Неточные совпадения
То направлял он прогулку свою по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще
большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими
гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
На дворе, на улице шумели, таскали тяжести. Это — не мешало. Самгин, усмехаясь, подумал, что, наверное, тысячи Варвар с ужасом слушают такой шум, — тысячи, на разных улицах Москвы, в
больших и маленьких уютных
гнездах. Вспомнились слова Макарова о не тяжелом, но пагубном владычестве женщин.
— Слышите? — подхватил Бердников. — В эстеты произвел меня. А то — нигилистом ругает. Однако чем же я виноват, ежели у нас свобода-то мысли именно к празднословию сводится и
больше никуда? Нуте-ко, скажите, где у нас свободная-то мысль образцово дана? Чаадаев? Бакунин и Кропоткин? Герцен, Киреевский, Данилевский и другие этого
гнезда?
Раза два мы встречали болотных курочек-лысух — черных ныряющих птичек с
большими ногами, легко и свободно ходивших по листьям водяных растений. Но в воздухе они казались беспомощными. Видно было, что это не их родная стихия. При полете они как-то странно болтали ногами. Создавалось впечатление, будто они недавно вышли из
гнезда и еще не научились летать как следует.
Гольды рассказывают, что уссурийский уж вообще
большой охотник до пернатых. По их словам, он высоко взбирается на деревья и нападает на птиц в то время, когда они сидят в
гнездах. В особенности это ему удается в том случае, если
гнездо находится в дупле. Это понятно. Но как он ухитрился поймать такую птицу, которая бегает и летает, и как он мог проглотить кулика, длинный клюв которого, казалось бы, должен служить ему
большой помехой?
На Москву немного
гнезд давал Коломенский уезд: коломенцы
больше работают в Петербурге.
Между тем дупелиные самки в исходе мая, следовательно в первой половине токов, вьют
гнезда, по
большей части на кочках, в предохранение от сырости, в болотах не очень мокрых, но непременно поросших кустами, и кладут по четыре яйца точно такого же цвета и формы, как бекасиные, только несколько побольше.
Вывод дроздят бывает довольно рано, в первой половине июня, но они долго остаются в
гнезде и на сучьях выводного дерева, пока не начнут летать, как старые; потом некоторое время держатся весьма скрытно в частых и мелких лесных поростях; потом начинают небольшими станичками летать на ягоды, а потом уже к осени сваливаются в
большие станицы.
Утка иногда кладет яйца и выводит детей, что, впрочем,
большая редкость, в дупле дерева и в старом вороньем или сорочьем
гнезде.
Где выводят они детей — не знаю; [Тот же охотник сказывал мне, что черные кулички выводят детей в
больших лесах по небольшим болотцам] но в июле появляются с выводками молодых: доказательство, что вьют
гнезда где-нибудь недалеко.
[Один настоящий охотник и образованный наблюдатель, Н. Т. Аксаков, которому я обязан за многие сведения, сказывал мне, что нахаживал куличат и
гнезда речных куликов в моховых болотах сосновых
больших лесов] Речные кулики держатся в Оренбургской губернии до начала сентября и в это время бывают довольно жирны, с прилета также они не худы, как и вся прилетная птица.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся птица давно сидит на
гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются по голым берегам
больших рек, и то на самое короткое время. Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Хищные птицы также в лесах выводят детей, устраивая
гнезда на главных сучьях у самого древесного ствола:
большие и малые ястреба, луни, белохвостики, копчики и другие.
Нравами также они совершенно сходны; так же вьют
гнезда на кочках, так же самка кладет четыре яйца, так же самец разделяет с нею заботы о высиживании яиц и сохранении детей, к которым оказывают травники такую же, если не
большую, горячность.
Клинтухи устроивают свои
гнезда также на главных сучьях
больших дерев, но выбирают места уединеннее, в лесах обширного объема.
Уже нет
больших стай: пролетная — пролетела, прилетная разбирается парами и держится предпочтительно около тех мест, где замышляет вить
гнезда.
Я всегда встречал их уже парами, уже занятых своими
гнездами, которые вьют они в лесных опушках, в перелесках и предпочтительно на деревьях, растущих по речкам и ручьям, но никогда в средине густого и
большого леса.
В тех местах, где я обыкновенно охотился, то есть около рек Бугуруслана,
Большой Савруши, Боклы и Насягая, или Мочегая (последнее имя более употребительно между простонародными туземцами), кулик-сорока
гнезд не вьет и детей не выводит, но около рек
Большого Кинеля и Демы я нахаживал сорок с молодыми, и тогда они хотя не очень горячо, но вились надо мной и собакой; вероятно, от
гнезд с яйцами вьются они горячее.
Вскоре после своего прилета вяхири разбиваются на пары, понимаются и начинают устроивать свои
гнезда на толстых сучьях
больших дерев.
Гнездо свивается в
большом и крупном лесу, на земле, из старой сухой травы и перышек.
Никто из охотников не нахаживал его
гнезд, но все знают, что в осенний пролет (то есть в августе) фифи появляются несравненно в
большем числе: очевидно, что они возвращаются с молодыми. Их убивать иногда по нескольку вдруг. Мясо их нежно и вкусно, хотя никогда не бывает очень жирно; впрочем, они так рано пропадают, что им некогда разжиреть.
На
гнезде сидит одна самка; коростелята выводятся очень мелки и покрыты черным, как уголь, пухом, скоро оставляют
гнездо и бегают с
большим проворством.
Бортевые промыслы в Оренбургской губернии были прежде весьма значительны, но умножившееся народонаселение и невежественная жадность при доставанье меда, который нередко вынимают весь, не оставляя запаса на зиму, губят диких пчел, которых и без того истребляют медведи,
большие охотники до меда, некоторые породы птиц и жестокость зимних морозов] Трав и цветов мало в
большом лесу: густая, постоянная тень неблагоприятна растительности, которой необходимы свет и теплота солнечных лучей; чаще других виднеются зубчатый папоротник, плотные и зеленые листья ландыша, высокие стебли отцветшего лесного левкоя да краснеет кучками зрелая костяника; сырой запах грибов носится в воздухе, но всех слышнее острый и, по-моему, очень приятный запах груздей, потому что они родятся семьями,
гнездами и любят моститься (как говорят в народе) в мелком папоротнике, под согнивающими прошлогодними листьями.
Гнездо перепелки свивается на голой земле из сухой травы, предпочтительно в густом ковыле.
Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко для такой небольшой птички; но это необходимо потому, что она кладет до шестнадцати яиц, а многие говорят, что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает, что перепелки выводят детей один раз в год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками на воробьиные, только с лишком вдвое их
больше и зеленоватее.
Очевидно, что
большой горячности к
гнездам и яйцам журавли не имеют; не много
больше оказывают ее и детям.
Степные кулики в степях то же, что болотные кулики в болотах: так же далеко встречают человека, собаку, даже всякое животное, приближающееся к их
гнездам или детям, так же сначала налетают близко на охотника, вьются над ним и садятся кругом, стараясь отвесть его в противоположную сторону, но все это делают они с меньшей горячностью и
большею осторожностью. После нескольких выстрелов степные кулики отдаляются и становятся сторожки.
Я не нахаживал
гнезд дрофы, но, судя по стрепету, имеющему с нею
большое сходство во всем, кроме величины, поверить рассказам охотников, что дрофа кладет до девяти яиц (другие утверждают, что не более трех), похожих фигурою на яйца индейки, с тою разницею, что дрофиные несколько
больше, круглее, цветом темные, с желтоватыми пятнами.
Тетерева водятся везде: и в
большом и малом, и в красном и черном лесу, в перелесках, в редколесье и даже в местах безлесных, если только не распахана вся степь, ибо тетеревиная самка никогда не совьет
гнезда на земле, тронутой сохою.
Странное дело: у кряковных и других
больших уток я никогда не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя
гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков находил по двенадцати, так что стенки
гнезда очень высоко бывали выкладены яичками, и невольно представляется тот же вопрос, который я задавал себе, находя
гнезда погоныша: как может такая небольшая птица согреть и высидеть такое
большое количество яиц?
По
большей части история оканчивается тем, что через несколько часов шумное, звучное, весело населенное болото превращается в безмолвное и опустелое место… только легко раненные или прежде пуганные кулики, отлетев на некоторое расстояние, молча сидят и дожидаются ухода истребителя, чтоб заглянуть в свое родное
гнездо…
— Да, малиновка такая… Зато
большие птицы никогда не поют так хорошо, как маленькие. Малиновка старается, чтобы всем было приятно ее слушать. А аист — серьезная птица, стоит себе на одной ноге в
гнезде, озирается кругом, точно сердитый хозяин на работников, и громко ворчит, не заботясь о том, что голос у него хриплый и его могут слышать посторонние.
Старуха сдалась, потому что на Фотьянке деньги стоили дорого. Ястребов действительно дал пятнадцать рублей в месяц да еще сказал, что будет жить только наездом. Приехал Ястребов на тройке в своем тарантасе и произвел на всю Фотьянку
большое впечатление, точно этим приездом открывалась в истории кондового варнацкого
гнезда новая эра. Держал себя Ястребов настоящим барином и сыпал деньгами направо и налево.
Д. Н. Мамина-Сибиряка.)]
гнезд больше десяти.
До сих пор еще, спустя десять лет, вспоминают бывшие обитатели Ямков тот обильный несчастными, грязными, кровавыми событиями год, который начался рядом пустяковых маленьких скандалов, а кончился тем, что администрация в один прекрасный день взяла и разорила дотла старинное, насиженное, ею же созданное
гнездо узаконенной проституции, разметав его остатки по больницам, тюрьмам и улицам
большого города.
— Ничего! Не один я на земле, — всю правду не выловят они! Где я был, там обо мне память останется, — вот! Хоть и разорили они
гнездо, нет там
больше друзей-товарищей…
Во всех углах были устроены норки и логовища в виде будочек, пустых пней, бочек без доньев. В двух комнатах стояли развесистые деревья — одно для птиц, другое для куниц и белок, с искусственными дуплами и
гнездами. В том, как были приспособлены эти звериные жилища, чувствовалась заботливая обдуманность, любовь к животным и
большая наблюдательность.
Зато в парке было весело; березы покрылись молодыми бледно-зелеными листьями и семенными сережками; почки липы надувались и трескались; около клумб возился садовник с рабочими; взрыхляли землю, сажали цветы. Некоторые птицы уж вывели птенчиков;
гнезда самых мелких пернатых, по
большей части, были свиты в дуплах дерев, и иногда так низко, что Ольга могла заглядывать в них. По вечерам весь воздух был напоен душистым паром распустившейся березовой листвы.
От множества мягкой и красивой мебели в комнате было тесно, как в птичьем
гнезде; окна закрывала густая зелень цветов, в сумраке блестели снежно-белые изразцы печи, рядом с нею лоснился черный рояль, а со стен в тусклом золоте рам смотрели какие-то темные грамоты, криво усеянные крупными буквами славянской печати, и под каждой грамотой висела на шнуре темная,
большая печать. Все вещи смотрели на эту женщину так же покорно и робко, как я.
— Кабы ремез, — поучительно гудел отец, — он бы
гнездо строил на дереве с
большим да крепким листом. Ремез — шьёт
гнездо, — это надо знать!
— Это такие люди — неугомонные, много я их встречал. Говорят, будто щуров сон видели они: есть такая пичужка, щур зовётся. Она снами живёт, и песня у неё как бы сквозь дрёму: тихая да сладкая, хоть сам-то щур —
большой, не меньше дрозда. А
гнездо он себе вьёт при дорогах, на перекрёстках. Сны его неведомы никому, но некоторые люди видят их. И когда увидит человек такой сои — шабаш! Начнёт по всей земле ходить — наяву искать место, которое приснилось. Найдёт если, то — помрёт на нём…
Притом же, имея
большое семейство и мотовку-жену, он не мог пренебрегать и жалованьем, тем
больше что Дворянское
Гнездо, приносившее при крепостном праве прекрасный доход, теперь ровно ничего не давало.
Какие-то
большие птицы с визгом вились около
гнезд этих деревьев.
Гусь? Что ж ты молчишь? (Впадает в панику.) Гусь, гусь, гусь! Господа, Гусь! (Лезет вверх по лестнице, снимает портрет Маркса.)Слезайте, старичок, нечего вам
больше смотреть. Ничего интересного
больше не будет. И где это ласточкино
гнездо. Небесная Империя! Племянница Манюшка!
Старик следит, как всё вокруг него дышит светом, поглощая его живую силу, как хлопочут птицы и, строя
гнезда, поют; он думает о своих детях: парни за океаном, в тюрьме
большого города, — это плохо для их здоровья, плоховато, да…
Почти рядом с городком, вся в розах и садах, —
большая деревня Шипка, а от нее поднимается дорога на Орлиное
Гнездо, высшую точку Шипкинского перевала.
Некоторые деревушки совсем спрятались в лесу, точно
гнезда больших грибов; есть починки в два-три дома.
Еще
больше внимания оказывал Николай Матвеич всякой лесной живности, которая у него была на счету. Он наперечет знал на своей Осиновой все
гнезда тетеревов, глухарей и рябчиков, тетеревиные и глухариные тока, все привычки и повадку каждой птицы.
Следующим номером было утиное
гнездо, которое Лыско разыскал на речке Мартьяне; но Николай Матвеич сделал промах и
больше не стал стрелять.
Зажила опять Канарейка в вороньем
гнезде и
больше не жаловалась ни на холод, ни на голод. Раз Ворона улетела на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой, — лежит Канарейка в
гнезде ножками вверх. Сделала Ворона голову набок, посмотрела и сказала...
Я помню, когда был еще ребенком, что нас одолевали грачи, переселившиеся из соседней речной уремы в садовые березовые рощи и губившие их безжалостно; чтобы отогнать эту докучливую птицу, всякий день разоряли
гнезда грачей и приносили по нескольку десятков грачат, которых отдавали лисятам; это было лакомство для них, и они с жадностью съедали, каждый лисенок, по пяти и более грачат. Помню также, что по множеству ловимой рыбы бросали лисятам мелкую плотву и щурят и что они кушали их с
большим аппетитом.