Неточные совпадения
— Рабство… а если мне это нравится? Если это
у меня в
крови — органическая потребность в таком рабстве?
Возьмите то, для чего живет заурядное большинство: все это так жалко и точно выкроено по одной мерке. А стоит ли жить только для того, чтобы прожить, как все другие люди… Вот поэтому-то я и хочу именно рабства, потому что всякая сила давит… Больше: я хочу, чтобы меня презирали и… хоть немножечко любили…
Но Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души лишили его силы. Он упал
у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий
взял лошадь под уздцы, и все поехали в сторону, оставя карету посреди дороги, людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли
крови в отмщение за
кровь своего атамана.
— А, так вот это кто и что!.. — заревел вдруг Вихров, оставляя Грушу и выходя на средину комнаты: ему пришло в голову, что Иван нарочно из мести и ревности выстрелил в Грушу. — Ну, так погоди же, постой, я и с тобой рассчитаюсь! — кричал Вихров и
взял одно из ружей. — Стой вот тут
у притолка, я тебя сейчас самого застрелю; пусть меня сошлют в Сибирь, но
кровь за
кровь, злодей ты этакий!
У меня горела голова, в висках стучала
кровь, и я почему-то повторял про себя: «Нет, погодите, господа… да, погодите, черт
возьми!» Я вышел на лестницу и нашел там Любочку, которая сидела на ступеньке, схватившись руками за голову.
— Эх, Варвара Тихоновна, Варвара Тихоновна… разве ты можешь что-нибудь понимать?.. Ну, какое
у тебя понятие? Ежели
у меня сердце
кровью обливается… обидели меня, а
взять не с кого…
Пятьдесят лет ходил он по земле, железная стопа его давила города и государства, как нога слона муравейники, красные реки
крови текли от его путей во все стороны; он строил высокие башни из костей побежденных народов; он разрушал жизнь, споря в силе своей со Смертью, он мстил ей за то, что она
взяла сына его Джигангира; страшный человек — он хотел отнять
у нее все жертвы — да издохнет она с голода и тоски!
И вот попомните мое слово: до поры до времени Пафнутьев еще смирен, но как только
возьмет он палку в руки, так немедленно глаза
у него, как
у быка,
кровью нальются.
— Брезгует мною, дворянин. Имеет право, чёрт его
возьми! Его предки жили в комнатах высоких, дышали чистым воздухом, ели здоровую пищу, носили чистое бельё. И он тоже. А я — мужик; родился и воспитывался, как животное, в грязи, во вшах, на чёрном хлебе с мякиной.
У него
кровь лучше моей, ну да. И
кровь и мозг.
— Да я таки и приласкал его по головке прикладом! — подхватил первый голос. — Экой живущой — провал бы его
взял! Две пули навылет, рогатина в боку, а все еще шевелился. Е, пан Будинской! посмотри-ка на себя!
у тебя руки и все платье в
крови! Поди умойся.
«
У солдата будет гангрена, заражение
крови… Ах ты, черт
возьми! Зачем я сунулся к нему со щипцами?»
— И писклятам своим все такие русские имена понадавала! — продолжал г. Ратч. — Того и смотри, в греческую веру их окрестит! Ей-богу! Славянка она
у меня, черт меня совсем
возьми, хоть и германской
крови! Элеонора Карповна, вы славянка?
Эльчанинов
взял.
Кровь бросилась
у него в голову, он готов был в эти минуты убить всех троих, если бы достало
у него на это силы.
И Дыркин соблазнительно выставил пухлые щеки из-за письменного стола. Ничего не понимая, Коротков косо и застенчиво улыбнулся,
взял канделябр за ножку и с хрустом ударил Дыркина по голове свечами. Из носа
у того закапала на сукно
кровь, и он, крикнув «караул», убежал через внутреннюю дверь.
— Я, черт
возьми!.. — крикнул пристав, взбешенный до того, что лицо
у него налилось
кровью. — Я вам этого не спущу! Я…
Вдруг слышен в полночь стук
у ворот; я вскочила,
кровь залила мне сердце; матушка вскрикнула… я не взглянула на нее, я боялась,
взяла фонарь, пошла сама отпирать ворота…
Стратонов
взял у меня расширитель и стал вводить его сам. Но он долго не мог найти разреза. С большим трудом ему, наконец, удалось ввести расширитель; раздался шипящий шум, из трахеи с кашлем полетели брызги кровавой слизи. Стратонов ввел канюлю, наклонился и стал трубочкой высасывать из трахеи
кровь.
И так со всеми ими — с девушками, с женщинами: за то, чтоб жить, мало отдавать труд и здоровье, —
у них есть еще то, до чего жизнь жестоко жадна, и она не отступит, пока не
возьмет и этого, пока в ее пахнущую
кровью мясную лавочку смирившаяся женщина не принесет и своего мяса.