Неточные совпадения
Машину же любить мы не можем, в
вечности ее
увидеть не хотели бы, и в лучшем случае признаем лишь ее полезность.
Я
вижу два первых двигателя в своей внутренней жизни: искание смысла и искание
вечности.
Но, не
видя образа, сквозь тленные его черты прозревал он великое и таинственное, что есть настоящая бессмертная Женя, ее любовь и вечная красота, в мире бестелесном обручался с нею, как с невестою, — и сама
вечность в ее заколдованном круге была тяжким кольцом обручения.
При теперешнем моем настроении достаточно пяти минут, чтобы он надоел мне так, как будто я
вижу и слушаю его уже целую
вечность. Я ненавижу беднягу. От его тихого, ровного голоса и книжного языка я чахну, от рассказов тупею… Он питает ко мне самые хорошие чувства и говорит со мною только для того, чтобы доставить мне удовольствие, а я плачу ему тем, что в упор гляжу на него, точно хочу его загипнотизировать и думаю: «Уйди, уйди, уйди…» Но он не поддается мысленному внушению и сидит, сидит, сидит…
— О, всех! всех, мои Иоганус! — отвечала опять Софья Карловна, и василеостровский немец Иоган-Христиан Норк так спокойно глядел в раскрывавшиеся перед ним темные врата сени смертной, что если бы вы
видели его тихо меркнувшие очи и его посиневшую руку, крепко сжимавшую руку Софьи Карловны, то очень может быть, что вы и сами пожелали бы пред вашим походом в
вечность услыхать не вопль, не вой, не стоны, не многословные уверения за тех, кого вы любили, а только одно это слово; одно ваше имя, произнесенное так, как произнесла имя своего мужа Софья Карловна Норк в ответ на его просьбу о детях.
…Когда был поднят молот, чтобы пригвоздить к дереву левую руку Иисуса, Иуда закрыл глаза и целую
вечность не дышал, не
видел, не жил, а только слушал. Но вот со скрежетом ударилось железо о железо, и раз за разом тупые, короткие, низкие удары, — слышно, как входит острый гвоздь в мягкое дерево, раздвигая частицы его…
Послушай, я забылся сном
Вчера в темнице. Слышу вдруг
Я приближающийся звук,
Знакомый, милый разговор,
И будто
вижу ясный взор…
И, пробудясь во тьме, скорей
Ищу тех звуков, тех очей…
Увы! они в груди моей!
Они на сердце, как печать,
Чтоб я не смел их забывать,
И жгут его, и вновь живят…
Они мой рай, они мой ад!
Для вспоминания об них
Жизнь — ничего, а
вечность — миг!
Учителю становится нестерпимо жутко. С замиранием сердца поглядывает он на часы и
видит, что до конца урока остается еще час с четвертью — целая
вечность!
Бог постижим только в силу и меру своего откровения о Себе: «
Видел дух мой с радостным ужасом, что вне пределов сего вечного округа (шара
Вечности) ничего не было, как только бесконечное непостижимое Божество, без цели и пределов, и что вне сего шара
Вечности ничего не можно было о самом Боге ни
видеть, ни познавать, кроме только отрицательного познания, то есть что Он не есть» (гл. V, § 6).
Допуская возможность пространственного восприятия времени, мы не
видим, однако, здесь учения о метафизической природе временности в его отношении к
вечности.].
Шеллинг сознательно спорит против идеи
вечности рождения Сына,
видя в этом отголосок споров с Арием, имевших в виду другой вопрос, именно о тварности Сына.
Человека ждет неизбежная смерть, несчастные случайности грозят ему отовсюду, радости непрочны, удачи скоропреходящи, самые возвышенные стремления мелки и ничтожны перед грозным лицом
вечности, — а человек ничего этого как будто не
видит, не знает и кипуче, ярко, радостно осуществляет жизнь.
В этой иллюзии держит человека Аполлон. Он — бог «обманчивого» реального мира. Околдованный чарами солнечного бога, человек
видит в жизни радость, гармонию, красоту, не чувствует окружающих бездн и ужасов. Страдание индивидуума Аполлон побеждает светозарным прославлением
вечности явления. Скорбь вылыгается из черт природы. Охваченный аполлоновскою иллюзией, человек слеп к скорби и страданию вселенной.
— Не гневайтесь на мое увлечение, м-р Вандергуд. Я так люблю историю нашего великого города, что не мог отказать себе в удовольствии… Разве то, что вы
видите теперь, есть Рим? Рима нет, м-р Вандергуд. Когда-то это было Вечным городом, а теперь это лишь большой город, и чем он больше, тем он дальше от
вечности. Где тот великий Дух, который осенял его?
Вчера я был у Магнуса. Он довольно-таки долго заставил Меня ждать в саду и вышел с таким видом холодного равнодушия, что Мне сразу захотелось уехать. В черной бороде я заметил несколько седых волос, которых не
видел раньше. Или Мария нездорова? Я обеспокоился. Здесь все так непрочно, что, расставшись с человеком на час, можешь потом разыскивать его в
вечности.
В то время как любовь обращена на личность человека, на образ Божий в нем и стремится утвердить ее для
вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не
видит никакой реальности в мире.
Такое вырождение творчества мы
видим во многих течениях современной литературы и искусства, где дух
вечности окончательно предается растленному духу времени.
Не пользуясь Мафусаиловой жизнью, мы не могли быть на празднике, который в последний год царствования Анны Иоанновны дан был по случаю свадьбы и шута ее Кульковского. Постараюсь, однако ж, описать праздник, будто сам
видел его. А отчего так хорошо его знаю, то извольте знать, слышал я об нем от покойной моей бабушки, которая
видела его своими глазами и вынесла из него рассказов на целую жизнь, восторгов на целую
вечность, если б
вечность дана была в удел моей бабушке.
«Он будет верно там,
увижу его, спугну веселье жениха и невесты, побешу ее, побешу старика. Кстати, есть богатая тема — Польша. Брошу им в глаза накипевшую в груди желчь, потешусь хотя этим мщением. Завтра разделят нас сотни верст, а там целая
вечность!»
— Самое худшее, когда граната упадёт сзади и шипит… Впереди её по крайней мере
видишь, а тут только слышишь, и повернуться жутко… Неприятное чувство… Шрапнель — та лучше, разрывается в воздухе, а граната брякается на землю и начнёт крутить и шипеть, кажется, целую
вечность…
— Опять целую
вечность я вас не
видела, граф… Он положительно, как красное солнышко осенью, покажется и нет его… — обратилась она к сидевшим в гостиной хозяйке и другим дамам… — Приедет ко мне с визитом, насмешит меня до слез и затем скроется на несколько недель.
В радостном волнении не могла она сомкнуть глаз, лежа в своей роскошной постели, утопая в волнах тончайшего батиста. Лишь под утро заснула она тревожным сном. В двенадцать часов она уже была одета и стала ждать. До назначенного княгиней часа оставалось два часа. Время казалось ей
вечностью. Она сидела в приемной, у одного из окон которой, ближайших к подъезду была система зеркал, позволявшая
видеть подъезжавшие экипажи.
— Честь тебе и слава! — отвечала Марфа. — Все равно умереть: со стены ли родной скатится голова твоя и отлетит рука, поднимающая меч на врага, или смерть застанет притаившегося… Имя твое останется незапятнанным черным пятном позора на скрижалях
вечности… А посадники наши, уж я
вижу, робко озираются, как будто бы ищут безопасного места, где бы скрыть себя и похоронить свою честь…
— Каким вас ветром занесло, дорогой мой? — встретила его Анны Аркадьевна. — Я вас не
видела ни у себя, ни в театре, кажется, целую
вечность.
Как жалкий актер, я искал каких-то бессмысленных аплодисментов и кланялся низко праздному зеваке, заплатившему гроши, чтобы
увидеть меня, — когда тут же, в темноте кулис, поджидала меня голодная
Вечность!
Вдруг ему чудилось, что волосы его горят огненными прядями, волнуясь стекают вниз к земле; и вдруг понял он, что это есть прямая дорога из одной бесконечности в другую,
увидел ясно, что так и влетит он, стремящийся из этой
вечности в другую, где широко открытыми стоят и ждут его высокие двери его святого тайного жилища.