно какое-то облако набежит на вас. Что с вами? Вы совершенно здоровы?
Медовицына. Без
загадок,
говорите скорее. Повторяю, что я готова все исполнить, хотя бы стоило броситься в пропасть.