Неточные совпадения
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата
вылетятИ ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ в
полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу
на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Вылетела бы в
поле и летала бы с василька
на василек по ветру, как бабочка.
— Алексей Семенов Гогин, — сказал он, счастливо улыбаясь, улыбалась и Анфимьевна, следуя за ним, он сел к столу, бросил
на диван шляпу; перчатки,
вылетев из шляпы, упали
на пол.
Старик в халате точно скатывается с террасы по внутренней лесенке и кубарем
вылетает на двор. Подобрав
полы халата, он заходит сзади лошади и начинает
на нее махать руками.
Тут он так крепко иногда лежит, что мне самому случалось взминать снег ногами, чтоб взбудить русака… и что за красота, когда он
вылетит из удула,
на все стороны рассыпав снежную пыль, матерой, цветной, красивый, и покатит по чистому
полю!..
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен,
вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего шума и летит, если хотите, довольно прямо, то есть не бросается то в ту, то в другую сторону, как бекас; но
полет его как-то неверен, неровен, похож
на порханье бабочки, что, вместе с малым объемом его тела, придает стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем стрельбе дупелей, особенно в ветреное время.
Вот Стрибожьи
вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел
на русские полки.
Стоном стонет мать-земля сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется,
поле покрывая.
Стяги плещут: половцы идут!
С Дона, с моря с криками и с воем
Валит враг, но, полон ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.
Маякин взглянул
на крестника и умолк. Лицо Фомы вытянулось, побледнело, и было много тяжелого и горького изумления в его полуоткрытых губах и в тоскующем взгляде… Справа и слева от дороги лежало
поле, покрытое клочьями зимних одежд. По черным проталинам хлопотливо прыгали грачи. Под полозьями всхлипывала вода, грязный снег
вылетал из-под ног лошадей…
Князь закачался
на ногах и повалился
на пол. Бешеным зверем покатился он по мягкому ковру; из его опененных и посиневших губ
вылетало какое-то зверское рычание; все мускулы
на его багровом лице тряслись и подергивались; красные глаза выступали из своих орбит, а зубы судорожно схватывали и теребили ковровую покромку. Все, что отличает человека от кровожадного зверя, было чуждо в эту минуту беснующемуся князю, сама слюна его, вероятно, имела все ядовитые свойства слюны разъяренного до бешенства зверя.
Из высокой дымовой трубы
на фабрике изобретателя качающихся паровых цилиндров, доктора Альбана, уже третий день не
вылетает ни одной струи дыма; пронзительный фабричный свисток не раздается
на покрытых снегом
полях;
на дворе сумерки; густая серая луна из-за горы поднимается тускло; деревья индевеют.
Лошади сильные, крепкие как львы, вороные и все покрытые серебряною пылью инея, насевшего
на их потную шерсть, стоят тихо, как вкопанные; только седые, заиндевевшие гривы их топорщатся
на морозе, и из ноздрей у них
вылетают четыре дымные трубы, широко расходящиеся и исчезающие высоко в тихом, морозном воздухе; сани с непомерно высоким передним щитком похожи
на адскую колесницу; страшный пес напоминает Цербера: когда он встает, луна бросает
на него тень так странно, что у него вдруг являются три головы: одна смотрит
на поле, с которого приехали все эти странные существа, другая
на лошадей, а третья —
на тех, кто
на нее смотрит.
Он был так умен, что, идя в
поле, охотник не брал его
на руку, а только отворял чулан, в котором он сидел, — ястреб
вылетал и садился
на какую-нибудь крышу; охотник, не обращал
на него внимания и отправлялся, куда ему надобно; через несколько времени ястреб догонял его и садился ему
на голову или
на плечо, если хозяин не подставлял руки; иногда случалось, что он долго не являлся к охотнику, но, подходя к знакомым березам, мимо которых надо было проходить (если идти в эту сторону), охотник всегда находил, что ястреб сидит
на дереве и дожидается его; один раз прямо с дерева поймал он перепелку, которую собака спугнула нечаянно, потому что тут прежде никогда не бывало перепелок.
Только снаружи слышался ровный гул, как будто кто-то огромный шагал от времени до времени по окованной морозом земле. Земля глухо гудела и смолкала до нового удара… Удары эти становились все чаще и продолжительнее. По временам наша избушка тоже как будто начинала вздрагивать, и внутренность ее гудела, точно пустой ящик под ветром. Тогда, несмотря
на шубы, я чувствовал, как по
полу тянет холодная струя, от которой внезапно сильнее разгорался огонь и искры
вылетали гуще в камин.
А Степан вызывал у него неприязненное и завистливое чувство развязностью, с которой он держался перед учителем, смелостью вопросов и речей: следя за ним исподлобья, он видел, как Рогачёв долго укреплял окурок стоймя
на указательном пальце Левон руки, уставил, сбил сильным щелчком пальцев правой, последил за
полётом, и когда, кувыркаясь в воздухе, окурок
вылетел за окно и упал далеко
на песок, Рогачёв сказал, густо и непочтительно...
Щербук. Он мне поясницу лечил… Того не ешь, другого не ешь,
на полу не спи… Ну и не
вылечил. Я его и спрашиваю: «Зачем же ты деньги взял, а не
вылечил?» А он и говорит: «Что-нибудь из двух, говорит, или лечить, или деньги брать». Каков молодец?
Цапля взяла рака и понесла. Как
вылетела она
на поле, хотела сбросить рака. Но рак увидал рыбьи косточки
на поле, стиснул клещами цаплю за шею и удавил ее, а сам приполз назад к пруду и рассказал рыбам.
—
На реку? Но ведь там он может утонуть. — И вне себя от ужаса и отчаяния, я бросаюсь стрелою со сцены, одним духом пробегаю сад,
вылетаю в
поле и мчусь к реке. Там Матреша, весело переговариваясь с другими женщинами, полощет
на мостках детские рубашечки моего сына.
Обозы мчались…
На дороге было тесно, часть повозок свернула в сторону и скакала прямо по
полю, через грядки. Из лесу
вылетел на нашу дорогу артиллерийский парк. Двойные зеленые ящики были запряжены каждый в три пары лошадей, ездовые яростно хлестали лошадей по взмылившимся бокам. Ящики мчались, гремя огромными коваными колесами. Артиллеристы скакали, как будто перед ними была пустая дорога, а она вся была полна обозами.