Неточные совпадения
Игрою и ремеслом находил Клим и суждения о будущем
Великого сибирского пути, о выходе России на берега океана, о
политике Европы в Китае, об успехах социализма в Германии и вообще о жизни мира.
Говорили о будущем
Великого сибирского пути, о маслоделии, переселенцах, о работе крестьянского банка, о таможенной
политике Германии.
Великая мировая империя, в основе которой лежит сила, а не слабость господствующего национального ядра, не может вести националистической
политики, озлобляющей те народности, которые она объемлет, внушающей всем нелюбовь к себе и жажду освобождения.
И нужно сказать, что в империалистической
политике великая удача выпала на ее долю и бескровно сделала ее владычицей морей и океанов.
Сохранение status quo в Турции было низкой, трусливой и завистливой
политикой великих европейских держав.
Англичане —
великие удачники в империалистической
политике.
Великие державы ведут мировую
политику, претендуют распространять свое цивилизующее влияние за пределы Европы, на все части света и все народы, на всю поверхность земли.
Империалистическая
политика великих держав Европы влекла к расширению империалистического могущества и культурного влияния за моря и океаны, к преодолению замкнутости чисто европейского существования.
Но мировая война связана не только с обострением империалистической
политики великих держав, — она также очень остро ставит вопрос о судьбе всех национальностей, вплоть до самых малых.
Такая националистическая
политика совершенно противоречит идее
великой мировой империи.
Идейность в
политике связана с духовным углублением личности, с воспитанием души целого народа, с сознанием
великой ответственности, а не с упрощением и схематизацией сложной исторической жизни.
Такая
политика в конце концов антигосударственна и ведет к разделению и умалению
великой России.
Русское государство давно уже признано
великой державой, с которой должны считаться все государства мира и которая играет видную роль в международной
политике.
Все
великие державы стремятся к империалистическому расширению и ведут империалистическую
политику.
«Общественное» миросозерцание русской интеллигенции, подчиняющее все ценности
политике, есть лишь результат
великой путаницы, слабости мысли и сознания, смешения абсолютного и относительного.
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней
великой войны Севера с Югом, предвестница еще более
великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о
политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о
великой важности различения реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
«Конечно, правительства указывают для оправдания этих мер на исключительно оборонительный характер всех этих расходов и вооружений, но все-таки остается непонятным для всякого незаинтересованного человека, откуда можно ожидать нападения, когда все
великие державы единодушно в своей
политике преследуют единственную цель обороны.
Ну, да он там это все из
политики; и
великие полководцы… да, впрочем, что ж полководцы?
Так как вся революция, которая считалась иными тогдашними нашими
политиками столь необходимою и сбыточною и замышлялась будто бы на пользу тех
великих форм русской народной жизни, в которые был сентиментально влюблен и о которых мечтал и грезил Артур Бенни, то он, как боевой конь, ждал только призыва, куда бы ему броситься, чтобы умирать за народную общинную и артельную Россию, в борьбе ее с Россиею дворянскою и монархическою.
Но вот наступила
великая японская война. Посетители Гамбринуса зажили ускоренною жизнью. На бочонках появились газеты, по вечерам спорили о войне. Самые мирные, простые люди обратились в
политиков и стратегов, но каждый из них в глубине души трепетал если не за себя, то за брата или, что еще вернее, за близкого товарища: в эти дни ясно сказалась та незаметная и крепкая связь, которая спаивает людей, долго разделявших труд, опасность и ежедневную близость к смерти.
Он пришел в восхищение, когда князь Лимбург, поверяя ему планы мнимой наследницы русского престола, уверял его, что как скоро она наденет на голову корону деда своего Петра
Великого, то немедленно приступит к
политике прусского короля, перед которым благоговеет, что она теперь же, посредством сношений с Пугачевым, постарается способствовать расширению владений Фридриха II на востоке, для чего отклонит вмешательство Австрии турецкими делами, а внимание России — войной с шведским королем, который таким образом будет помогать и ей, и Пугачеву.
— Оставь и будь спокойна, — ответила Олимпия, — помни, что говорил Оксенштиерна: «Не
велик ум надо, чтобы делать
политику».
К несчастью Алексея Петровича и столь многих русских, павших на равнинах Пруссии, перемены в европейской
политике произошли в то время, когда положение
великого канцлера при дворе со дня на день становилось более критическим.
Только очень зоркий взгляд постороннего наблюдателя мог заметить изменившееся на мгновение выражение лица
великого князя: взгляд его радостно заблистал. Но Иоанн, как тонкий
политик своего века, тотчас овладел собою и ласково, но равнодушно ответил на низкий поклон неожиданных гостей. Он ждал их, но не так скоро.
Великая княгиня Софья слишком строго держалась правосудия, чтобы стать орудием Рима. Не в религии, а в
политике проявилось ее влияние.
Может статься,
великий князь, как ты говоришь, действительно рассчитывает слишком осторожно: не спорю — он рожден не воином, а
политиком.
С этого времени начинается исключительное влияние Потемкина на дела государственные и ряд
великих заслуг, оказанных им России. Тонкий
политик, искусный администратор, человек с возвышенной душой и светлым умом, он вполне оправдал доверие и дружбу императрицы и пользовался своею почти неограниченною властью лишь для блага и величия родины. Имя его тесно связано со всеми славными событиями Екатерининского царствования и справедливо занимает в истории одно из самых видных и почетных мест.
Это двадцатилетнее царствование, следовавшее неуклонно национальной
политике Петра
Великого, сделало то, что эта
политика успела всосаться в плоть и кровь русского народа, доказательством чему служит кратковременное царствование Петра III, хотевшего снова отдать Россию в подчинение ненавистным немцам.
Пример Франции, доведенной этим учением ее энциклопедистов до кровавой революции, был грозным кошмаром и для русского общества, и хотя государь Александр Павлович, мягкий по натуре, не мог, конечно, продолжать внутренней железной
политики своего отца, но все-таки и в его царствовании были приняты некоторые меры, едва ли, впрочем, лично в нем нашедшие свою инициативу, для отвлечения молодых умов, по крайней мере, среди военных, от опасных учений и идей, названных даже
великою Екатериной в конце ее царствования «энциклопедическою заразою».
Россия ждала свою родную царицу, дочь Петра
Великого, и Елисавета Петровна одним народным именем умела в несколько часов приобресть державу, которую оспоривала у ней глубокая, утонченная, хотя и своекорыстная,
политика, умевшая постигнуть русский ум, но не понимавшая русского сердца.
Как, потративши столько ума и хитрости, чтобы быть, не поступая в опричину, одним из первых царских слуг, почти необходимым за последнее время для царя человеком, облеченным силою и возможностью спасать других от царского гнева, давать грозному царю указания и советы, играть почти первенствующую роль во внутренней и внешней
политике России, и вдруг, в несколько часов, именно только в несколько часов, опередивши царя, ехавшего даровать
великую милость свою в доме его брата, ехавшего еще более возвеличить их славный род, потерять все, проиграть игру, каждый ход которой был заранее всесторонне обдуман и рассчитан!
В мире должна начаться
великая реакция или революция против господства внешней общественности и внешней
политики во имя поворота к внутренней духовной жизни, не только личной, но и сверхличной духовной жизни, во имя содержания и цели жизни.
Это было в то время, когда Россия в лице дальновидных девственниц-политиков оплакивала разрушение мечтаний о молебне в Софийском соборе и чувствительнейшую для отечества потерю двух
великих людей, погибших во время войны (одного, увлекшегося желанием как можно скорее отслужить молебен в упомянутом соборе и павшего в полях Валахии, но зато и оставившего в тех же полях два эскадрона гусар, и другого, неоцененного человека, раздававшего чай, чужие деньги и простыни раненым и не кравшего ни того, ни другого); в то время, когда со всех сторон, во всех отраслях человеческой деятельности, в России, как грибы, вырастали
великие люди-полководцы, администраторы, экономисты, писатели, ораторы и просто
великие люди без особого призвания и цели.
— А ты, высокопочтенный прусский барабанщик, если боишься замерзнуть, то все-таки постарайся говорить с уважением о моем носе, — отвечал хриплым голосом жандарм. — Я остановился и стою потому, что хочу издали налюбоваться
великим дипломатом, нашим тонким
политиком, паном Целестином, которого я видел сегодня на заре, как он сидел, глядя на копец королевы Боны.