Неточные совпадения
«Пей, вахлачки, погуливай!»
Не в меру было весело:
У каждого в груди
Играло чувство новое,
Как будто выносила их
Могучая
волнаСо дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Он узнал
И место, где потоп
играл,
Где
волны хищные толпились,
Бунтуя злобно вкруг него,
И львов, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался…
Из этих
волн звуков очертывалась у него в фантазии какая-то музыкальная поэма: он силился уловить тайну создания и три утра бился, изведя толстую тетрадь нотной бумаги. А когда
сыграл на четвертое утро написанное, вышла… полька-редова, но такая мрачная и грустная, что он сам разливался в слезах,
играя ее.
Поэтому нас ветер кидал лишь по морю,
играл нами как кошка мышью; схватит, ударит с яростью о
волны, поставит боком…
Река произвела на меня чарующее впечатление: мне были новы, странны и прекрасны мелкие зеленоватые
волны зыби, врывавшиеся под стенки купальни, и то, как они
играли блестками, осколками небесной синевы и яркими кусочками как будто изломанной купальни.
Снова вспыхнул огонь, но уже сильнее, ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная
волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени
играли, обнимаясь, желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались искрам, маня к себе.
— Глумов! да неужто же ты не помнишь? еще мы с тобой соперничали: ты утверждал, что вече происходило при солнечном восходе, а я — что при солнечном закате? А"крутые берега Волхова, медленно катившего мутные
волны…"помнишь? А"золотой Рюриков шелом, на котором,
играя, преломлялись лучи солнца"? Еще Аверкиев, изображая смерть Гостомысла, написал:"слезы тихо струились по челу его…" — неужто не помнишь?
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких,
играли то белая пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то человек, сновавший по воде в легкой лодке, зажигал зачем-то в разных местах, над морем…
— Случилась интересная вещь, — ответил я, желая узнать, что скажут другие. — Когда я
играл, я был исключительно поглощен соображениями игры. Как вы знаете, невозможны посторонние рассуждения, если в руках каре. В это время я услышал — сказанные вне или внутри меня — слова: «Бегущая по
волнам». Их произнес незнакомый женский голос. Поэтому мое настроение слетело.
Мы шли очень легко по мокрому песку, твердо убитому
волнами; и часа через два-три наткнулись на бивак. Никто даже нас не окликнул, и мы появились у берегового балагана, около которого сидела кучка солдат и
играла в карты, в «носки», а стоящие вокруг хохотали, когда выигравший хлестал по носу проигравшего с веселыми прибаутками. Увидав нас, все ошалели, шарахнулись, а один бросился бежать и заорал во все горло...
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают
волны, зеленые в белом,
играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся —
волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди
волн, — спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые
волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
Илья следил, как неощутимые чёрные
волны пытаются залить его, и долго
играл так, широко раскрытыми глазами прощупывая тьму, точно ожидая поймать в ней взглядом что-то…
А река, как вот и теперь же, приплескивает сильно,
играет, да еще ветер по реке ходит,
волну раскачал.
Здесь слышался отдаленный плеск
волн; на другой аллее, повыше,
играл оркестр.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее
играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными
волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Играли волны, и Шакро, сидевший на корме, то пропадал из моих глаз, проваливаясь вместе с кормой, то подымался высоко надо мной и, крича, почти падал на меня.
Играет «верховой» ветер, загоняя на берег
волну, ослепительно сверкает солнце, отражаясь ярко-белыми пучками от синевато-стеклянных боков льдин.
Волны точно понимали, что эта лодка потеряла цель, и, все выше подбрасывая ее, легко
играли ею, вспыхивая под веслами своим ласковым голубым огнем.
Над ними небо, серое, ровно затянутое тучами, и лодкой
играет мутно-зеленое море, шумно подбрасывая ее на
волнах, пока еще мелких, весело бросающих в борта светлые, соленые брызги.
Лодка колыхалась на
волнах, шаловливо плескавшихся о ее борта, еле двигалась по темному морю, а оно
играло все резвей и резвей.
Море проснулось. Оно
играло маленькими
волнами, рождая их, украшая бахромой пены, сталкивая друг с другом и разбивая в мелкую пыль. Пена, тая, шипела и вздыхала, — и все кругом было заполнено музыкальным шумом и плеском. Тьма как бы стала живее.
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они, перед дождем,
Волны касалися крылом.
Наконец всем уже невтерпеж стало, и стали ребята говорить: ночью как-никак едем! Днем невозможно, потому что кордонные могут увидеть, ну а ночью-то от людей безопасно, а бог авось помилует, не потопит. А ветер-то все гуляет по проливу,
волна так и ходит; белые зайцы по гребню
играют, старички (птица такая вроде чайки) над морем летают, криком кричат, ровно черти. Каменный берег весь стоном стонет, море на берег лезет.
Где-то
играла музыка; из оврага, густо поросшего ельником, веяло смолистым запахом; лес расстилал в воздухе свой сложный, сочный аромат; лёгкие душистые
волны тёплого ветра ласково плыли к городу; в поле, пустынном и широком, было так славно, тихо и сладко-печально.
И пустынное море смеялось,
играя отраженным солнцем, и легионы
волн рождались, чтоб взбежать на песок, сбросить на него пену своих грив, снова скатиться в море и растаять в нем.
Усталое солнце томно погружало лицо свое в средиземные
волны, раскаляя длинную полосу на море, которое готово было вспыхнуть, Несколько забытых, опоздалых лучей солнца
играли на крестах храмов христианских; Александрия была тогда поклонница Христова, придавая чистой религии его свои неоплатонические оттенки и свою мистическую теургию Прокла и Аполлония.
Слегка облокотившись на проволочную сетку, Вера Львовна с наслаждением глядела, как
играли в
волнах белые барашки, а в голове ее под размеренные вздохи машины звучал мотив какой-то самодельной польки, и с этим мотивом в странную гармонию сливались и шум воды под колесами и дребезжание чашек в буфете…
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!
Горячие лучи солнца переливаются на верхушках
волн золотистым блеском, заливают часть горизонта, где порой белеют в виде маленьких точек паруса кораблей, и
играют на палубе «Коршуна», нежа и лаская моряков. Ровный норд-ост и влага океана умеряют солнечную теплоту. Томительного зноя нет; дышится легко, чувствуется привольно среди этой громадной волнистой морской равнины.
Года три назад я был в Греции. Наш пароход отошел от Смирны, обогнул остров Хиос и шел через Архипелаг к Аттике. Солнце село, над морем лежали тихие, жемчужно-серые сумерки. В теплой дымке медленно вздымались и опускались тяжелые массы воды. Пароход резал
волны, в обеденном зале ярко горели электрические огни, в салоне
играли Шопена. Я стоял на палубе и жадно, взволнованно смотрел вдаль.
Первою
волною поднялись умолкшие скрипки… ах, как взвыли они, точно не на струнах, а на моих жилах
играл музыкант!
И опять наступает тишина… Ветер гуляет по снастям, стучит винт, хлещут
волны, скрипят койки, но ко всему этому давно уже привыкло ухо, и кажется, что все кругом спит и безмолвствует. Скучно. Те трое больных — два солдата и один матрос, — которые весь день
играли в карты, уже спят и бредят.
Вообрази, что ты океанская
волна, которая вечно
играет и живет только в игре, — вот эта, которую сейчас я вижу за стеклом и которая хочет поднять наш «Атлантик»…
Так он и не докончил обзора галереи Главного дома, со всех сторон стесненный густой
волной народа, глазеющего на своды, крышу, верхние проходы, — на одном из них
играл хор музыки, — на крикливо выставленный товар, на все, что ему казалось диковинкой. Некоторые мужики и бабы шли с разинутыми ртами.
Мне вдруг сделалось так не по себе, точно я беседовал с самим паном Твардовским, и я захотел себя приободрить. Я еще далее отошел от карточного стола к закусочному и позамешкался с приятелем, изъяснявшим по-своему слово «мистик», а когда меня через некий час
волною снова подвинуло туда, где
играли в карты, то я застал уже талию в руках Августа Матвеича.
Малютка любуется, как ветер по ней то бежит длинной струей, то,
играя, вьет завитки, то гонит
волны перекатные или облако цветной пыли, обдающей его какой-то благоуханной свежестью.
Играют волны страусовых перьев; переливается блеск золота в блеск алмазов; бархаты пышут яркостью своих цветов; черные соболи нежатся на женских коленках.
Когда они проснулись, был уже вечер. На столе, покрытом скатертью с красною оторочкой, горела сальная свеча. Девочка, проворная, как белка, ставила на него огромные ломти черного хлеба и огромную деревянную солоницу с узорочною резьбой. Хозяйки не видать было. Котенок
играл бумажкой, которую на нитке спускала с полатей трехлетняя девочка. Из-под белых волос ее, расправленных гребешком, словно
волны молодого барашка, и свесившихся вместе с головой, можно было только видеть два голубые плутоватые глазка.
Александра Яковлевна только что встала, и в утреннем негляже казалась утопающей в
волнах тончайшего батиста и дорогих кружев, сквозь которые в подобающих местах просвечивало ее выхоленное, атласное, розовое тельце. С тех пор как мы покинули ее в Шестово, она пополнела и посвежела, красивое личико приобрело выражение большей самоуверенности и даже игривого нахальства. Она сидела, грациозно откинувшись на спинку chaise-longue и капризно
играла миниатюрными ножками, обутыми в шитые золотом китайские туфельки.
Валя жалел бедную русалочку, которая так любила красивого принца, что пожертвовала для него и сестрами, и глубоким, спокойным океаном; а принц не знал про эту любовь, потому что русалка была немая, и женился на веселой принцессе; и был праздник, на корабле
играла музыка, и окна его были освещены, когда русалочка бросилась в темные
волны, чтобы умереть.
А чтоб веселей было тянуть, пущай полковые оркестры вальс «Дунайские
волны»
играют.