Неточные совпадения
Что же касается до
сестриц и до
братца вашего, то они действительно пристроены,
и деньги, причитающиеся им, выданы мною на каждого, под расписки, куда следует, в верные руки.
«Я старался
и без тебя, как при тебе,
и служил твоему делу верой
и правдой, то есть два раза играл с милыми „барышнями“ в карты, так что
братец их, Николай Васильевич, прозвал меня женихом Анны Васильевны
и так разгулялся однажды насчет будущей нашей свадьбы, что был вытолкан обеими
сестрицами в спину
и не получил ни гроша субсидии, за которой было явился.
Из обруселых рижских немок по происхождению, Агриппина Филипьевна обладала счастливым ровным характером: кажется, это было единственное наследство, полученное ею под родительской кровлей, где оставались еще шесть
сестриц и один
братец.
Проводы, разумеется, были самые родственные. Все домочадцы высыпали на крыльцо;
сестрицы честь честью перецеловались,
братец перекрестил отъезжавших
и сказал: напрасно, — а
сестрице Марье Порфирьевне даже пригрозил, вымолвив: «Это все ты, смутьянка!» Затем желтый рыдван покатился.
— Это тебе за кобылу! это тебе за кобылу! Гриша! поди сюда, поцелуй меня, добрый мальчик! Вот так.
И вперед мне говори, коли что дурное про меня будут
братцы или
сестрицы болтать.
Скажут им: нужно любить папеньку с маменькой — они любят; прикинут сюда тетенек, дяденек,
сестриц,
братцев и даже православных христиан — они
и их помянут в молитвах своих.
— Я
и то спрашивал: что, мол, кому
и как? Смеется, каналья: «Все, говорит, вам, Степан Васильич! Ни
братцам, ни
сестрицам ничего — все вам!»
— Никто не украдет! все будут сыты! — говорили
сестрицы и докладывали
братцу, что молотьба кончилась,
и сусеки, слава Богу, доверху полны зерном.
Тетушка Татьяна Степановна разливала налимью уху из огромной кастрюли
и, накладывая груды икры
и печенок, приговаривала: «Покушайте, матушка,
братец,
сестрица, икорки-то
и печеночек-то, ведь как батюшка-то любил их…» —
и я сам видел, как слезы у ней капали в тарелку.
Сестрицу взяли на руки,
и она также посмотрела на спящего
братца —
и мы остались очень довольны.
Сестрица с маленьким
братцем остались у бабушки; отец только проводил нас
и на другой же день воротился в Багрово, к своим хозяйственным делам.
Только помещались уже не так: с матерью вместе сидела кормилица с нашим маленьким
братцем, а мы с
сестрицей и Парашей ехали в какой-то коляске на пазах, которая вся дребезжала
и бренчала, что нас очень забавляло.
Дня через два, когда я не лежал уже в постели, а сидел за столиком
и во что-то играл с милой
сестрицей, которая не знала, как высказать свою радость, что
братец выздоравливает, — вдруг я почувствовал сильное желание увидеть своих гонителей, выпросить у них прощенье
и так примириться с ними, чтоб никто на меня не сердился.
Пришел отец,
сестрица с
братцем, все улыбались, все обнимали
и целовали меня, а мать бросилась на колени перед кивотом с образами, молилась
и плакала.
Я получил было неприятное впечатление от слов, что моя милая
сестрица замухрышка, а
братец чернушка, но, взглянув на залу, я был поражен ее великолепием: стены были расписаны яркими красками, на них изображались незнакомые мне леса, цветы
и плоды, неизвестные мне птицы, звери
и люди, на потолке висели две большие хрустальные люстры, которые показались мне составленными из алмазов
и бриллиантов, о которых начитался я в Шехеразаде; к стенам во многих местах были приделаны золотые крылатые змеи, державшие во рту подсвечники со свечами, обвешанные хрустальными подвесками; множество стульев стояло около стен, все обитые чем-то красным.
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника
и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами
и астрами,
и ни одного большого дерева, никакой тени; но
и этот сад доставлял нам удовольствие, особенно моей
сестрице, которая не знала ни гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное состояние, величие красот божьего мира незаметно ложилось на детскую душу
и жило без моего ведома в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом
и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же время ясно выражалось: «
Братец, я ничего не понимаю».
Мне самому было очень досадно; я поспешил одеться, заглянул к
сестрице и братцу, перецеловал их
и побежал в тетушкину комнату, из которой видно было солнце,
и, хотя оно уже стояло высоко, принялся смотреть на него сквозь мои кулаки.
Мать захотела жить в кабинете,
и сейчас из спальной перенесли большую двойную кровать, также красного дерева с бронзою
и также великолепную; вместо кроватки для меня назначили диван,
сестрицу же с Парашей
и братца с кормилицей поместили в спальной, откуда была дверь прямо в девичью, что мать нашла очень удобным.
Наконец раздался крик: «Едут, едут!» Бабушку поспешно перевели под руки в гостиную, потому что она уже плохо ходила, отец, мать
и тетка также отправились туда, а мы с
сестрицей и даже с
братцем, разумеется, с дядькой, нянькой, кормилицей
и со всею девичьей, заняли окна в тетушкиной
и бабушкиной горницах, чтоб видеть, как подъедут гости
и как станут вылезать из повозок.
Милая моя
сестрица, держась за другую мою руку
и сама обливаясь тихими слезами, говорила: «Не плачь,
братец, не плачь».
Мне очень было приятно, что мои рассказы производили впечатление на мою
сестрицу и что мне иногда удавалось даже напугать ее; одну ночь она худо спала, просыпалась, плакала
и все видела во сне то разбойников, то Змея Горыныча
и прибавляла, что это
братец ее напугал.
Наконец собрались в гостиную, куда привели
и милого моего
братца, который очень обрадовался нам с
сестрицей.
Потом я стал просить поглядеть
братца,
и Параша сходила
и выпросила позволенья у бабушки-повитушки, Алены Максимовны, прийти нам с
сестрицей потихоньку, через девичью в детскую
братца, которая отделялась от спальни матери другою детскою комнатой, где обыкновенно жили мы с
сестрицей.
Прасковья Ивановна встретила нас так просто, ласково
и весело, что я простил ей прозвища «замухрышки»
и «чернушки», данные ею моей
сестрице и братцу,
и тут же окончательно полюбил ее.
Мы поехали на своих лошадях: я с отцом
и матерью в повозке, а
сестрица с
братцем, Парашей
и кормилицей — в возке, то есть крытой рогожей повозке.
Я живо помню, как он любовался на нашу дружбу с
сестрицей, которая, сидя у него на коленях
и слушая мою болтовню или чтение, вдруг без всякой причины спрыгивала на пол, подбегала ко мне, обнимала
и целовала
и потом возвращалась назад
и опять вползала к дедушке на колени; на вопрос же его: «Что ты, козулька, вскочила?» — она отвечала: «Захотелось
братца поцеловать».
(Примеч. автора.)] сидела добрая Александра Ивановна, разговаривая с моей милой
сестрицей и лаская моего
братца.
Бабушка же
и тетушка ко мне не очень благоволили, а
сестрицу мою любили; они напевали ей в уши, что она нелюбимая дочь, что мать глядит мне в глаза
и делает все, что мне угодно, что «
братец — все, а она — ничего»; но все такие вредные внушения не производили никакого впечатления на любящее сердце моей сестры,
и никакое чувство зависти или негодования
и на одну минуту никогда не омрачали светлую доброту ее прекрасной души.
Милая моя
сестрица, вся в слезах, с покрасневшими глазами, тоскующая по своем
братце и по своей няне, но безмолвно покоряющаяся своей судьбе, беспрестанно представлялась мне,
и я долго сам потихоньку плакал, не обращая внимания на то, что вокруг меня происходило,
и, против моего обыкновения, не мечтая о том, что ожидало меня впереди.
Я побежал к матери в спальню, где она сидела с
сестрицей и братцем, занимаясь кройкою какого-то белья для нас.
Назначили день отъезда; подвезли к крыльцу возок, в котором должны были поместиться: я,
сестрица с Парашей
и братец с своей бывшей кормилицей Матреной, которая, перестав его кормить, поступила к нему в няньки.
Сестрица и маленький
братец поселились в бывшей тетушкиной угольной, а теперь уже в нашей детской комнате.
Я еще ни о чем не догадывался
и был довольно спокоен, как вдруг
сестрица сказала мне: «Пойдем,
братец, в залу, там дедушка лежит».
— Вы останьтесь; ваша
сестрица и братец играли, мы просим вас остаться!
Сколько прежде нас с
сестрицей Анютой огорчал
братец, столько же теперь утешает
и радует.
Вот тебе
и началось:
сестрица вертит Лаптевым,
братец — секретарем у генерала Блинова, — нечего сказать, хорошенькая парочка.
По этому случаю у стариков Люберцевых был экстраординарный обед. Подавали шампанское
и пили здоровье новобранца. Филипп Андреич сиял; Анна Яковлевна (мать) плакала от умиления;
сестрицы и братцы говорили:"Je vous felicite". [Поздравляю (франц.)] Генечка был несколько взволнован, но сдерживался.
Он, как я уже говорил, ничего в мире так не боялся, как нежностей с
братцем, папашей или
сестрицей, как он выражался,
и, избегая всякого выражения чувства, впадал в другую крайность — холодности, часто больно оскорблявшую людей, не понимавших причин ее.
— Ежели ты об
сестрице так убиваешься — так
и это грех! — продолжал между тем поучать Иудушка, — потому что хотя
и похвально любить
сестриц и братцев, однако, если Богу угодно одного из них или даже
и нескольких призвать к себе…
— Выхожу я, сударь, после обедни из алтаря, чтобы святителю по моему заказу молебен отслужить, а смотрю — пред аналоем с иконой стоит сама Марфа Андревна, к обедне пожаловали, а за нею вот они самые,
сестрица Марья Афанасьевна, которую пред собой изволите видеть, родители мои
и братец.
— Мне очень странно, Надежда Васильевна, что вы так поступаете, — сказал Володин. — Я к вам со всем расположением
и, можно сказать, пламенно, а вы, между прочим, из-за
братца. Если вы теперь из-за
братца, другая изволит из-за
сестрицы, третья — из-за племянника, а там
и еще из-за кого-нибудь из родственников,
и все так не будут выходить замуж, — этак
и род людской совсем прекратится.
Он поспешно отправился домой,
и когда его
сестрицы, нисколько не сжалившись над огорченным
и расстроенные видом
братца, встретили его обычными злобными шуточками, Алексей Степаныч пришел в исступление
и задал им такую выпалку, что они перепугались.
Александра Степановна вела себя надменно, беспрестанно оговариваясь
и отпуская разные колкости, как например: «Мы рады, рады дорогим гостям, милости просим;
братец, конечно, не осудит, да только я уж
и не знаю, как
сестрице Софье Николавне
и войти в нашу лачужку после городских палат у своего батюшки.
Он счелся с ним в дальнем родстве сам по себе
и называл его дядюшкой, Арину Васильевну тетушкой, сына их
братцем, а дочерей
сестрицами.
Не знаю, как он был родня нашему бессмертному Суворову, но в переписке Куролесова я нашел несколько писем гениального полководца, которые всегда начинались так: «Милостивый государь мой,
братец Михаил Максимович»
и оканчивались: «С достодолжным почтением к вам
и милостивой государыне
сестрице Прасковье Ивановне, честь имею быть
и проч.».
— Главное,
сестрица, чтоб разговору у нас не было! чтоб
братца, голубчика, наши споры не потревожили! Пожил
братец, царство небесное, не прожил, а нажил… надо
и успокоить его,
сестрица!
— Это не я,
братец, это
сестрица Маша! мне что! Это она завистлива, а я
и своим предовольна-довольна! — в свою очередь, оправдывалась
сестрица Дарья Ивановна.
— Это не я,
братец, это
сестрица Даша! Это она завистлива; а мне что! Я
и своим предовольна-довольна! — оправдывалась
сестрица Марья Ивановна.
—
И как еще,
сестрица, благодарить! Вот я каждый день Лелечке говорю: благодари, говорю, дура! Если б не скончался
братец, жила бы я теперь с вами, оболтусихами, в Ветлуге! А у нас,
сестрица, на Ветлуге
и мужчин-то всего один, да
и тот землемер!
В общественных катаниях, к сожалению моему, мать также не позволяла мне участвовать,
и только катаясь с
сестрицей, а иногда
и с маленьким
братцем, проезжая мимо, с завистию посматривал я на толпу деревенских мальчиков
и девочек, которые, раскрасневшись от движения
и холода, смело летели с высокой горы, прямо от гумна, на маленьких салазках, коньках
и ледянках: ледянки были не что иное, как старые решета или круглые лубочные лукошки, подмороженные снизу так же, как
и коньки.