Неточные совпадения
Ионе приятно
было сознавать себя добродетельным, а, конечно, еще
было бы
приятнее, если б и другие тоже сознавали себя добродетельными.
Например, в ту минуту, когда Бородавкин требует повсеместного распространения горчицы,
было ли бы для читателей
приятнее, если б летописец заставил обывателей не трепетать перед ним, а с успехом доказывать несвоевременность и неуместность его затей?
Было ли бы лучше или даже
приятнее, если б летописец вместо описания нестройных движений изобразил в Глупове идеальное средоточие законности и права?
— А завтра ты
будешь судиться: что же, тебе
приятнее было бы, чтобы тебя судили в старой уголовной палате?
Левину трогателен и жалок
был теперь этот старик, и ему хотелось сказать ему что-нибудь
приятное.
— Ни с кем мне не может
быть так мало неприятно видеться, как с вами, — сказал Вронский. — Извините меня.
Приятного в жизни мне нет.
За чаем продолжался тот же
приятный, полный содержания разговор. Не только не
было ни одной минуты, чтобы надо
было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И всё, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — всё получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям, особенное значение.
Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей
приятное для себя об этом деле, и она вопросами навела его на рассказ. Он с тою же самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые
были сделаны ему вследствие этого проведенного положения.
— Я Марье Семеновне всегда советовал сдать в аренду, потому что она не выгадает, —
приятным голосом говорил помещик с седыми усами, в полковничьем мундире старого генерального штаба. Это
был тот самый помещик, которого Левин встретил у Свияжского. Он тотчас узнал его. Помещик тоже пригляделся к Левину, и они поздоровались.
— А! княгиня! вот
приятная встреча! — заговорил он. — А я
был у вас.
Степан Аркадьич
был бы для него самый
приятный собеседник, но он ехал, как он говорил, на вечер, в действительности же в балет.
В его интересах
было то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно
приятнее, с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
Левин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро. Всякое слово в разговоре с нею получало особенное значение. И говорить с ней
было приятно, еще
приятнее было слушать ее.
Разговор
был очень
приятный. Осуждали Карениных, жену и мужа.
Приятнее же всего Дарье Александровне
было то, что она ясно видела, как все эти женщины любовались более всего тем, как много
было у нее детей и как они хороши.
Левин
ел и устрицы, хотя белый хлеб с сыром
был ему
приятнее. Но он любовался на Облонского. Даже Татарин, отвинтивший пробку и разливавший игристое вино по разлатым тонким рюмкам, с заметною улыбкой удовольствия, поправляя свой белый галстук, поглядывал на Степана Аркадьича.
В половине десятого особенно радостная и
приятная вечерняя семейная беседа за чайным столом у Облонских
была нарушена самым, повидимому, простым событием, но это простое событие почему-то всем показалось странным. Разговорившись об общих петербургских знакомых, Анна быстро встала.
Все, кого она любила,
были с нею, и все
были так добры к ней, так ухаживали за нею, так одно
приятное во всем предоставлялось ей, что если б она не знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться, она бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни. Одно, что портило ей прелесть этой жизни,
было то, что муж ее
был не тот, каким она любила его и каким он бывал в деревне.
Она встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его. И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую руку и познакомила его с Воркуевым и указала на рыжеватую хорошенькую девочку, которая тут же сидела за работой, назвав ее своею воспитанницей,
были знакомые и
приятные Левину приемы женщины большого света, всегда спокойной и естественной.
Он чувствовал, что любовь, связывавшая его с Анной, не
была минутное увлечение, которое пройдет, как проходят светские связи не оставив других следов в жизни того и другого, кроме
приятных или неприятных воспоминаний.
Все
были хорошие,
приятные.
Вронский только в первую минуту
был ошеломлен после впечатлений совсем другого мира, привезенных им из Москвы; но тотчас же, как будто всунул ноги в старые туфли, он вошел в свой прежний веселый и
приятный мир.
Окончив газету, вторую чашку кофе и калач с маслом, он встал, стряхнул крошки калача с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб у него на душе
было что-нибудь особенно
приятное, — радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение.
Редко встречая Анну, он не мог ничего ей сказать, кроме пошлостей, но он говорил эти пошлости, о том, когда она переезжает в Петербург, о том, как ее любит графиня Лидия Ивановна, с таким выражением, которое показывало, что он от всей души желает
быть ей
приятным и показать свое уважение и даже более.
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу познакомиться с
приятным домом, и
было бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна о тебе говорила?
Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо
было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там
пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь
приятных предметах.
— Ну, слушайте же, что такое эти мертвые души, — сказала дама
приятная во всех отношениях, и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя и не держась на диване, и, несмотря на то что
была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так и полетит на воздух от дуновенья.
Он сделал даже самому себе множество
приятных сюрпризов, подмигнул бровью и губами и сделал кое-что даже языком; словом, мало ли чего не делаешь, оставшись один, чувствуя притом, что хорош, да к тому же
будучи уверен, что никто не заглядывает в щелку.
Так бывает на лицах чиновников во время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того как уже первый страх прошел, они увидели, что многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то
есть произнести с
приятною усмешкой несколько слов.
— Так у вас разве
есть выкройка? — вскрикнула во всех отношениях
приятная дама не без заметного сердечного движенья.
Платон Михалыч Платонов
был Ахиллес и Парид [Так в рукописи. Следует: Парис.] вместе: стройное сложение, картинный рост, свежесть — все
было собрано в нем.
Приятная усмешка с легким выраженьем иронии как бы еще усиливала его красоту. Но, несмотря на все это,
было в нем что-то неоживленное и сонное. Страсти, печали и потрясения не навели морщины на девственное, свежее его лицо, но с тем вместе и не оживили его.
Герой, однако же, совсем этого не замечал, рассказывая множество
приятных вещей, которые уже случалось ему произносить в подобных случаях в разных местах: именно в Симбирской губернии у Софрона Ивановича Беспечного, где
были тогда дочь его Аделаида Софроновна с тремя золовками: Марьей Гавриловной, Александрой Гавриловной и Адельгейдой Гавриловной; у Федора Федоровича Перекроева в Рязанской губернии; у Фрола Васильевича Победоносного в Пензенской губернии и у брата его Петра Васильевича, где
были свояченица его Катерина Михайловна и внучатные сестры ее Роза Федоровна и Эмилия Федоровна; в Вятской губернии у Петра Варсонофьевича, где
была сестра невестки его Пелагея Егоровна с племянницей Софьей Ростиславной и двумя сводными сестрами — Софией Александровной и Маклатурой Александровной.
—
Приятное столкновенье, — сказал голос того же самого, который окружил его поясницу. Это
был Вишнепокромов. — Готовился
было пройти лавку без вниманья, вдруг вижу знакомое лицо — как отказаться от
приятного удовольствия! Нечего сказать, сукна в этом году несравненно лучше. Ведь это стыд, срам! Я никак не мог
было отыскать… Я готов тридцать рублей, сорок рублей… возьми пятьдесят даже, но дай хорошего. По мне, или иметь вещь, которая бы, точно,
была уже отличнейшая, или уж лучше вовсе не иметь. Не так ли?
— А ведь точно, — сказал хозяин, обратившись к Чичикову, тоже с
приятной улыбкой, — что может
быть завидней ребяческого возраста: никаких забот, никаких мыслей о будущем…
В оборотах самых тонких и
приятных он рассказал, как летел обнять Павла Ивановича; речь
была заключена таким комплиментом, какой разве только приличен одной девице, с которой идут танцевать.
Приятной даме очень хотелось выведать дальнейшие подробности насчет похищения, то
есть в котором часу и прочее, но многого захотела.
Это заключение, точно,
было никак неожиданно и во всех отношениях необыкновенно.
Приятная дама, услышав это, так и окаменела на месте, побледнела, побледнела как смерть и, точно, перетревожилась не на шутку.
Нужно заметить, что во всех отношениях
приятная дама
была отчасти материалистка, склонна к отрицанию и сомнению и отвергала весьма многое в жизни.
Уже начинал
было он полнеть и приходить в те круглые и приличные формы, в каких читатель застал его при заключении с ним знакомства, и уже не раз, поглядывая в зеркало, подумывал он о многом
приятном: о бабенке, о детской, и улыбка следовала за такими мыслями; но теперь, когда он взглянул на себя как-то ненароком в зеркало, не мог не вскрикнуть: «Мать ты моя пресвятая! какой же я стал гадкий!» И после долго не хотел смотреться.
Другая же дама, то
есть приехавшая, не имела такой многосторонности в характере, и потому
будем называть ее: просто
приятная дама.
— Как же так вдруг решился?.. — начал
было говорить Василий, озадаченный не на шутку таким решеньем, и чуть
было не прибавил: «И еще замыслил ехать с человеком, которого видишь в первый раз, который, может
быть, и дрянь, и черт знает что!» И, полный недоверия, стал он рассматривать искоса Чичикова и увидел, что он держался необыкновенно прилично, сохраняя все то же
приятное наклоненье головы несколько набок и почтительно-приветное выражение в лице, так что никак нельзя
было узнать, какого роду
был Чичиков.
А потому, для избежания всего этого,
будем называть даму, к которой приехала гостья, так, как она называлась почти единогласно в городе N.: именно, дамою
приятною во всех отношениях.
Ну, уж после таких слов, произнесенных
приятною дамою, должна
была неминуемо последовать буря, но, к величайшему изумлению, обе дамы вдруг приутихли, и совершенно ничего не последовало.
Первый тост
был выпит, как читатели, может
быть, и сами догадаются, за здоровье нового херсонского помещика, потом за благоденствие крестьян его и счастливое их переселение, потом за здоровье будущей жены его, красавицы, что сорвало
приятную улыбку с уст нашего героя.
— Я готов, — сказал Чичиков. — От вас зависит только назначить время.
Был бы грех с моей стороны, если бы для эдакого
приятного общества да не раскупорить другую-третью бутылочку шипучего.
Эта предосторожность
была весьма у места, потому что Ноздрев размахнулся рукой… и очень бы могло статься, что одна из
приятных и полных щек нашего героя покрылась бы несмываемым бесчестием; но, счастливо отведши удар, он схватил Ноздрева за обе задорные его руки и держал его крепко.
Щеки и подбородок выбриты
были так, что один разве только слепой мог не полюбоваться
приятной выпуклостью и круглотой их.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли,
быть так дерзкими, чтобы спросить вас, о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и
приятные фразы канули, как в воду.
«Кто бы такой
был этот Чичиков? — думал брат Василий. — Брат Платон на знакомства неразборчив и, верно, не узнал, что он за человек». И оглянул он Чичикова, насколько позволяло приличие, и увидел, что он стоял, несколько наклонивши голову и сохранив
приятное выраженье в лице.
И в то время, когда обыскиваемые бесились, выходили из себя и чувствовали злобное побуждение избить щелчками
приятную его наружность, он, не изменяясь ни в лице, ни в вежливых поступках, приговаривал только: «Не угодно ли вам
будет немножко побеспокоиться и привстать?» Или: «Не угодно ли вам
будет, сударыня, пожаловать в другую комнату? там супруга одного из наших чиновников объяснится с вами».