Неточные совпадения
Недурной наружности,
в партикулярном платье, ходит этак по комнате, и
в лице этакое рассуждение… физиономия… поступки, и здесь (
вертит рукою около лба)много, много всего.
Тут башмачки козловые
Дед внучке торговал,
Пять раз про цену спрашивал,
Вертел в руках, оглядывал:
Товар первейший сорт!
«Ну, дядя! два двугривенных
Плати, не то проваливай!» —
Сказал ему купец.
— Какой опыт? столы
вертеть? Ну, извините меня, дамы и господа, но, по моему,
в колечко веселее играть, — сказал старый князь, глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. —
В колечке еще есть смысл.
Ответив Англичанке, что она совсем здорова и что завтра уезжает
в деревню, Анна подсела к девочке и стала пред нею
вертеть пробку с графина.
Когда Анна вошла
в комнату, Долли сидела
в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал,
вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее
в карман.
Без сомнения, он никогда не будет
в состоянии
возвратить ей своего уважения; но не было и не могло быть никаких причин ему расстроивать свою жизнь и страдать вследствие того, что она была дурная и неверная жена.
Уже Ноздрев давно перестал
вертеть, но
в шарманке была одна дудка очень бойкая, никак не хотевшая угомониться, и долго еще потом свистела она одна.
Возвратившись
в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему
в ноги и просила
возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится.
— Ай, славная монета! Ай, добрая монета! — говорил он,
вертя один червонец
в руках и пробуя на зубах. — Я думаю, тот человек, у которого пан обобрал такие хорошие червонцы, и часу не прожил на свете, пошел тот же час
в реку, да и утонул там после таких славных червонцев.
Это народ такого склада, что непременно почли бы за обязанность
возвратить в случае отказа и подарки и деньги; а возвращать-то было бы тяжеленько и жалко!
Полицейский рассказал ему, что раздавленного захватило
в колесо и тащило,
вертя, шагов тридцать по мостовой.
Виртуоз подхватывает ее и начинает ее
вертеть и пред нею представлять, все кругом хохочут и — люблю
в такие мгновения вашу публику, хотя бы даже и канканную, хохочут и кричат: «И дело, так и надо!
И
в продолжение всего того райского дня моей жизни и всего того вечера я и сам
в мечтаниях летучих препровождал: и, то есть, как я это все устрою, и ребятишек одену, и ей спокой дам, и дочь мою единородную от бесчестья
в лоно семьи
возвращу…
Особенно же раздражил его хозяин квартиры, нанятой им
в видах скорой женитьбы и отделываемой на собственный счет: этот хозяин, какой-то разбогатевший немецкий ремесленник, ни за что не соглашался нарушить только что совершенный контракт и требовал полной прописанной
в контракте неустойки, несмотря на то, что Петр Петрович
возвращал ему квартиру почти заново отделанную.
Да и уж с год будет, как Марфа Петровна
в именины мои мне и документ этот
возвратила, да еще вдобавок примечательную сумму подарила.
Точно так же и
в мебельном магазине ни за что не хотели
возвратить ни одного рубля из задатка за купленную, но еще не перевезенную
в квартиру мебель.
Насмешка Пугачева
возвратила мне бодрость. Я спокойно отвечал, что я нахожусь
в его власти и что он волен поступать со мною, как ему будет угодно.
Павел Петрович опять
повертел книгу
в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.
Павел Петрович
повертел ее
в руках.
Она
вертела в пальцах тонкий стебелек полевого цветка, легкая мантилья спустилась ей на локти, и широкие серые ленты шляпы прильнули к ее груди.
Диомидов
вертел шеей, выцветшие голубые глаза его смотрели на людей холодно, строго и притягивали внимание слушателей, все они как бы незаметно ползли к ступенькам крыльца, на которых, у ног проповедника, сидели Варвара и Кумов, Варвара — глядя
в толпу, Кумов —
в небо, откуда падал неприятно рассеянный свет, утомлявший зрение.
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился
в гимназии, при переходе
в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев
в тюрьме, отец его
в это время помер, Кумов прожил некоторое время
в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России, побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними
в Канаду, но на острове Крите заболел, и его
возвратили в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно налил себе стакан чаю, аккуратно положил варенья
в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах на юге. Маленькая, сухая рука его дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал ноздри и все
вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
Они оба вели себя так шумно, как будто кроме них на улице никого не было. Радость Макарова казалась подозрительной; он был трезв, но говорил так возбужденно, как будто желал скрыть, перекричать
в себе истинное впечатление встречи. Его товарищ беспокойно
вертел шеей, пытаясь установить косые глаза на лице Клима. Шли медленно, плечо
в плечо друг другу, не уступая дороги встречным прохожим. Сдержанно отвечая на быстрые вопросы Макарова, Клим спросил о Лидии.
—
Возвратите спички, — предложил Самгин, — старик пощупал пальцами —
в кармане ли они? — качнул головой...
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался,
вертя колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его;
в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
Клим смотрел, как его косые глаза дрожат
в стремлении остановиться на лице Варавки, но не могут этого и прыгают, заставляя Лютова
вертеть головою.
— Томилина я скоро начну ненавидеть, мне уже теперь, иной раз, хочется ударить его по уху. Мне нужно знать, а он учит не верить, убеждает, что алгебра — произвольна, и черт его не поймет, чего ему надо! Долбит, что человек должен разорвать паутину понятий, сотканных разумом, выскочить куда-то,
в беспредельность свободы. Выходит как-то так: гуляй голым! Какой дьявол
вертит ручку этой кофейной мельницы?
Он смущался и досадовал, видя, что девочка
возвращает его к детскому, глупенькому, но он не мог, не умел убедить ее
в своей значительности; это было уже потому трудно, что Лида могла говорить непрерывно целый час, но не слушала его и не отвечала на вопросы.
Самгин постоял у двери на площадку, послушал речь на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и вышел на площадку
в холодный скрип и скрежет поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно оранжевая заря, и поезд заворачивал к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто поезд
возвращает его далеко
в прошлое, к спорам отца, Варавки и суровой Марьи Романовны.
Говорил Томилин громче, но как будто менее уверенно, часто делал паузы и, поглядывая
в рукав пиджака,
вертел запонки.
Лютов ткнул
в грудь свою, против сердца, указательным пальцем и
повертел им, точно штопором. Неуловимого цвета, но очень блестящие глаза его смотрели
в лицо Клима неприятно щупающим взглядом; один глаз прятался
в переносье, другой забегал под висок. Они оба усмешливо дрогнули, когда Клим сказал...
Посредине комнаты стоял Денисов, глядя
в пол, сложив руки на животе, медленно
вертя большие пальцы; взглянув на гостя, он тряхнул головой.
А на кухне
в это время так и кипит; повар
в белом, как снег, фартуке и колпаке суетится; поставит одну кастрюлю, снимет другую, там помешает, тут начнет валять тесто, там выплеснет воду… ножи так и стучат… крошат зелень… там
вертят мороженое…
Алексеев стал ходить взад и вперед по комнате, потом остановился перед картиной, которую видел тысячу раз прежде, взглянул мельком
в окно, взял какую-то вещь с этажерки,
повертел в руках, посмотрел со всех сторон и положил опять, а там пошел опять ходить, посвистывая, — это все, чтоб не мешать Обломову встать и умыться. Так прошло минут десять.
Она усмехнулась и опять заботливо принялась
вертеть ручку кофейной мельницы, и локоть ее так проворно описывал круги, что у Обломова рябило
в глазах.
— Черт возьми! — пробормотал Ив, глядя вслед кебу, увозившему Стильтона, и задумчиво
вертя десятифунтовый билет. — Или этот человек сошел с ума, или я счастливчик особенный! Наобещать такую кучу благодати только за то, что я сожгу
в день пол-литра керосина!
— Конечно, решаюсь. — Что же еще сделать можно? Я ему уже сто рублей задатку дала, и он теперь ждет меня
в трактире, чай пьет, а я к тебе с просьбою: у меня еще двести пятьдесят рублей есть, а полутораста нет. Сделай милость, ссуди мне, — я тебе
возвращу. Пусть хоть дом продадут — все-таки там полтораста рублей еще останется.
Пробегая мысленно всю нить своей жизни, он припоминал, какие нечеловеческие боли терзали его, когда он падал, как медленно вставал опять, как тихо чистый дух будил его, звал вновь на нескончаемый труд, помогая встать, ободряя, утешая,
возвращая ему веру
в красоту правды и добра и силу — подняться, идти дальше, выше…
— Дайте,
возвратите ее, кузина, — умолял он, — простите немножко… влюбленного
в вас cousin, и прощайте!
«Этот умок помогает с успехом пробавляться
в обиходной жизни, делать мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам
возвратят их права — эта тонкость, полезная
в мелочах и почти всегда вредная
в крупных, важных делах, уступит место прямой человеческой силе — уму».
Он иногда даже заставлял их улыбаться. Но он напрасно старался изгнать совсем печаль, тучей севшую на них обеих и на весь дом. Он и сам печалился, видя, что ни уважение его, ни нежность бабушки — не могли
возвратить бедной Вере прежней бодрости, гордости, уверенности
в себе, сил ума и воли.
Она еще боялась верить слезам, стоявшим
в глазах Тушина, его этим простым словам, которые
возвращали ей всю будущность, спасали погибшую судьбу Веры.
Но у Ламберта еще с тех самых пор, как я тогда, третьего дня вечером, встретил его на улице и, зарисовавшись, объявил ему, что
возвращу ей письмо
в квартире Татьяны Павловны и при Татьяне Павловне, — у Ламберта, с той самой минуты, над квартирой Татьяны Павловны устроилось нечто вроде шпионства, а именно — подкуплена была Марья.
Теперь мне понятно: он походил тогда на человека, получившего дорогое, любопытное и долго ожидаемое письмо и которое тот положил перед собой и нарочно не распечатывает, напротив, долго
вертит в руках, осматривает конверт, печать, идет распорядиться
в другую комнату, отдаляет, одним словом, интереснейшую минуту, зная, что она ни за что не уйдет от него, и все это для большей полноты наслаждения.
— Dolgorowky, вот рубль, nous vous rendons avec beaucoup de gràce. [
Возвращаем вам с большой благодарностью (франц.).] Петя, ехать! — крикнул он товарищу, и затем вдруг, подняв две бумажки вверх и махая ими и
в упор смотря на Ламберта, завопил из всей силы: — Ohe, Lambert! ou est Lambert, as-tu vu Lambert? [Эй, Ламберт! Где Ламберт, ты не видел Ламберта? (франц.)]
Знаешь, Соня, вот я взял опять образ (он взял его и
вертел в руках), и знаешь, мне ужасно хочется теперь, вот сию секунду, ударить его об печку, об этот самый угол.
Итак, пусть же знают, что не для того я хотел ее опозорить и собирался быть свидетелем того, как она даст выкуп Ламберту (о, низость!), — не для того, чтобы спасти безумного Версилова и
возвратить его маме, а для того… что, может быть, сам был влюблен
в нее, влюблен и ревновал!
— Ваша жена… черт… Если я сидел и говорил теперь с вами, то единственно с целью разъяснить это гнусное дело, — с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты меры и вас позовут
в одно такое место, где вам сумеют
возвратить рассудок… и вывезут из города!
Дело
в том, что я хотел ее тотчас послать к Катерине Николаевне, чтоб попросить ту
в ее квартиру и при Татьяне же Павловне
возвратить документ, объяснив все и раз навсегда…