Неточные совпадения
Сначала полагали, что жених с невестой сию минуту приедут, не приписывая никакого значения этому запозданию. Потом стали чаще и чаще поглядывать на дверь, поговаривая о том, что не случилось ли чего-нибудь. Потом это опоздание стало уже неловко, и родные и
гости старались делать
вид, что они не думают о женихе и заняты своим разговором.
Уже встали из-за стола. Манилов был доволен чрезвычайно и, поддерживая рукою спину своего
гостя, готовился таким образом препроводить его в гостиную, как вдруг
гость объявил с весьма значительным
видом, что он намерен с ним поговорить об одном очень нужном деле.
Небывалый проезжий остановится с изумлением при
виде его жилища, недоумевая, какой владетельный принц очутился внезапно среди маленьких, темных владельцев: дворцами глядят его белые каменные домы с бесчисленным множеством труб, бельведеров, флюгеров, окруженные стадом флигелей и всякими помещеньями для приезжих
гостей.
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению, придававшему какой-то новый, праздничный
вид всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же прислал князь Иван Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество
гостей к вечеру.
— Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, — усаживал
гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским
видом, что, право, сам на себя подивился, если бы мог на себя поглядеть. Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет. Он прямо уселся пред Порфирием и, не смигнув, смотрел на него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
Он встретил своего
гостя, по-видимому, с самым веселым и приветливым
видом, и только уже несколько минут спустя Раскольников, по некоторым признакам, заметил в нем как бы замешательство, — точно его вдруг сбили с толку или застали на чем-нибудь очень уединенном и скрытном.
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь.
Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного
гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
— Так, сболтнул. Смешно и… отвратительно даже, когда подлецы и идиоты делают
вид, что они заботятся о благоустройстве людей, — сказал он, присматриваясь, куда бросить окурок. Пепельница стояла на столе за книгами, но Самгин не хотел подвинуть ее
гостю.
Клим Самгин смял бумажку, чувствуя желание обругать Любашу очень крепкими словами. Поразительно настойчива эта развязная девица в своем стремлении запутать его в ее петли, затянуть в «деятельность». Он стоял у двери, искоса разглядывая бесцеремонного
гостя. Человек этот напомнил ему одного из посетителей литератора Катина, да и вообще Долганов имел
вид существа, явившегося откуда-то «из мрака забвения».
Какой эдем распахнулся ему в этом уголке, откуда его увезли в детстве и где потом он
гостил мальчиком иногда, в летние каникулы. Какие
виды кругом — каждое окно в доме было рамой своей особенной картины!
Полины Карповны не было. Она сказалась больною, прислала Марфеньке цветы и деревья с зеленью. Райский заходил к ней утром сам, чтобы как-нибудь объяснить вчерашнюю свою сцену с ней и узнать, не заметила ли она чего-нибудь. Но она встретила его с худо скрываемым, под
видом обидчивости, восторгом, хотя он прямо сказал ей, что обедал накануне не дома, в
гостях — там много пили — и он выпил лишнюю рюмку — и вот «до чего дошел»!
Вообще мы старались быть любезны с
гостями, показывали им, после завтрака, картинки и, между прочим, в книге Зибольда изображение японских
видов: людей, зданий, пейзажей и прочего.
Ведь он выдал себя с головой Веревкину, хотя тот и делал
вид, что ничего не замечает «И черт же его потянул за язык…» — думал Привалов, сердито поглядывая в сторону храпевшего
гостя.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в
виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя
гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и не засыпал, а
гости не покидали мест своих.
Четвертый
гость был совсем уже старенький, простенький монашек, из беднейшего крестьянского звания, брат Анфим, чуть ли даже не малограмотный, молчаливый и тихий, редко даже с кем говоривший, между самыми смиренными смиреннейший и имевший
вид человека, как бы навеки испуганного чем-то великим и страшным, не в подъем уму его.
Хозяйка вышла к
гостю с строго вопросительным
видом и, не пригласив сесть, прямо начала с вопроса...
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал
гостей, мимоходом улыбался спине сановника и, стоя в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал рыбу в полтора аршина длины и с букетом во рту, — как слуги, в ливреях, суровые на
вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-мадерой и как почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
Гости ушли; мы остались вдвоем, сели друг противу друга и молча закурили трубки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной веселости. Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему
вид настоящего дьявола. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание.
Князь подвел
гостей к окну, и им открылся прелестный
вид.
Один из
гостей с предовольным
видом вынул из кармана какую-то бумажку и, подавая ее Ольге Александровне, сказал...
Гости, видя постоянно неприязненный
вид его и слушая одни жалобы на здоровье, которое далеко не было так дурно, редели.
— Не всякий голова голове чета! — произнес с самодовольным
видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. — Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого
гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего… А?
В таком
виде он отпустил его вестником к панам: новый Кармелюк собирается в
гости…
— Никак нет-с, потому как сестрица Серафима наезжают к ним по утрам, когда еще они в своем
виде. А по вечерам они даже не сказываются дома, ежели, напримерно, навернутся
гости.
Серафима была посажена напротив
гостя, чтобы вся была на
виду.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него целую компанию
гостей, не говоря уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при
виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
Таким образом, появление князя произошло даже кстати. Возвещение о нем произвело недоумение и несколько странных улыбок, особенно когда по удивленному
виду Настасьи Филипповны узнали, что она вовсе и не думала приглашать его. Но после удивления Настасья Филипповна выказала вдруг столько удовольствия, что большинство тотчас же приготовилось встретить нечаянного
гостя и смехом, и весельем.
Но во всяком случае,
гость был благородно-развязен, хотя и со сдержанным достоинством; даже вначале обращался с князем как бы с
видом некоторого снисхождения, — именно так, как бывают иногда благородно-развязны иные гордые, но несправедливо обиженные люди.
И он глубоко и жадно перевел дух, как бы сбросив с себя чрезвычайную тягость. Он догадался наконец, что ничего «не кончено», что еще не рассвело, что
гости встали из-за стола только для закуски и что кончилась всего одна только болтовня Лебедева. Он улыбнулся, и чахоточный румянец, в
виде двух ярких пятен, заиграл на щеках его.
Всего больше Кишкин не любил, когда на прииск приезжали
гости, как тот же Ястребов. Знаменитый скупщик делал такой
вид, что ему все равно и что он нисколько не завидует дикому счастью Кишкина.
Старуха сейчас же приняла свой прежний суровый
вид и осталась за занавеской. Выскочившая навстречу
гостю Таисья сделала рукой какой-то таинственный знак и повела Мухина за занавеску, а Нюрочку оставила в избе у стола.
Вид этой избы, полной далеких детских воспоминаний, заставил сильно забиться сердце Петра Елисеича. Войдя за занавеску, он поклонился и хотел обнять мать.
— Што подсарайная… — ворчал Тишка, стараясь принять равнодушный
вид. — Петр Елисеич наказал… Потому
гостей из Мурмоса ждем. Вот тебе и подсарайная!
— Вот вовремя гости-то, — сказал Розанов, стараясь принять спокойный
вид.
Пожилой
гость в форме благотворительного ведомства вошел медленными, нерешительными шагами, наклоняясь при каждом шаге немного корпусом вперед и потирая кругообразными движениями свои ладони, точно умывая их. Так как все женщины торжественно молчали, точно не замечая его, то он пересек залу и опустился на стул рядом с Любой, которая согласно этикету только подобрала немного юбку, сохраняя рассеянный и независимый
вид девицы из порядочного дома.
Хозяин, хоть и с грустным немножко
видом, но сам принялся разливать чай и подносить его своим безвременным
гостям.
— Ну, вот уж! Я так и знала! — воскликнула, закрасневшись, Александра Семеновна, но нисколько не потеряв своего довольного
вида. —
Гостя прилично принять нельзя: тотчас я виновата!
И вот из числа
гостей выступает вперед откупщик, перекрест из жидов. Он приходит в такой энтузиазм от одного
вида молодцов-ребят, что тут же возглашает...
Когда он приходил к нему в
гости, то почти всегда имел какой-то озабоченный, робкий
вид, вероятно от неизвестности, как-то его примет сын, обыкновенно долго не решался войти, и если я тут случалась, так он меня минут двадцать, бывало, расспрашивал — что, каков Петенька? здоров ли он? в каком именно расположении духа и не занимается ли чем-нибудь важным?
— Quel charmant coup d’œil! [Какой красивый
вид!] a? — сказал Калугин, обращая внимание своего
гостя на это действительно красивое зрелище. — Знаешь, звезды не различишь от бомбы иногда.
Но их только двое — Оля и Люба в сопровождении Петра Ивановича Боброва, какого-то молодого юриста, который живет у Синельниковых под
видом дяди и почти никогда не показывается
гостям.
Под
видом дня рождения хозяина собралось
гостей человек до пятнадцати; но вечеринка совсем не походила на обыкновенную провинциальную именинную вечеринку.
Собравшиеся на этот раз к Виргинскому
гости (почти все мужчины) имели какой-то случайный и экстренный
вид.
По поводу посторонних у меня тоже есть одна мысль, что вышеозначенные члены первой пятерки наклонны были подозревать в этот вечер в числе
гостей Виргинского еще членов каких-нибудь им неизвестных групп, тоже заведенных в городе, по той же тайной организации и тем же самым Верховенским, так что в конце концов все собравшиеся подозревали друг друга и один пред другим принимали разные осанки, что и придавало всему собранию весьма сбивчивый и даже отчасти романический
вид.
Антип Ильич оставил свое занятие и вышел навстречу к приехавшему
гостю, который с
виду оказался молодым человеком и уже всходил по лестнице, будучи весь закидан грязью.
— Что вам за дело до меня? — закричал было он; но в это время Антип Ильич, почтительно предшествуя, ввел в нумер к барину высокого старика в белом жабо и с двумя звездами, при одном
виде которого Крапчик догадался, что это, должно быть, какой-нибудь сановник, а потому мгновенно же исполнился уважения и некоторого страха; но Егор Егорыч сказал прибывшему
гостю довольно фамильярно...
Однажды все кузьмищевское общество, со включением отца Василия, сидело по обыкновению в гостиной; сверх того, тут находился и приезжий
гость, Аггей Никитич Зверев, возвратившийся с своей ревизии. Трудно вообразить себе, до какой степени изменился этот могучий человек за последнее время: он сгорбился, осунулся и имел какой-то растерянный
вид. Причину такой перемены читатель, вероятно, угадывает.
Войдя в двери парадного крыльца, которые, как водится, были не заперты, наши
гости увидали, что за длинным столом в зале завтракало все семейство хозяина, то есть его жена, бывшая цыганка, сохранившая, несмотря на свои сорок пять лет, здоровый и красивый
вид, штуки четыре детей, из которых одни были черномазенькие и с курчавыми волосами, а другие более белокурые, и около них восседали их гувернантки — француженка с длинным носом и немка с скверным цветом лица.
Хозяйка сидела и не трогалась. Она в это время только вспомнила, как неуместен должен показаться
гостям стоящий на окне цветок и, при всем своем замешательстве, соображала, как бы ловчее сбросить его за открытое окошко? Мысль эта так ее занимала, что она даже не вслушалась в первый вопрос, с которым отнесся к ней один из ее новоприезжих
гостей, что ей и придало
вид особы, непритворно занятой чтением до самозабвения.
Такие возгласы раздались со всех сторон при
виде карликов, и все словно невесть чему обрадовались: хозяева захлопотали возобновлением для новых
гостей завтрака, а прежние
гости внимательно смотрели на двери, в которые должны были показаться маленькие люди, и они, наконец, показались.
Знаменитый дикарь, виновник инцидента в Central park’е, известие о котором обошло всю Америку в столь искаженном
виде, в настоящее время является
гостем нашего города.