Неточные совпадения
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому,
в ее маленькой уютной
комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел
в окна с улицы и
в дверь с террасы;
в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, —
Марина,
в капоте
в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Вошла
Марина, не постучав, как
в свою
комнату.
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые
комнаты, возмущала
Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек
в теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем,
в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки
Марины, сунул
в ее ладони лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
Расхаживая по
комнате с папиросой
в зубах, протирая очки, Самгин стал обдумывать
Марину. Движения дородного ее тела, красивые колебания голоса, мягкий, но тяжеловатый взгляд золотистых глаз — все
в ней было хорошо слажено, казалось естественным.
«
Марине, вероятно, понравится философия Томилина», — подумал он и вечером, сидя
в комнате за магазином, спросил: читала она отчет о лекции?
— Что — скушная
комната? — спросила
Марина, выплывая из прихожей и остановясь на скрещении дорожек;
в капоте из кашемирских шалей она стала еще больше, выше и шире, на груди ее лежали две толстые косы.
Ему вспомнилось, как однажды, войдя
в столовую, он увидал, что
Марина, стоя
в своей
комнате против Кутузова, бьет кулаком своей правой руки по ладони левой, говоря
в лицо бородатого студента...
Когда он вошел
в магазин
Марины, красивенький Миша, низко поклонясь, указал ему молча на дверь
в комнату.
Марина сидела на диване, за самоваром,
в руках у нее — серебряное распятие, она ковыряла его головной шпилькой и терла куском замши. Налила чаю, не спросив — хочет ли он, затем осведомилась...
По ее густому шепоту, по толчкам
в спину Самгин догадался, что она испугалась и, кажется, подозревает его. Он быстро пробормотал несколько слов, и
Марина, втолкнув его
в комнату, заговорила громче, деловито...
Самгину показалось, что она хочет сесть на колени его, — он пошевелился
в кресле, сел покрепче, но
в магазине брякнул звонок.
Марина вышла из
комнаты и через минуту воротилась с письмами
в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила на ладони и, небрежно бросив на диван, сказала...
Но говорить он не мог,
в горле шевелился горячий сухой ком, мешая дышать; мешала и
Марина, заклеивая ранку на щеке круглым кусочком пластыря. Самгин оттолкнул ее, вскочил на ноги, — ему хотелось кричать, он боялся, что зарыдает, как женщина. Шагая по
комнате, он слышал...
Потом, закуривая, вышел
в соседнюю, неосвещенную
комнату и, расхаживая
в сумраке мимо двух мутно-серых окон, стал обдумывать. Несомненно, что
в речах Безбедова есть нечто от
Марины. Она — тоже вне «суматохи» даже и тогда, когда физически находится среди людей, охваченных вихрем этой «суматохи». Самгин воспроизвел
в памяти картину собрания кружка людей, «взыскующих града», — его пригласила на собрание этого кружка Лидия Варавка.
Самгин решил выйти
в сад, спрятаться там, подышать воздухом вечера; спустился с лестницы, но дверь
в сад оказалась запертой, он постоял пред нею и снова поднялся
в комнату, — там пред зеркалом стояла
Марина, держа
в одной руке свечу, другою спуская с плеча рубашку.
Марина и Дмитрий со своим костылем занимали места
в комнате больше всех.
В Париже он остановился
в том же отеле, где и
Марина, заботливо привел себя
в порядок, и вот он — с досадой на себя за волнение, которое испытывал, — у двери
в ее
комнату, а за дверью отчетливо звучит знакомый, сильный голос...
Но, находясь
в грязненькой, полутемной
комнате регистратуры, он увидел пред собой розовощекого маленького старичка, старичок весело улыбался, ходил на цыпочках и симпатично говорил мягким тенорком. Самгин не мог бы объяснить, что именно заставило его попробовать устойчивость старичка. Следуя совету
Марины, он сказал, что занимается изучением сектантства. Старичок оказался не трудным, — внимательно выслушав деловое предложение, он сказал любезно...
У него немножко шумело
в голове и возникало желание заявить о себе; он шагал по
комнате, прислушиваясь, присматриваясь к людям, и находил почти во всех забавное: вот
Марина, почти прижав к стене светловолосого, носатого юношу, говорит ему...
— Позови. Глухая, — вполголоса объяснила
Марина, вводя Самгина
в небольшую очень светлую
комнату. Таких
комнат было три, и
Марина сказала, что одна из них — приемная, другая — кабинет, за ним — спальня.
Самгин чувствовал себя
в потоке мелких мыслей, они проносились, как пыльный ветер по
комнате,
в которой открыты окна и двери. Он подумал, что лицо
Марины мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо; главное
в этом лице — игра бровей, она поднимает и опускает их, то — обе сразу, то — одну правую, и тогда левый глаз ее блестит хитро. То, что говорит
Марина, не так заразительно, как мотив: почему она так говорит?
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали
Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом;
Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Самгин подошел к ней как раз
в тот момент, когда молния встряхнула, зажгла сумрак маленькой
комнаты и
Марина показалась туго затянутой
в шелк.
Тут случилось
в дворне не новое событие. Савелий чуть не перешиб спину
Марине поленом, потому что хватился ее на заре,
в день отъезда гостей, пошел отыскивать и видел, как она шмыгнула из
комнаты, где поместили лакея Викентьевой. Она пряталась целое утро по чердакам,
в огороде, наконец пришла, думая, что он забыл.
— У барышни
в комнате, я достану, — сказала
Марина и исчезла.
— Позовите
Марину или Машу, чтоб легли спать тут
в моей
комнате… Только бабушке ни слова об этом!.. Это просто раздражение… Она перепугается… придет…
Марина принесла бутылку рому, лимон, сахар, и жжёнка запылала. Свечи потушили, и синее пламя зловещим блеском озарило
комнату. Марк изредка мешал ложкой ром; растопленный на двух вилках сахар, шипя, капал
в чашку. Марк время от времени пробовал, готова ли жжёнка, и опять мешал ложкой.
Она не стыдливо, а больше с досадой взяла и выбросила
в другую
комнату кучу белых юбок, принесенных
Мариной, потом проворно прибрала со стульев узелок, брошенный, вероятно, накануне вечером, и подвинула к окну маленький столик. Все это
в две, три минуты, и опять села перед ним на стуле свободно и небрежно, как будто его не было.
Татьяна Марковна не знала ей цены и сначала взяла ее
в комнаты, потом, по просьбе Верочки, отдала ей
в горничные.
В этом звании
Марине мало было дела, и она продолжала делать все и за всех
в доме. Верочка как-то полюбила ее, и она полюбила Верочку и умела угадывать по глазам, что ей нужно, что нравилось, что нет.
Обрюзглое лицо, мешки под глазами, красный нос, мутный тупой взгляд больших темных глаз и дрожавшие руки красноречиво свидетельствовали, чем занималась пани
Марина в своих пяти
комнатах, где у Приваловых был устроен приют для какого-то беглого архиерея.
Ребенок плакал
в кроватке.
Марина взяла его на руки, стала носить по
комнате. Утешающе мычала...
Через три дня Темка привез
Марину обратно
в ее
комнату,
Марина сильно побледнела, лицо спалось, глаза двигались медленно и постоянно останавливались. Но на Темку глядели с приветливою нежностью, — он уж думал, что никогда этого больше не будет.
Марина лежала и ласково гладила его широкую, все еще как будто рабочую руку бывшего молотобойца.
Темка — большой, плотный, с большой головой — медленными шагами ходил по узкой
комнате.
Марина сумрачно следила за ним. А у него глубоко изнутри взмыла горячая, совсем неразумная радость, даже торжествование какое-то и гордость. Он так был потрясен, что ничего не мог говорить… И так это для него было неожиданно, — эта глупая радость и торжество. Темка удивленно расхохотался, сел на постель рядом с
Мариной, взял ее руку
в широкие свои руки и сказал с веселым огорчением...