Неточные совпадения
Не ворошь ты меня, Танюшка,
Растомила меня банюшка,
Размягчила туги хрящики,
Разморила все суставчики.
В бане веник
больше всех
бояр,
Положи его, сухмяного, в запар,
Чтоб он был душистый и взбучистый,
Лопашистый и уручистый…
В
большой кремлевской палате, окруженный всем блеском царского величия, Иван Васильевич сидел на престоле в Мономаховой шапке, в золотой рясе, украшенной образами и дорогими каменьями. По правую его руку стоял царевич Федор, по левую Борис Годунов. Вокруг престола и дверей размещены были рынды, в белых атласных кафтанах, шитых серебром, с узорными топорами на плечах. Вся палата была наполнена князьями и
боярами.
— У моего
боярина, князя Серебряного, есть грамота к Морозову от воеводы князя Пронского, из
большого полку.
«Вишь, тетка его подкурятина! — подумал Михеич, — куда вздумал посылать! Верст пять будет избушка, в ней жди до ночи, а там черт знает кто придет,
больше скажет. Послал бы я тебя самого туда, хрен этакий! Кабы не
боярин, уж я бы дал тебе! Вишь, какой, в самом деле! Тьфу! Ну, Галка, нечего делать, давай искать чертовой избушки!»
Цветущие липы осеняли светлый пруд, доставлявший
боярину в постные дни обильную пищу. Далее зеленели яблони, вишни и сливы. В некошеной траве пролегали узенькие дорожки. День был жаркий. Над алыми цветами пахучего шиповника кружились золотые жуки; в липах жужжали пчелы; в траве трещали кузнечики; из-за кустов красной смородины
большие подсолнечники подымали широкие головы и, казалось, нежились на полуденном солнце.
—
Боярин, — сказал он, — уж коли ты хочешь ехать с одним только стремянным, то дозволь хоть мне с товарищем к тебе примкнуться; нам дорога одна, а вместе будет веселее; к тому ж не ровен час, коли придется опять работать руками, так восемь рук
больше четырех вымолотят.
Боярин ввел своих гостей в другую комнату, в которой
большой круглый стол уставлен был блюдами с холодным кушаньем и различными водками. Когда гости закусили, разговор снова возобновился.
— Ну,
боярин, — сказал он, надевая шапку, — мы, точно, их миновали. Теперь надобно выбираться опять на
большую дорогу; а не то мы заедем в такую трущобу, что как раз загубим всех коней.
Вот как было все дело: их оставалось всего человек двадцать, не
больше; но с ними был их
боярин, и нечего сказать — молодец!
— Да так!..
Большая дорога идет через боярское село, а проселочных теперь нет; так волей или неволей, а тебе придется заехать к
боярину. Ему, верно, нужны всякие товары.
— Ну, как хочешь,
боярин, — отвечал Алексей, понизив голос. — Казна твоя, так и воля твоя; а я ни за что бы не дал ей
больше копейки… Слушаю, Юрий Дмитрич, — продолжал он, заметив нетерпение своего господина. — Сейчас расплачусь.
— Власьевна сказывала, что о зимнем Николе, когда
боярин ездил с ней в Москву, она была здоровехонька; приехала назад в отчину — стала призадумываться; а как батюшка просватал ее за какого-то
большого польского пана, так она с тех пор как в воду опущенная.
Проезжая двором, Юрий заметил
большие приготовления: слуги бегали взад и вперед; в приспешной пылал яркий огонь; несколько поваров суетилось вокруг убитого быка; все доказывало, что
боярин Кручина ожидает к себе гостей.
Кирша вошел также в избу. Оба
боярина сидели за столом и трудились около
большого пирога, не обращая никакого внимания на Милославского, который ел молча на другом конце стола уху, изготовленную хозяином постоялого двора.
— Не знаю; мне только проболтался один пьяный слуга, что Кирше
большая честь была:
боярин подарил ему коня и велел приказчику угощать его, как самого себя.
— Я также,
боярин, вечно стану помнить, что без тебя спал бы и теперь еще непробудным сном в чистом поле. И если б ты не ехал назад в Москву, то я ни за что бы тебя не покинул. А что, Юрий Дмитрич! неужли-то у тебя сердце лежит
больше к полякам, чем к православным? Эй, останься здесь,
боярин!
Во всю ночь, проведенную им в доме
боярина Кручины, шел проливной дождь, и когда он выехал на
большую дорогу, то взорам его представились совершенно новые предметы: тысячи быстрых ручьев стремились по скатам холмов, в оврагах ревели мутные потоки, а низкие поля казались издалека обширными озерами.
Один седой жилец не допил своего кубка, —
боярин принудил его самого вылить себе остаток меда на голову; боярскому сыну, который отказался выпить кружку наливки, велел насильно влить в рот
большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.
— Вот изволишь видеть: это случилось при царе Иоанне Васильевиче Грозном, когда батюшка моего покойного
боярина был еще дитятею; нянюшка его Федора рассказывала мне это под
большой тайной.
— Что ты,
боярин, слушаешь этого балясника? — сказал Алексей. —
Большое диво отгадать, когда я сам ему об этом проболтался!
На земле была тихая ночь; в бальзамическом воздухе носилось какое-то животворное влияние и круглые звезды мириадами смотрели с темно-синего неба. С надбережного дерева неслышно снялись две какие-то
большие птицы, исчезли на мгновение в черной тени скалы и рядом потянули над тихо колеблющимся заливцем, а в открытое окно из ярко освещенной виллы
бояр Онучиных неслись стройные звуки согласного дуэта.
— Дутики вы, дутики,
больше ничего как самые пустые дутики! Невесть вы за кем ухаживаете, невесть за что на своих людей губы дуете, а вот вам за то городничий поедет да губы-то вам и отдавит, и таки непременно отдавит. И будете вы, ох, скоро вы, голубчики, будете сами за задним столом с музыкантами сидеть, да, кому совсем не стоит, кланяться, дескать: «здравствуй,
боярин, навеки!» Срам!
Главою этого замысла был Артамон Сергеевич Матвеев, из дома которого взял царь свою супругу и который со времени женитьбы царя постоянно находился во вражде с
большею частию прочих
бояр.
Коллинс говорит еще
больше; он утверждает, что «царя Алексея Михайловича можно было бы поставить в числе самых добрых и мудрых правителей, если бы все его благие намерения не направлялись к злу
боярами и шпионами, которые, подобно густому облаку, окружают его» (Коллинс, стр. 13).
Но вот кому-то удалось рассмотреть, что четыре всадника, едущие впереди отряда, держат под укрюками седельных арчаков углы
большого пестрого персидского ковра. Это тот самый ковер, назначением которого было покрывать в отъезжем поле
большой боярский шатер. Теперь на этом ковре, подвешенном как люлька между четырьмя седлами, лежит что-то маленькое, обложенное белыми пуховыми подушками и укутанное ярко цветным шелковым архалуком
боярина.
Напротив, при этих-то мелочных заимствованиях, удовлетворявших вкусу немногих
бояр, которые желали воспользоваться европейскою образованностью для собственной потехи, Русь всего менее могла бы успеть в своем развитии, тогда как реформа Петра, взволновавши давнишний застой Руси, разорвавши узы, которыми связывали всех остатки местничества и другие боярские предрассудки и обычаи, давши
больше простора всем классам, значительно ускорила ход самой образованности, которая до того подвигалась таким медленным, едва приметным шагом, а вместе с тем раздвинула и пределы литературы.
Да не о том, кто первый помереть
За Русь святую хочет, — разбирают,
Кто старший, набольший, кто чином
больше,
Кто стольник, видишь ты, а кто
боярин.
— Кормиться стало нечем: хлеба недороды, подати
большие, от
бояр, от приказных людей утесненье…
Отпуская в путь, дал ему государь письмо к старому
боярину Карголомскому. А тот Карголомский жил по старым обычаям. И с бородой не пожелал было расстаться, но когда царь указал, волком взвыл, а бороды себя лишил. Зато в другом во всем крепко старинки держался. Был у него сын, да под Нарвой убили его, после него осталась у старика Карголомского внучка. Ни за ним, ни перед ним никого
больше не было. А вотчин и в дому богатства — тьма тьмущая.
Князь Василий был на самом деле завзятый охотник, как и все вельможные
бояре того времени, в особенности посвятившие себя ратному делу и находившие в этой кровавой и в те времена сопряженной с
большим риском забаве некоторое сходство с ним.
«Счеты есть у меня с ним,
боярин, особливые!»
Большего я от него не добился.
В тот же день восемь таких записей, или поручных кабал, одни в полутретьесте рублях, другие и более, все в двух тысячах рублях, были даны именитыми московскими людьми,
большею частию
боярами, в том, что они обязывались заплатить великому князю эту сумму в случае, если б воевода вздумал отъехать или бежать в чужую сторону.
Верхом на вороном коне, с чепраком, блиставшим дорогими камнями, с болтавшеюся на шее коня собачьею головою вместо пауза, одетый в «
большой наряд», с золоченым луком за спиною и с колчаном у седла, он стоял на лобном месте среди спешившихся
бояр и опричников.
Князь Василий Васильевич, оберегатель царственной
большой печати и государственных посольских дел, ближний
боярин и наместник новгородский, неся на себе все бремя правления государством, был столько занят, что не мог посвятить мне много времени, и потому вся моя любовь сосредоточивалась в царевне Софии Алексеевне, которая, со своей стороны, старалась платить мне милостями, какие можно только любимцу оказывать.
В извинение слабости, веку принадлежавшей, надобно, однако ж, сказать, что люди эти,
большею частью дураки только по имени и наружности, бывали нередко полезнейшими членами государства, говоря в шутках сильным лицам, которым служили, истины смелые, развеселяя их в минуты гнева, гибельные для подвластных им, намекая в присказочках и побасенках о неправдах судей и неисправностях чиновных исполнителей, — о чем молчали высшие
бояре по сродству, хлебосольству, своекорыстию и боязни безвременья.
И
больше ничего не могла вымолвить. Но зоркий взгляд отца заметил в тревожных ласках дочери чувство, которого он никогда и подозревать не мог.
Боярин благодарил господа, что это чувство покрывается венцом и вместе искупает душу басурмана от плена адова. Так переменились обстоятельства в палатах Образца.
Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие) пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule, [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал
бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого
больше.