Неточные совпадения
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась по течению узенькой речки, с мохнатым кустарником на берегах; Самгин хорошо видел все, что творится в ней, видел, но не понимал. Казалось ему, что толпа идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей.
Ветер лениво
гнал шумок в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик...
Только что прошел обильный дождь, холодный
ветер, предвестник осени,
гнал клочья черных облаков, среди них ныряла ущербленная луна, освещая на секунды мостовую, жирно блестел булыжник, тускло, точно оловянные, поблескивали стекла окон, и все вокруг как будто подмигивало. Самгина обогнали два человека, один из них шел точно в хомуте, на плече его сверкала медная труба — бас, другой, согнувшись, сунув руки в карманы, прижимал под мышкой маленький черный ящик, толкнув Самгина, он пробормотал...
Он понял, что это нужно ей, и ему хотелось еще послушать Корвина. На улице было неприятно; со дворов, из переулков вырывался
ветер,
гнал поперек мостовой осенний лист, листья прижимались к заборам, убегали в подворотни, а некоторые, подпрыгивая, вползали невысоко по заборам, точно испуганные мыши, падали, кружились, бросались под ноги. В этом было что-то напоминавшее Самгину о каменщиках и плотниках, падавших со стены.
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу, постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий
ветер ласково
гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
За время, которое он провел в суде, погода изменилась: с моря влетал сырой
ветер, предвестник осени,
гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта,
ветер толкал людей в груди, в лица, в спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро шли встречу друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
Ночь была теплая, но в садах тихо шумел свежий
ветер,
гоня по улице волны сложных запахов.
Поехали. Стало холоднее.
Ветер с Невы
гнал поземок, в сером воздухе птичьим пухом кружились снежинки. Людей в город шло немного, и шли они не спеша, нерешительно.
Волны вытолкнут его назад, а
ветер заревет, закружится около, застонет, засвистит, обрызжет и обольет корабль облаком воды, вырвет парус и, торжествующий, понесется по необозримому, мрачному пространству,
гоня воду, как прах.
Сегодня, 19-го,
ветер крепкий
гнал нас назад узлов по девяти.
Сильный порывистый
ветер клубами
гнал с моря туман. Точно гигантские волны, катился он по земле и смешивался в горах с дождевыми тучами.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет на дне долин, а свежий
ветер тихонько шевелит и
гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Обыкновенно они бывают защищены от холодных
ветров, и в то время как на соседних горах и трясинах растительность поражает своею скудостью и мало отличается от полярной, здесь, в еланях, мы встречаем роскошные рощи и траву раза в два выше человеческого роста; в летние, не пасмурные дни земля здесь, как говорится, парит, во влажном воздухе становится душно, как в бане, и согретая почва
гонит все злаки в солому, так что в один месяц, например, рожь достигает почти сажени вышины.
Но вот, о радость! загремел где-то гром; мало-помалу небо нахмурилось; повеял
ветер,
гоня перед собою клубы городской пыли.
Оставшись одна, она подошла к окну и встала перед ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл
ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал на землю и
гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
Я шел один — по сумеречной улице.
Ветер крутил меня, нес,
гнал — как бумажку, обломки чугунного неба летели, летели — сквозь бесконечность им лететь еще день, два… Меня задевали юнифы встречных — но я шел один. Мне было ясно: все спасены, но мне спасения уже нет, я не хочу спасения…
Ветер лениво
гнал с поля сухой снег, мимо окон летели белые облака, острые редкие снежинки шаркали по стёклам. Потом как-то вдруг всё прекратилось, в крайнее окно глянул луч луны, лёг на пол под ноги женщине светлым пятном, а переплёт рамы в пятне этом был точно чёрный крест.
Свежий мартовский
ветер гулко шумел деревьями большого Таврического сада в Петербурге и быстро
гнал по погожему небу ярко-красные облака.
После двух подъемов на леса западная часть неба из серой превратилась в темно-синюю — сверкнула звездочка, пахнуло
ветром, который торопливо
гнал тяжелые тучи.
— Клади весла — берег близко! — крикнул во всю мочь Захар, принимаясь сильнее грести рулевой лопатой и силясь повернуть нос челнока против
ветра и гребня волн. — Багор, живо багор!.. Вечор
гнали плоты… за погодой, должно быть, остановились… Они тут где-нибудь!.. Наткнемся как раз… щупай багром!..
— Это очень хитрый и злой
ветер, вот этот, который так ласково дует на нас с берега, точно тихонько толкая в море, — там он подходит к вам незаметно и вдруг бросается на вас, точно вы оскорбили его. Барка тотчас сорвана и летит по
ветру, иногда вверх килем, а вы — в воде. Это случается в одну минуту, вы не успеете выругаться или помянуть имя божие, как вас уже кружит,
гонит в даль. Разбойник честнее этого
ветра. Впрочем — люди всегда честнее стихии.
Железный лязг цепей и стонущий скрип блоков сливались с шумом волн,
ветер гулко выл и
гнал по небу тучи.
Сплошные тучи молочного цвета покрывали все небо;
ветер быстро
гнал их, свистя и взвизгивая.
Долго ждала красавица своего суженого; наконец вышла замуж за другого; на первую ночь свадьбы явился призрак первого жениха и лег с новобрачными в постель; «она моя», говорил он — и слова его были
ветер, гуляющий в пустом черепе; он прижал невесту к груди своей — где на месте сердца у него была кровавая рана; призвали попа со крестом и святой водою; и
выгнали опоздавшего гостя; и выходя он заплакал, но вместо слез песок посыпался из открытых глаз его.
…В середине лета наступили тяжёлые дни, над землёй, в желтовато-дымном небе стояла угнетающая, безжалостно знойная тишина; всюду горели торфяники и леса. Вдруг буйно врывался сухой, горячий
ветер, люто шипел и посвистывал, срывал посохшие листья с деревьев, прошлогоднюю, рыжую хвою, вздымал тучи песка,
гнал его над землёй вместе со стружкой, кострикой [кора, луб конопли, льна — Ред.], перьями кур; толкал людей, пытаясь сорвать с них одежду, и прятался в лесах, ещё жарче раздувая пожары.
Помилуйте: в целое нынешнее лето я не видел стрелку флюгера обращенной на юг, а все на север или еще того хуже — на запад, потому что ежели северный
ветер приносит нам больше, чем нужно, прохлады, то западный
гонит нам тучи, которым иногда по целым неделям конца не видать.
Но он равнодушно молчал и сидел идольски-неподвижно, следя, как
ветер морщит воду в лужах и
гонит облака, стискивая их в густо-серую тучу.
Ветер был нам взад и как бы
гнал нас с усиленною скоростию к какой-то предначертанной меже.
А вьюга между тем становилась все сильнее да сильнее; снежные вихри и ледяной
ветер преследовали младенца, и забивались ему под худенькую его рубашонку, и обдавали его посиневшие ножки, и повергали его в сугробы… но он все бежал, все бежал… вьюга все усиливалась да усиливалась, вой
ветра становился слышнее и слышнее; то взрывал он снежные хребты и яростно крутил их в замутившемся небе, то
гнал перед собою необозримую тучу снега и, казалось, силился затопить в нем поля, леса и все Кузьминское со всеми его жителями, амбарами, угодьями и господскими хоромами…
Они обе пошли наверх, чтобы скатиться еще раз, но в это время послышался знакомый визгливый голос. О, как это ужасно! Бабка, беззубая, костлявая, горбатая, с короткими седыми волосами, которые развевались по
ветру, длинною палкой
гнала от огорода гусей и кричала...
«Надо одуматься, остепениться», — говорил он себе и вместе с тем не мог удержаться и всё
гнал лошадь, не замечая того, что он ехал теперь уже по
ветру, а не против него. Тело его, особенно в шагу, где оно было открыто и касалось седелки, зябло и болело, руки и ноги его дрожали, и дыхание было прерывисто. Он видит, что пропадает среди этой ужасной снежной пустыни, и не видит никакого средства спасения.
Между тем Василий Андреич и ногами и концами повода
гнал лошадь туда, где он почему-то предположил лес и сторожку. Снег слепил ему глаза, а
ветер, казалось, хотел остановить его, но он, нагнувшись вперед и беспрестанно запахивая шубу и подвертывая ее между собой и мешавшей ему сидеть холодной седелкой, не переставая
гнал лошадь. Лошадь хотя с трудом, но покорно шла иноходью туда, куда он посылал ее.
И почему-то вид этого чернобыльника, мучимого немилосердным
ветром, заставил содрогнуться Василия Андреича, и он поспешно стал погонять лошадь, не замечая того, что, подъезжая к чернобыльнику, он совершенно изменил прежнее направление и теперь
гнал лошадь совсем уже в другую сторону, все-таки воображая, что он едет в ту сторону, где должна была быть сторожка.
Теперь уже не
ветер, а свирепый ураган носился со страшной силой по улицам,
гоня перед собой тучи снежной крупы, больно хлеставшей в лицо и слепившей глаза.
Очутились мы за околицей, у магазеи. Над нами
ветер бойко
гонит тёмное стадо туч, вокруг нас маячит и шуршит сухой от мороза ивняк, и всё торопливо плывёт встречу зимнему отдыху. Егор тихонько свистит сквозь зубы, и
ветер разносит во тьме этот тихий, топкий звук. Холодно. Жутко. Издали доносится чуть слышный шум…
Из-за леса облака плывут, верхний
ветер режет их своими крыльями,
гонит на юг, а на земле ещё тихо, только вершины деревьев чуть шелестят, сбрасывая высохшие листья в светлый блеск воды.
Вода из моря поднимается туманом; туман поднимается выше, и из тумана делаются тучи. Тучи
гонит ветром и разносит по земле. Из туч вода падает на землю. С земли стекает в болота и ручьи. Из ручьев течет в реки; из рек в море. Из моря опять вода поднимается в тучи, и тучи разносятся по земле…
Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со снегом;
ветер низко
гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают ее. Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на соснах да на елях стояли темно-зеленые хвои. Угрюмо смотрели деревья на пальму. «Замерзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»
Было тихо. В окна глядел не то тусклый рассвет, не то поздний вечер, что-то заполненное бесформенной и сумеречной мглой.
Ветер дул в «щели», как в трубе, и
гнал по ней ночные туманы. Взглянув из окна кверху, я мог видеть клочки ясного неба. Значит, на всем свете зарождалось уже яркое солнечное утро. А мимо станка все продолжала нестись, клубами, холодная мгла… Было сумрачно, тихо, серо и печально.
Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И
ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных
гонит небес.
Водяные и ветряные мельницы вертятся и мелют. Кто их двигает?
Ветер и вода. А
ветер кто
гонит? Тепло. А воду кто
гонит? Тепло же. Оно подняло воду парами вверх, и без этого вода не падала бы книзу. Машина работает, — ее движет пар; а пар кто делает? Дрова. А в дровах тепло солнечное.
Стекльштром знал, что староста мужик честный, верный и правдивый, который на
ветер зря слова не кинет, тем не менее очень рассердился, вспылил, сказал ему дурака и каналью и с топотом
выгнал из кабинета.
Солнышко встало, а их уж чуть видно, ихня половинка меньше нашей была,
гнало ветром ее поскорей.
После ночи, которою заключился вчерашний день встреч, свиданий, знакомств, переговоров и условий, утро встало неласковое, ветреное, суровое и изменчивое. Солнце, выглянувшее очень рано, вскоре же затем нырнуло за серую тучу, и то выскакивало на короткое время в прореху облаков, то снова завешивалось их темною завесой. Внизу было тихо, но вверху
ветер быстро
гнал бесконечную цепь тяжелых, слоистых облаков, набегавших одно на другое, сгущавшихся и плывших предвестниками большой тучи.
На площади, перед сельским правлением, выстроился отряд красноармейцев с винтовками, толпились болгары в черном, дачники. Взволнованный Тимофей Глухарь, штукатур, то входил, то выходил из ревкома. В толпе Катя заметила бледное лицо толстой, рыхлой Глухарихи, румяное личико Уляши. Солнце жгло,
ветер трепал красный флаг над крыльцом,
гнал по площади бумажки и былки соломы.
„Была глубокая осень. Моросил мелкий дождь пополам со снегом;
ветер низко
гнал серые клочковатые тучи. Угрюмо смотрели деревья на пальму. И пальма поняла, что для нее все было кончено. Она застывала“. („Attalea princeps“ Гаршина.)
Лыжин, сонный, недовольный, надел валенки, шубу, шапку и башлык и вместе с доктором вышел наружу. Мороза большого не было, но дул сильный, пронзительный
ветер и
гнал вдоль улицы облака снега, которые, казалось, бежали в ужасе; под заборами и у крылец уже навалило высокие сугробы. Доктор и следователь сели в сани, и белый кучер перегнулся к ним, чтобы застегнуть полость. Обоим было жарко.
Пара входит на лестницу, другая пара опускается, и в этом беспрестанном приливе и отливе редкая волна, встав упрямо на дыбы, противится на миг силе
ветра, ее стремящей; в этом стаде, которое
гонит бич прихоти, редко кто обнаруживает в себе человека.
Малютка любуется, как
ветер по ней то бежит длинной струей, то, играя, вьет завитки, то
гонит волны перекатные или облако цветной пыли, обдающей его какой-то благоуханной свежестью.
Это была последняя ее надежда. Не получив ответа, она вышла. Было ветрено и свежо. Она не чувствовала ни
ветра, ни темноты, а шла и шла… Непреодолимая сила
гнала ее, и, казалось, остановись она, ее толкнуло бы в спину.
То протягиваются они в прямой цепи, подобно волнам, которых ряды
гонит дружно умеренный
ветер; то свивают эту цепь кольцом, захватывая между себя зеленую долину или служа рамой зеркальному озеру, в котором облачка мимолетом любят смотреться; то встают гордо, одинокие, в пространной равнине, как боец, разметавший всех противников своих и оставшийся один господином поприща; то пересекают одна другую, забегают и выглядывают одна за другой, высятся далее и далее амфитеатром и, наконец, уступают первенство исполину этих мест, чернеющему Тейфельсбергу.