Неточные совпадения
— Что, Костя, и ты вошел, кажется,
во вкус? — прибавил он, обращаясь к Левину, и взял его под руку. Левин и рад был бы войти
во вкус, но не мог понять, в чем
дело, и, отойдя несколько шагов от говоривших, выразил Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было просить губернского предводителя.
a тут-то, как назло, так и хочется болтать по-русски; или за обедом — только что войдешь
во вкус какого-нибудь кушанья и желаешь, чтобы никто не мешал, уж она непременно: «Mangez donc avec du pain» или «Comment ce que vous tenez votre fourchette?» [«Ешьте же с хлебом», «Как вы держите вилку?» (фр.)] «И какое ей до нас
дело! — подумаешь.
— Прости, второй
день железный
вкус какой-то
во рту.
Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию, — но охота не удалась.
Во весь
день видели одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также не удался, или по крайней мере был не по
вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.
Но нередкий в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка и оцепенелого твоего
вкуса; тот, кто воспеняет в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит и напояет коней твоих; тот, кто
во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои и чертоги, в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим
дни веселий, юности и утех
во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови, вещая правду на суде
во имя твое, да возлюблен будеши.
— Князь говорит
дело. Умение владеть инструментом
во всяком случае повышает эстетический
вкус, да и в жизни иногда бывает подспорьем. Я же, с своей стороны, господа… я предлагаю читать с молодой особой «Капитал» Маркса и историю человеческой культуры. А кроме того. проходить с ней физику и химию.
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного,
во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было
делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Пепко с каким-то ожесточением решительно ничего не делал, валялся целые
дни на кровати и зудил на гитаре до тошноты, развивая в себе и
во мне эстетический
вкус.
— Это, во-первых,
дело вкуса, а во-вторых — плохое утешение для меня.
Мы не любим, синьор, когда о наших
делах пишут в газетах языком, в котором понятные слова торчат редко, как зубы
во рту старика, или когда судьи, эти чужие нам люди, очень плохо понимающие жизнь, толкуют про нас таким тоном, точно мы дикари, а они — божьи ангелы, которым незнаком
вкус вина и рыбы и которые не прикасаются к женщине!
Я попытался было пристроить его к нашему
делу, и одно время он вместе с нами красил крыши и вставлял стекла и даже вошел
во вкус и, как настоящий маляр, крал олифу, просил на чай, пьянствовал.
Сам по себе Черный рынок, как вместилище непролазной грязи, специально пермской вони от полусгнивших знаменитых сигов и всяческого тряпья, на которое страшно смотреть, этот рынок заслуживает подробного описания, если бы мы захотели угостить читателя картинами
во вкусе реалистов последних
дней.
Долгов в каждый момент своей жизни был увлечен чем-нибудь возвышенным: видел ли он, как это было с ним в молодости, искусную танцовщицу на сцене, — он всюду кричал, что это не женщина, а оживленная статуя греческая; прочитывал ли какую-нибудь книгу, пришедшуюся ему по
вкусу, — он
дни и ночи бредил ею и даже прибавлял к ней свое, чего там вовсе и не было; захватывал ли
во Франции власть Людовик-Наполеон, — Долгов приходил в отчаяние и говорил, что это узурпатор, интригант; решался ли у нас крестьянский вопрос, — Долгов ожидал обновления всей русской жизни.
— А Роберт Вейс, который должен был играть на фортепиано, ушел к советнику… и он был пьян к тому же. Да! я и забыла тебе сказать, что с ним приехала его жена. Она из России. Она очень недурна, но я думаю, что она глупа, и после я в этом еще более убедилась. У нее, во-первых, нет роста; она совершенно карманная женщина. Я думаю, это вовсе не должно нравиться мужчинам. Хотя у мужчин бывают очень дикие
вкусы, но большой рост все-таки очень важное
дело.
Сверх всего этого, в ней было пропасть
вкуса, такта и, главное, тишины. Всё, что она делала, она делала незаметно, заметны были только результаты
дела, т. е. всегда и
во всём чистота, порядок и изящество. Лиза тотчас же поняла, в чем состоял идеал жизни ее мужа, и старалась достигнуть и достигала в устройстве и порядке дома того самого, чего он желал. Недоставало детей, но и на это была надежда. Зимой они съездили в Петербург к акушеру, и он уверил их, что она совсем здорова и может иметь детей.
Кто любит таканье, находит в лести
вкус,
Того душа подла;
во всех
делах он трус;
Наедине всегда тот за себя бранится,
А в публике всем льстит, с злодеями мирится.
Я хотел, чтобы моя жена имела тон в обществе, то есть голос звонкий, заглушающий всех так, чтобы из-за нее никто не говорил; имела бы столько рассудка, чтобы могла говорить беспрестанно, хоть целый
день (по сему масштабу — говаривал домине Галушкинский — можно измерять количество разума в человеке: глупый человек не может-де много говорить); имела бы
вкус во всем, как в варенье, так и в солении, и знала бы тонкость в обращении с кормленою птицею; была бы тщательно воспитана, и потому была бы величественна как в объеме, так и в округлостях корпорации.
— Гм… этого холода я не ощущаю, ибо мне ясно моё место в великом механизме жизни, более поэтическом, чем все фантазии… Что же касается до метафизических брожений чувства и ума, то ведь это, знаете,
дело вкуса. Пока ещё никто не знает, что такое красота?
Во всяком случае, следует полагать, что это ощущение физиологическое.
Позднее других проснулся Славянов-Райский. Он был в тяжелом, грузном похмелье, с оцепеневшими руками и ногами, с отвратительным
вкусом во рту. Сознание возвращалось к нему очень медленно, и каждое движение причиняло боль в голове и тошноту. Ему с трудом удалось вспомнить, где он был
днем, как напился пьяным и как попал из ресторана в убежище.
Он очнулся с головной болью и с противным
вкусом эфира
во рту. Этот
вкус преследовал его целую ночь и весь следующий
день.
Было в этом
во всем даже нечто детски-эгоистическое: никакого внимания к душевному состоянию человека, а только свой
вкус и баста! Можно было думать, что и этим, как и другим, до личного счастья человека нет никакого
дела!
Даже мадам Леру, наблюдавшая все свое несомненное достоинство и преимущество в
деле вкуса во все время выбора и только молчавшая из снисхождения, наградила Васю полною улыбкою одобрения, так что все в ней,
во взгляде, в жесте и в этой улыбке разом проговорило — да! вы угадали и достойны счастия, которое вас ожидает.
— Не знаю, какой нужно иметь свинский
вкус, чтобы есть эту бурду! Пересолен, тряпкой воняет… клопы какие-то вместо лука… Просто возмутительно, Анфиса Ивановна! — обращается он к гостье-бабушке. — Каждый
день даешь прорву денег на провизию…
во всем себе отказываешь, и вот тебя чем кормят! Они, вероятно, хотят, чтобы я оставил службу и сам пошел в кухню стряпать.