Неточные совпадения
Большое дело, совершенное Владимиром Соловьевым для
русского сознания, нужно видеть прежде всего
в его беспощадной критике церковного национализма,
в его вечном призыве к вселенскому духу Христову, к освобождению Христова духа из
плена у национальной стихии, стихии натуралистической.
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая
в лавке
у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном
русском солдате, что тот, где-то далеко на границе,
у азиятов, попав к ним
в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти
в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз
в полученной
в тот день газете.
А татары отвечают, что это, мол, ничего не действует это ваш Иван, он из ваших, из
русских, только
в плену у нас здесь проживает.
На другой либо на третий день приехал
в город Патап Максимыч и познакомился с известным ему заочно Мокеем Данилычем. Не на долгое время приехала и Груня порадоваться радости давнишнего своего друга. Кроме Патапа Максимыча, приехал Чубалов, и пошел
у молодых пир, где дорогими гостями были и Колышкины муж с женой. Патап Максимыч звал выходца на
русскую землю из бусурманского
плена к себе
в Осиповку и отправился вместе с ним за Волгу.
Между тем через китайцев, скупщиков мехов, стали распространяться слухи о том, что на реке Ботчи
у удэхейцев живет один
русский. Слухи эти дошли до Владивостока, потом пробрались и
в Иркутск, а там решили, что это не кто иной, как Гроссевич, и что он находится
в плену у удэхейцев.
Француз, живший
у нас около четырех лет, лицо скорее комическое, с разными слабостями и чудачествами, был обломок великой эпохи, бывший военный врач
в армии Наполеона, взятый
в плен в 1812 году казаками около города Орши, потом «штаб-лекарь»
русской службы, к старости опустившийся до заработка домашнего преподавателя.
Говорят, что они прикалывают раненых и даже пленных, а раненый рядовой 6 роты 2 восточного стрелкового полка Осип Коченов рассказывал мне, что
у его товарища, попавшего
в плен, японцы будто бы вырезали ремни из груди и спины и бросили его по дороге; его нашли и доставили на
русские позиции.
Начали они это с того, что, по приказанию своего воеводы, «отняли каторгу (судно), со всеми животы» (т. е. имуществом), а также отняли
у них и сорок человек турок, которых освободившиеся
русские сами содержали теперь
у себя
в плену и надеялись притащить их взаперти к себе «ко дворам» или продать где-нибудь
в неволю, а при опасности, конечно, не затруднились бы сбросить и за борт.