Неточные совпадения
Капитан Горталов,
бывший воспитатель в кадетском корпусе, которому запретили деятельность педагога, солидный краевед, талантливый цветовод и огородник, худощавый, жилистый, с горячими глазами, доказывал редактору, что протуберанцы являются результатом падения твердых тел на солнце и расплескивания его массы, а у чайного стола крепко сидел Радеев и говорил дамам...
У ворот своего дома стоял
бывший чиновник казенной палаты Ивков, тайный ростовщик и сутяга, — стоял и смотрел в небо, как бы нюхая воздух. Ворон и галок в небе сегодня значительно больше. Ивков, указывая пальцем на баррикаду, кричит что-то и смеется, — кричит он штабс-капитану Затесову, который наблюдает, как дворник его, сутулый старичок, прилаживает к забору оторванную доску.
Нет более в живых также
капитана (потом генерала) Лосева, В. А. Римского-Корсакова,
бывшего долго директором Морского корпуса, обоих медиков, Арефьева и Вейриха, лихого моряка Савича, штурманского офицера Попова. [К этому скорбному списку надо прибавить скончавшегося в последние годы И. П. Белавенеца, служившего в магнитной обсерватории в Кронштадте, и А. А. Халезова, известного под названием «деда» в этих очерках плавания — примеч. Гончарова.]
— Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты
бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный своими пороками, но все же штабс-капитан. Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Словоерс приобретается в унижении.
Штабс-капитан, как
бывший военный человек, сам распорядился зарядом, всыпав самую маленькую порцию пороху, дробь же попросил отложить до другого раза.
К десяти часам утра я был уже под сретенской каланчой, в кабинете пристава Ларепланда. Я с ним был хорошо знаком и не раз получал от него сведения для газет. У него была одна слабость.
Бывший кантонист, десятки лет прослужил в московской полиции, дошел из городовых до участкового, получил чин коллежского асессора и был счастлив, когда его называли
капитаном, хотя носил погоны гражданского ведомства.
Владелец дома, отставной штабс-капитан Дм. Л. Олсуфьев, ничего общего с графом Олсуфьевым не имеющий, здесь не жил, а управлял домом
бывший дворник, закадычный друг Карасева, который получал и с него и с квартирантов, содержателей торговых заведений, огромные деньги.
— Нет! Я хочу… к капитанше Терентьевой, вдове
капитана Терентьева,
бывшего моего подчиненного… и даже друга… Здесь, у капитанши, я возрождаюсь духом, и сюда несу мои житейские и семейные горести… И так как сегодня я именно с большим нравственным грузом, то я…
— Студент Каетан Слободзиньский с Волыня, — рекомендовал Розанову Рациборский, —
капитан Тарас Никитич Барилочка, — продолжал он, указывая на огромного офицера, — иностранец Вильгельм Райнер и мой дядя, старый офицер
бывших польских войск, Владислав Фомич Ярошиньский. С последним и вы, Арапов, незнакомы: позвольте вас познакомить, — добавил Рациборский и тотчас же пояснил: — Мой дядя соскучился обо мне, не вытерпел, пока я возьму отпуск, и вчера приехал на короткое время в Москву, чтобы повидаться со мною.
— Живем помаленьку. Жена, слава богу, поперек себя шире стала. В проферанец играть выучилась! Я ей, для спокою, и компанию составил:
капитан тут один, да
бывший судья, да Глафирин Николай Петрович.
Капитан,
бывший свидетелем этой сцены и все что-то хмурившийся, вдруг проговорил...
Из Нижнего я выехал в первой половине июня на старом самолетском пароходе «Гоголь», где самое лучшее было — это жизнерадостный
капитан парохода, старый волгарь Кутузов, знавший каждый кусок Волги и под водой и на суше как свою ладонь. Пассажиров во всех трех классах было масса. Многие из них ехали с выставки, но все, и
бывшие, и не
бывшие на выставке, ругались и критиковали. Лейтмотив был у всех...
— А вот же вам в наказание и ничего не скажу дальше! А ведь как бы вам хотелось услышать? Уж одно то, что этот дуралей теперь не простой
капитан, а помещик нашей губернии, да еще довольно значительный, потому что Николай Всеволодович ему всё свое поместье,
бывшие свои двести душ на днях продали, и вот же вам бог, не лгу! сейчас узнал, но зато из наивернейшего источника. Ну, а теперь дощупывайтесь-ка сами; больше ничего не скажу; до свиданья-с!
Исправник а за ним и все
бывшие с ним аристократы шарахнулись во внутренние покои и заперлись на замок, а не успевший за ними туда
капитан Повердовня бегал по канцелярии и кричал...
Его везли в зимней кибитке на переменных обывательских лошадях; гвардии
капитан Галахов и
капитан Повало-Швейковский, несколько месяцев пред сим
бывший в плену у самозванца, сопровождали его.
И вдруг вижу: идет наша шестая рота с моим
бывшим командиром,
капитаном Вольским во главе, назначенная «на случай пожара» для охраны имущества.
И вот весной Игнат отправил сына с двумя баржами хлеба на Каму. Баржи вел пароход «Прилежный», которым командовал старый знакомый Фомы,
бывший матрос Ефим, — теперь Ефим Ильич, тридцатилетний квадратный человек с рысьими глазами, рассудительный, степенный и очень строгий
капитан.
— Нет, детушки! Его благородие — русской офицер, сын моего
бывшего капитана.
— Да,
бывший, господин
капитан.
Мудрая опека (из одного
бывшего заседателя и какого-то штабс-капитана в полинялом мундире) перевела в непродолжительное время всех кур и все яйца.
— Джентльмены! — орал Сигби, сам еще не решивший, кого он хочет. Каждый из нас мог бы быть
капитаном не хуже патентованных бородачей Ост-Индской компании, потому что — кто, в сущности, здесь матросы? Все более или менее знают море. Я, Дженнер и Жип — подшкиперы, Лауссон —
бывший боцман флота, Энери служил лоцманом… у всех в мозгу мозоли от фордевиндов и галсов, а что касается храбрости, то, кажется, убиты все трусы! Ну, чего вам?
Гусар А-в, вдруг войдя, громко при всех
бывших тут офицерах и публике заговорил с двумя своими же гусарами об том, что в коридоре
капитан нашего полка Безумцев сейчас только наделал скандалу «и, кажется, пьяный».
Помещик этот, старик,
бывший когда-то моряк и
капитан второго ранга, жил нелюдимо в сообществе трех крепостных женщин, вместе с которыми и сам состоял под надзором четвертой, которая дирижировала весь круг его жизни.
В самом деле, дерзость поразительная. Хорошо организованная шайка китайцев явилась на пароход в качестве палубных пассажиров, и когда пароход, выйдя из Гонконга в море, был на полпути до Макао, китайцы-разбойники бросились на
капитана и его помощника, связали их и затем при содействии китайцев-матросов (
бывших в заговоре) обобрали пассажиров-европейцев и благополучно высадились с награбленным грузом и пассажирскими вещами на подошедшую джонку, предварительно испортив машину парохода.
«Но полузатопленное судно не шло ко дну: вероятно, пустые бочки,
бывшие в трюме, спасли нас», — вставил
капитан, — и надежда закралась в сердца моряков, надежда, что вот-вот на горизонте покажется парус судна, которое заметит погибавших.
Нечего и говорить, как нравственно удовлетворен был
капитан признанием своей правоты товарищами и строгим начальником эскадры; осунувшийся и похудевший, он словно ожил за это время и, еще недавно
бывший в числе порицателей беспокойного адмирала за его подчас бешеные выходки, стал теперь горячим его почитателем.
Ашанин, стоявший штурманскую вахту и
бывший тут же на мостике, у компаса, заметил, что Василий Федорович несколько взволнован и беспокойно посматривает на наказанных матросов. И Ашанин, сам встревоженный, полный горячего сочувствия к своему
капитану, понял, что он должен был испытать в эти минуты: а что, если в самом деле матросы перепьются, и придуманное им наказание окажется смешным?
Капитан, плохо выспавшийся,
бывший уже наверху к подъему флага, сидел за кофе, когда сигнальщик докладывал ему о сигнале.
Наскоро простившись с офицерами,
бывшими в кают-компании, Ашанин выбежал наверх, пожал руку доктора, механика и Лопатина и поднялся на мостик, чтобы откланяться
капитану.
Это спокойствие как-то импонировало и невольно передавалось всем
бывшим на палубе. Глядя на это умное и проникновенное лицо
капитана, который весь был на страже безопасности «Коршуна» и его экипажа, даже самые робкие сердца моряков бились менее тревожно, и в них вселялась уверенность, что
капитан справится со штормом.
К жаркому разговоры особенно оживились, и его величество уже приятельски похлопывал по плечу старшего офицера и приглашал его запросто зайти во Дворец и попробовать хереса, который недавно привезен ему из «Фриско» (С.-Франциско), а дядя-губернатор, сквозь черную кожу которого пробивалось нечто вроде румянца, звал к себе пробовать портвейн, причем уверял, что очень любит русских моряков, и вспоминал одного русского
капитана,
бывшего в Гонолулу год тому назад на клипере «Голубчик», который он перекрестил в «Гутчика», причем главную роль в этих воспоминаниях играло чудное вино, которым угощал его
капитан.
Как оказалось потом, и план, и милый
капитан, недаром
бывший гасконцем [Гасконь — старинная провинция Франции, теперь департаменты Ланда, Верхн.
Не избежали, несмотря на взятку, окачивания и офицеры,
бывшие наверху. После того как все матросы были вымазаны и выкупаны, Нептун велел направить брандспойт на офицеров, и все, кроме
капитана, были вымочены до нитки при дружном и веселом смехе матросов.
Из всей семьи только Иоле, маленький сын
капитана Петровича,
бывший только на год старше Милицы, провел все свое детство на родине, под боком y престарелых родителей.
— Гм! Гм! Серб, вы говорите?
Бывший ученик городского училища… Круглый сирота?.. Прекрасно ездит верхом и стреляет?.. Как все это странно… — размышлял вслух
капитан Любавин, поглядывая на Милицу, и вдруг обращаясь уже непосредственно к ней, произнес коротко...
Но ведь это будет позорное бегство! Значит, он проглотил за «здорово живешь» такой ряд оскорблений? И от кого? От мужика, от подкидыша! От пароходного
капитана, из
бывших ссыльных, — ему говорил один пассажир, какое прошедшее у Кузьмичева.
Пылкий и впечатлительный
капитан Кудрин всецело разделял эту ненависть, питаемую фон Зееманом к «самодуру» и «дуболому», как обзывали они оба графа Алексея Андреевича, и лишь молодой Зарудин в этом не сходился со своими друзьями и был, как мы знаем, против
бывшего тогда в ходу огульного обвинения графа Аракчеева.
Сыну, не
бывшему накануне дома, он сообщил случай с
капитаном, но не рассказал высказанных последнему своих соображений: он сына своего считал тоже аракчеевцем, так как тот не раз выражал при нем мнения, что много на графа плетут и вздорного.
Инвалидный
капитан был взят, в цейхаузе был сбит замок и из него вытащили десятка два
бывших там инвалидных ружей, патроны и барабан.
Красноносый
капитан Тимохин,
бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.