Неточные совпадения
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам
большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили всё Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие
корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом.
Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому
кораблю.
Разыскивая мебель на Апраксином дворе и Александровском рынке, он искал адвоката, в помощники которому было бы удобно приписаться. Он не предполагал заниматься юридической практикой, но все-таки считал нужным поставить свой
корабль в кильватер более опытным плавателям в море столичной жизни. Он поручил Ивану Дронову найти адвоката с
большой практикой в гражданском процессе, дельца не очень громкого и — внепартийного.
Он догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно; знал, зачем французский посланник выехал из Рима, зачем англичане посылают
корабли с войском на Восток; интересовался, когда проложат новую дорогу в Германии или Франции. Но насчет дороги через Обломовку в
большое село не помышлял, в палате доверенность не засвидетельствовал и Штольцу ответа на письма не послал.
Она немного отдохнула, открыв все Райскому и Тушину. Ей стало будто покойнее. Она сбросила часть тяжести, как моряки в бурю бросают часть груза, чтоб облегчить
корабль. Но самый тяжелый груз был на дне души, и ладья ее сидела в воде глубоко, черпала бортами и могла, при новом ожидаемом шквале, черпнуть и не встать
больше.
Можно определить и так: это такой ветер, который
большие военные суда, купеческие
корабли, пароходы, джонки, лодки и все, что попадется на море, иногда и самое море, кидает на берег, а крыши, стены домов, деревья, людей и все, что попадется на берегу, иногда и самый берег, кидает в море.
И после, потеряв
корабль, плаватели отделались благополучно, и все добрались домой, и
большая часть живут и здравствуют доныне.
Ни на одной военной верфи не строят
больших парусных судов; даже старые переделываются на паровые. При нас в портсмутском адмиралтействе розняли уже совсем готовый
корабль пополам и вставили паровую машину.
Один только отец Аввакум, наш добрый и почтенный архимандрит, относился ко всем этим ожиданиям, как почти и ко всему, невозмутимо-покойно и даже скептически. Как он сам лично не имел врагов, всеми любимый и сам всех любивший, то и не предполагал их нигде и ни в ком: ни на море, ни на суше, ни в людях, ни в
кораблях. У него была вражда только к одной
большой пушке, как совершенно ненужному в его глазах предмету, которая стояла в его каюте и отнимала у него много простора и свету.
Корабль большой, а матросов всего человек двадцать, и то инвалиды.
Но никогда гибель
корабля не имела такой грандиозной обстановки, как гибель «Дианы», где великолепный спектакль был устроен самой природой. Не раз на судах бывали ощущаемы колебания моря от землетрясения, — но, сколько помнится,
больших судов от этого не погибало.
Много ужасных драм происходило в разные времена с
кораблями и на
кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни, тот найдет
большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состояньи.
Но уже давно известно, что всюду, где
большое количество людей долго занято одним и тем же делом, где интересы общие, где все разговоры уже переговорены, где конец занимательности и начало равнодушной скуки, как, например, на
кораблях в кругосветном рейсе, в полках, в монастырях, в тюрьмах, в дальних экспедициях и так далее, и так далее, — там, увы, неизбежно заводится самый отвратительный грибок — сплетня, борьба с которым необычайно трудна и даже невозможна.
Если бы так крикнул кто теперь в
большом американском городе, то, наверное, ему отозвался бы кто-нибудь из толпы, потому что в последние годы
корабль за
кораблем привозит множество наших: поляков, духоборов, евреев.
— Беги за ней, может, догонишь, — ответил кабатчик. — Ты думаешь, на море, как в поле на телеге. Теперь, — говорит, — вам надо ждать еще неделю, когда пойдет другой эмигрантский
корабль, а если хотите, то заплатите подороже: скоро идет
большой пароход, и в третьем классе отправляется немало народу из Швеции и Дании наниматься в Америке в прислуги. Потому что, говорят, американцы народ свободный и гордый, и прислуги из них найти трудно. Молодые датчанки и шведки в год-два зарабатывают там хорошее приданое.
А Гамбург немецкий город, стоит на
большой реке, не очень далеко от моря, и оттуда ходят
корабли во все стороны.
Строятся крепости, арсеналы и
корабли, производят беспрестанно оружия, которые в самое короткое время заменяются другими, потому что наука, которая должна бы была быть направлена всегда на благо человечества, содействует, к сожалению, делу разрушения, придумывает новые и новые средства убивать
большие количества людей в наиболее короткое время.
Почти напротив их гостиницы возвышалась остроконечная башня св. Георгия; направо, высоко в воздухе, сверкал золотой шар Доганы — и, разубранная, как невеста, стояла красивейшая из церквей — Redentore Палладия; налево чернели мачты и реи
кораблей, трубы пароходов; кое-где висел, как
большое крыло, наполовину подобранный парус, и вымпела едва шевелились.
По всему можно было судить, что
корабль оставлен здесь
больше года назад.
— Мне нет
больше причины скрывать свое имя. Меня зовут Биче Сениэль. Я пришла к Гезу условиться, где встретиться с ним относительно выкупа
корабля «Бегущая по волнам». Это судно принадлежит моему отцу. Подробности я расскажу после.
Большие круглые окна-иллюминаторы, диаметром более двух футов, какие никогда не делаются на грузовых
кораблях, должны были ясно и элегантно озарять днем.
Рассчитывая, что на днях мы поговорим подробнее, я не стал
больше спрашивать его о
корабле. Кто сказал «А», тот скажет и «Б», если его не мучить. Я перешел к Гезу, выразив сожаление, крайне смягченное по остроте своего существа, что капитан бездетен, так как его жизнь, по-видимому, довольно беспутна; она лишена правильных семейных забот.
Я, дальнозоркий, вижу только два темных пятнышка. Кочетов принес бинокль, но в бинокль я вижу немного
больше, чем простым глазом. Мы с Кочетовым обсуждаем план защиты позиции, если будет десант, и постановляем: биться до конца в случае высадки десанта и послать бегом сообщить на Цисквили, где есть телеграф с Озургетами.
Корабли приближались, Галям уже видит...
— Как? Так Васька Югов жив? Вот мерзавец! Он только это и мог — никто
больше! Как же он жив, когда я его списал с
корабля утонувшим! Ну, ну и мерзавец. Лиза, слышишь? Этот мерзавец жив… Молодец, не ожидал. Ну, как, здоров еще он?
С большинством из них я рос и когда-то шалил вместе, теперь же близость моя могла бы смутить их, потому что одет я был бедно, не по моде, и про мои очень узкие брюки и
большие, неуклюжие сапоги говорили, что это у меня макароны на
кораблях.
Как она обернулась и мимоходом повела глазами на Дон-Кихота, так он и намагнетизировался. Та смотрит на него, потому что видит его смотрящим в первый раз после долгого беспамятства, а он от нее глаз оторвать не может. Глаза
большие, иссера-темные, под черною бровью дужкою, лицо горит жизнью, зубы словно перл, зерно к зерну низаны, сочные алые губы полуоткрыты, шея башенкой, на плечах — эполет клади, а могучая грудь как
корабль волной перекачивает.
А по морю неслись, как
большие птицы с белыми крыльями,
корабли…
Рассказывал он также о своих встречах под водой с мертвыми матросами, брошенными за борт с
корабля. Вопреки тяжести, привязанной к их ногам, они, вследствие разложения тела, попадают неизбежно в полосу воды такой плотности, что не идут уже
больше ко дну, но и не подымаются вверх, а, стоя, странствуют в воде, влекомые тихим течением, с ядром, висящим на ногах.
На берегу, бросив лодку, Аян выпрямился. Дремлющий, одинокий
корабль стройно чернел в лазури. Прошла минута — и небо дрогнуло от удара.
Большая, взмыленная волна пришла к берегу, лизнула ноги Аяна и медленно, как кровь с побледневших щек, вернулась в родную глубь.
Лариосик. Да,
корабль… Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились… Впрочем, и у них я застал драму… Ну, не стоит говорить о печалях. Время повернулось. Вот сгинул Петлюра… Все живы… да… мы все снова вместе… И даже
больше того: вот Елена Васильевна, она тоже пережила очень и очень много и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина. И мне хочется сказать ей словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем…»
Тот же вечер. Конец улицы на краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через
большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие
корабли с сигнальными огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.
Боже мой, боже мой!
Корабли с моря! Да ведь это безумие! Если они верят в это, значит уж
больше не во что верить! — Страшное время!
Как жалки отрывки сытых речей!
Как страшны цветы у нищих в руках!
Я
больше не верю моим
кораблям!
Больших нет, да нет и таких, что «на Горах» водятся: весной
корабли пускай, в межень курица не напьется.
Один
корабль обошел вокруг света и возвращался домой. Была тихая погода, весь народ был на палубе. Посреди народа вертелась
большая обезьяна и забавляла всех. Обезьяна эта корчилась, прыгала, делала смешные рожи, передразнивала людей, и видно было — она знала, что ею забавляются, и оттого еще
больше расходилась.
На торгу купец узнал, что в городе мало масла и каждый день ждут нового привоза. Купец пошел на пристань и стал высматривать
корабли. При нем пришел
корабль с маслом. Купец прежде всех вошел на
корабль, отыскал хозяина, купил все масло и дал задаток. Потом купец побежал в город, перепродал масло и за свои хлопоты заработал денег в 10 раз
больше против мужика и принес товарищам.
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и
большие парусные
корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве.
— Что делать? Написал в Лондон хозяевам и своим компаньонам, чтобы прислали денег на возвратный путь — деньги-то из карманов подлецы вытащили, а пока живу у одного старого приятеля, капитана, судно которого стоит здесь в ожидании груза… Спасибо — приютил, одел и дал денег. Сегодня вот съехал на берег… был у доктора. Пора и на
корабль. Милости просим ко мне в гости… Очень рад буду вас видеть! — прибавил старик. — «Маргарита»,
большой клипер, стоит на рейде недалеко от вашего корвета… Приезжайте…
Заштилеет какой-нибудь
корабль с медной одной пушчонкой и с восемнадцатью или двадцатью человеками матросов, как, откуда ни возьмись, на горизонте появляется десяток
больших джонок, наполненных людьми, и медленно на веслах приближаются к заштилевшему
кораблю.
Суда всевозможных конструкций и величин, начиная с громадных океанских пароходов и
больших индийских парусных хлопчатобумажников [Так называются
корабли, перевозящие хлопок.] и кончая маленькими клиперами и шхунами, поднимались и спускались по реке — под парами, под парусами и, наконец, буксируемые маленькими пароходиками.
Маленькие буксирные пароходики с сидящими в будках рулевыми, словно бешеные, снуют по рейду, предлагая свои услуги
большим парусным
кораблям, которые, несмотря на все поставленные паруса, еле подвигаются к выходу из залива, благодаря совсем тихому, еле дующему ветерку.
У других пристаней происходила нагрузка. Преимущественно грузились
большие трехмачтовые
корабли и пароходы грузом разных товаров и мануфактур, которыми англичане снабжают Индию, Китай и вообще Дальний Восток.
Пароход приближался к Сайгону, и все пассажиры были наверху… К полудню показались мачты
кораблей, стоявших на сайгонском рейде, и скоро «Анамит» завернул в огромную бухту и стал на якорь против города, на купеческом рейде, на котором стоял десяток купеческих
кораблей, а в глубине рейда виднелась
большая французская эскадра.
Желтовато-мутная вода этой глубокой реки, судоходной на протяжении 80 миль от устья для самых
больших, глубокосидящих
кораблей, напомнила Ашанину китайские реки Вусунг и Янтсе Кианг. Но на Донае нет почти мелей и банок, которыми изобилуют китайские реки. Донай уже, берега его покрыты густой дикой растительностью. Местами река суживается на поворотах и на пароходе то и дело приходится перекладывать руль с борта на борт, и в таких узких местах ветви береговых кустарников лезут в отворенные иллюминаторы кают.
Обман кого-либо из своих возмущает весь
корабль, а откровенность с чужим — еще
больше.
— Умалился
корабль, очень умалился, — скорбно промолвил Николай Александрыч. — Которых на земле не стало, которые по дальним местам разошлись. Редко когда
больше двадцати божьих людей наберется… Нас четверо, из дворни пять человек, у Варварушки в богадельне семеро. Еще человека два-три со стороны. Не прежнее время, сестрица. Теперь, говорят, опять распыхались злобой на божьих людей язычники, опять иудеи и фарисеи воздвигают бурю на Христовы
корабли. Надо иметь мудрость змиину и как можно быть осторожней.
В своем ослепленье Дуня полагала, что в этой смущенной, по ее мнению, церкви ересей
больше, чем в
корабле людей Божьих.
— Нет, нет! — вскрикнула она. — Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, Богом прошу тебя… Они жизнь мою отравили, им, как теперь вижу, хотелось только деньгами моими завладеть, все к тому было ведено. У них ведь что
большие деньги, что малые — все идет в
корабль.
— Пора бы, давно бы пора Николаюшке парусами
корабль снарядить, оснастить его да в Сионское море пустить, — радостно сказал он Пахому. — Вот уж
больше шести недель не томил я грешной плоти святым раденьем, не святил души на Божьем кругу… Буду, Пахомушка, беспременно буду к вам в Луповицы… Апостольски радуюсь, архангельски восхищаюсь столь радостной вести. Поклон до земли духовному братцу Николаюшке. Молви ему: доброе, мол, дело затеял ты, старик Семенушка очень, дескать, тому радуется…