Неточные совпадения
Левин был счастлив, но,
вступив в семейную
жизнь, он на каждом шагу видел, что это было совсем не то, что он воображал.
— Вы
вступаете в пору
жизни, — продолжал священник, — когда надо избрать путь и держаться его. Молитесь Богу, чтоб он по своей благости помог вам и помиловал, — заключил он. «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил его.
В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной
жизни; я
вступил в эту
жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.
Но у Николая оставалось чувство правильно проведенной
жизни, сын вырастал на его глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк,
вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.
—
В непосредственную близость с врагом не
вступал. Сидим
в длинной мокрой яме и сообщаемся посредством выстрелов из винтовок. Враг предпочитает пулеметы и более внушительные орудия истребления
жизни. Он тоже не стремится на героический бой штыками и прикладами, кулаками.
Тогда несколько десятков решительных людей, мужчин и женщин,
вступили в единоборство с самодержавцем, два года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать поезд царя. Сын убитого, Александр Третий, наградил покушавшегося на
жизнь его отца званием почетного гражданина.
«Может быть, одна искра, — думал он, — одно жаркое пожатие руки вдруг пробудят ее от детского сна, откроют ей глаза, и она внезапно
вступит в другую пору
жизни…»
7-го октября был ровно год, как мы вышли из Кронштадта. Этот день прошел скромно. Я живо вспомнил, как, год назад, я
в первый раз
вступил на море и зажил новою
жизнью, как из покойной комнаты и постели перешел
в койку и на колеблющуюся под ногами палубу, как неблагосклонно встретило нас море, засвистал ветер, заходили волны; вспомнил снег и дождь, зубную боль — и прощанье с друзьями…
С этой ночи началась для Нехлюдова совсем новая
жизнь, не столько потому, что он
вступил в новые условия
жизни, а потому, что всё, что случилось с ним с этих пор, получало для него совсем иное, чем прежде, значение. Чем кончится этот новый период его
жизни, покажет будущее.
Та
жизнь,
в которую он
вступал, — новые места, товарищи, война, — помогли этому. И чем больше он жил, тем больше забывал и под конец действительно совсем забыл.
Ныне мы
вступаем в новый период русской и всемирной истории, и старые, традиционные идеи не годны уже для новых мировых задач, которые ставит перед нами
жизнь.
Два великих принципа
жизни — свобода и любовь могут
вступить в конфликт.
Тосковать ему случалось часто и прежде, и не диво бы, что пришла она
в такую минуту, когда он завтра же, порвав вдруг со всем, что его сюда привлекло, готовился вновь повернуть круто
в сторону и
вступить на новый, совершенно неведомый путь, и опять совсем одиноким, как прежде, много надеясь, но не зная на что, многого, слишком многого ожидая от
жизни, но ничего не умея сам определить ни
в ожиданиях, ни даже
в желаниях своих.
И потом, проходя
жизнь мою, убедился я постепенно, что был этот брат мой
в судьбе моей как бы указанием и предназначением свыше, ибо не явись он
в жизни моей, не будь его вовсе, и никогда-то, может быть, я так мыслю, не принял бы я иноческого сана и не
вступил на драгоценный путь сей.
Она, изволите видеть, вздумала окончательно развить, довоспитать такую, как она выражалась, богатую природу и, вероятно, уходила бы ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась
в молодого проезжего студента, с которым тотчас же
вступила в деятельную и жаркую переписку;
в посланиях своих она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную
жизнь, приносила «всю себя»
в жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась
в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
Вот, милостивый государь мой, все, что мог я припомнить касательно образа
жизни, занятий, нрава и наружности покойного соседа и приятеля моего. Но
в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но
в сие звание
вступить полагаю излишним и
в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.
— Лоб! лоб! лоб! — перекатилось, как эхо, по всем камерам до последней, где принятых ожидал цирульник. Свершилось. Сережка перестал существовать
в качестве дворового человека и
вступил в новую
жизнь.
Но
в моей
жизни наступил момент, когда я вышел из уединения и
вступил в мир общественный, революционный.
В известный год моей
жизни, который я считаю счастливым, я пришел
в соприкосновение и
вступил в общение с новой для меня средой народных богоискателей, познакомился с бродячей народной религиозной Россией.
В Полуянове вспыхнула прежняя энергия, и он
вступил в ожесточенный бой с свидетелями, подавляя их своею находчивостью, опытом и смелостью натиска. Потухшие глаза заблестели, на лице выступили красные пятна, — это был человек, решившийся продать дорого свою
жизнь.
В тесной и неопрятной передней флигелька, куда я
вступил с невольной дрожью во всем теле, встретил меня старый седой слуга с темным, медного цвета, лицом, свиными угрюмыми глазками и такими глубокими морщинами на лбу и на висках, каких я
в жизни не видывал. Он нес на тарелке обглоданный хребет селедки и, притворяя ногою дверь, ведущую
в другую комнату, отрывисто проговорил...
Ей было сладко видеть, что его голубые глаза, всегда серьезные и строгие, теперь горели так мягко и ласково. На ее губах явилась довольная, тихая улыбка, хотя
в морщинах щек еще дрожали слезы.
В ней колебалось двойственное чувство гордости сыном, который так хорошо видит горе
жизни, но она не могла забыть о его молодости и о том, что он говорит не так, как все, что он один решил
вступить в спор с этой привычной для всех — и для нее —
жизнью. Ей хотелось сказать ему: «Милый, что ты можешь сделать?»
— Может быть, — почем знать? — вы тогда-то и
вступите в блаженную сказочную
жизнь.
Первое время по выходе из заведения товарищи еще виделись, но
жизнь неумолимо
вступала в свои права и еще неумолимее стирала всякие следы пяти-шестилетнего сожительства.
А впрочем, нельзя не сказать: вообразите, человек
в жизни видел меня два раза, да и то нечаянно, и вдруг теперь,
вступая в третий брак, воображает, что нарушает этим ко мне какие-то родительские обязанности, умоляет меня за тысячу верст, чтоб я не сердился и разрешил ему!
Так произошло это первое родственное свидание. С окончанием его Аннинька
вступила в новую
жизнь в том самом постылом Головлеве, из которого она, уж дважды
в течение своей недолгой
жизни, не знала как вырваться.
Кровельщик не
вступает в беседы о боге, правде, о сектах, о горе
жизни человеческой — любимые беседы его друзей.
И как отдельный человек,
вступая в новый возраст, неизбежно изменяет свое понимание
жизни, и взрослый человек видит смысл ее
в ином, чем ребенок, так точно и совокупность людей, народа, неизбежно, соответственно возрасту своему, изменяет свое понимание
жизни и вытекающую из этого понимания деятельность.
Это-то и происходит
в деле перехода человечества от одного возраста к другому, которое мы переживаем теперь. Человечество выросло из своего общественного, государственного возраста и
вступило в новый. Оно знает то учение, которое должно быть положено
в основу
жизни этого нового возраста, но по инерции продолжает держаться прежних форм
жизни. Из этого несоответствия жизнепонимания с практикой
жизни вытекает ряд противоречий и страданий, отравляющих нашу
жизнь и требующих ее изменения.
Различие
в этом отношении отдельного человека от всего человечества состоит
в том, что, тогда как отдельный человек
в определении, свойственного тому новому периоду
жизни,
в который он
вступает, понимания
жизни и вытекающей из него деятельности пользуется указаниями прежде живших его людей, переживших уже тот возраст,
в который он
вступает, человечество не может иметь этих указаний, потому что оно всё подвигается по не исследованному еще пути и не у кого спросить, как надо понимать
жизнь и действовать
в тех новых условиях,
в которые оно
вступает и
в которых еще никто никогда не жил.
Люди, привыкшие к существующему порядку вещей, любящие его, боящиеся изменить его, стараются понять учение как собрание откровений и правил, которые можно принять, не изменяя своей
жизни, тогда как учение Христа не есть только учение о правилах, которым должен следовать человек, но — выяснение нового смысла
жизни, определяющего всю, совсем иную, чем прежняя, деятельность человечества
в тот период,
в который оно
вступает.
Так что, несмотря на то, что власть остается такою же, какою она была, по внешней форме, с каждой переменой людей, находящихся во власти, всё больше и больше увеличивается число людей, опытом
жизни приводимых к необходимости усвоения христианского жизнепонимания, и с каждой переменой, хотя самые грубые и жестокие, менее христианские из всех и всё менее и менее грубые и жестокие и более христианские люди, чем прежде бывшие во власти,
вступают в обладание властью.
Они не понимают того, что учение это есть установление нового понимания
жизни, соответствующего тому новому состоянию,
в которое вот уже 1800 лет
вступили люди, и определение той новой деятельности, которая из него вытекает.
На это-то требование и отвечает особенная способность человечества выделять из себя людей, дающих новый смысл всей
жизни человеческой, — смысл, из которого вытекает вся иная, чем прежняя, деятельность. Установление этого, свойственного человечеству
в тех новых условиях,
в которые оно
вступает, жизнепонимания и вытекающей из него деятельности и есть то, что называется религия.
Соблазны власти и всего того, что она дает, и богатства, почестей, роскошной
жизни, представляются достойной целью деятельности людей только до тех пор, пока она не достигнута, но тотчас, как скоро человек достигает их, обличают свою пустоту и теряют понемногу свою притягательную силу, как облака, которые имеют форму и красоту только издали: стоит только
вступить в них чтобы исчезло всё то, что казалось
в них прекрасным.
А между тем как человеку женатому и с детьми невозможно продолжать понимать
жизнь так же, как он понимал ее, будучи ребенком, так и человечеству нельзя уже, при совершившихся разнообразных изменениях: и густоты населения, и установившегося общения между разными народами, и усовершенствования способов борьбы с природой, и накопления знаний, — продолжать понимать
жизнь попрежнему, а необходимо установить новое жизнепонимание, из которого и вытекла бы и деятельность, соответствующая тому новому состоянию,
в которое оно
вступило или
вступает.
И людям представляется страшной та неизвестность,
в которую они
вступают, отказавшись от знакомых порядков
жизни.
Жизнь его шла суетно и бойко, люди всё теснее окружали, и он стал замечать, что руки их направлены к его карманам. То один, то другой из деловых людей города тайно друг от друга предлагали ему
вступить с ними
в компанию, обещая золотые барыши, и всё чаще являлся крепенький Сухобаев, садился против хозяина и, спрятав глазки, убедительно говорил...
Проходит пора потрясающих событий, всё успокаивается, опускаются нервы, мельчает дух; кровь и тело, вещественная
жизнь с ее пошлостью
вступают в права свой, привычки возвращают утраченную власть, и наступает пора тех самых требований, о которых мы сейчас говорили, пора вниманий, угождений, предупреждений и всяких мелочных безделок, из которых соткана действительная, обыкновенная
жизнь.
Он проснулся к
жизни совершенным ребенком, и
жизнь медленно
вступала в права свои; он выздоравливал два месяца; казалось, он ничего прошедшего не помнил.
Но ведь должна же когда-нибудь настоящая, правильная
жизнь вступить в свои права.
Только что
вступили вы
в жизнь и — уж философствуете!
Когда Евсей служил
в полиции, там рассказывали о шпионах как о людях, которые всё знают, всё держат
в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя службы на будущее время.
Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова не говорить друг другу о тайном деле, которому они поклялись служить всю
жизнь.
Ты посуди: я всегда любил философствовать, но никогда
в жизни я не говорил: «наши женщины испорчены» или: «женщина
вступила на ложную дорогу».
Когда она была еще девочкой, он пугал ее напоминанием о звездах, о древних мудрецах, о наших предках, подолгу объяснял ей, что такое
жизнь, что такое долг; и теперь, когда ей было уже двадцать шесть лет, продолжал то же самое, позволяя ей ходить под руку только с ним одним и воображая почему-то, что рано или поздно должен явиться приличный молодой человек, который пожелает
вступить с нею
в брак из уважения к его личным качествам.
Теперь, когда случайные недоразумения случайно рассеялись, когда жажда
жизни (наша жажда
жизни!) получила возможность вновь
вступить в свои права, мы опять-таки не хотим подумать ни о каком внутреннем перерабатывающем процессе, не спрашиваем себя: куда? как? что из этого выйдет? — а только чувствуем себя радостными и вследствие этого весело гогочем.
Должно бы быть то, что, когда
в общество к моей сестре, дочери
вступит такой господин, я, зная его
жизнь, должен подойти к нему, отозвать
в сторону и тихо сказать: «голубчик, ведь я знаю, как ты живешь, как проводишь ночи и с кем.
Но вследствие своей проклятой привычки каждое движение
жизни, и своей и чужой, пришпиливать словом, как бабочку булавкой, он пустился обоим нам объяснять нас самих, наши отношения, как мы должны вести себя, деспотически заставлял отдавать себе отчет
в наших чувствах и мыслях, хвалил нас, порицал,
вступил даже
в переписку с нами, вообразите!..
— Я тебе сейчас объясню, — сказал Самойленко. — Лет восемь назад у нас тут был агентом старичок, величайшего ума человек. Так вот он говаривал:
в семейной
жизни главное — терпение. Слышишь, Ваня? Не любовь, а терпение. Любовь продолжаться долго не может. Года два ты прожил
в любви, а теперь, очевидно, твоя семейная
жизнь вступила в тот период, когда ты, чтобы сохранить равновесие, так сказать, должен пустить
в ход все свое терпение…
Его раздели, положили на кровать. Уже на улице он начал подавать знаки
жизни, мычал, махал руками…
В комнате он совсем пришел
в себя. Но как только опасения за
жизнь его миновались и возиться с ним было уже не для чего — негодование
вступило в свои права: все оступились от него, как от прокаженного [Прокаженный — больной проказой, заразной кожной болезнью, которая считалась неизлечимой.].