Неточные совпадения
—
Что же
касается до того,
что тебе это не нравится, то извини меня, — это наша русская лень и барство,
а я уверен,
что у тебя это временное заблуждение, и пройдет.
Что же
касалось до предложения, сделанного Левиным, — принять участие, как пайщику, вместе с работниками во всем хозяйственном предприятии, — то приказчик на это выразил только большое уныние и никакого определенного мнения,
а тотчас заговорил о необходимости на завтра свезти остальные снопы ржи и послать двоить, так
что Левин почувствовал,
что теперь не до этого.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив,
что до меня
касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю,
что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится —
а смерти не минуешь!
И оказалось ясно, какого рода созданье человек: мудр, умен и толков он бывает во всем,
что касается других,
а не себя; какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни!
В голове просто ничего, как после разговора с светским человеком: всего он наговорит, всего слегка
коснется, все скажет,
что понадергал из книжек, пестро, красно,
а в голове хоть бы что-нибудь из того вынес, и видишь потом, как даже разговор с простым купцом, знающим одно свое дело, но знающим его твердо и опытно, лучше всех этих побрякушек.
Что же
касается до Петра Петровича, то я всегда была в нем уверена, — продолжала Катерина Ивановна Раскольникову, — и уж, конечно, он не похож… — резко и громко и с чрезвычайно строгим видом обратилась она к Амалии Ивановне, отчего та даже оробела, — не похож на тех ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню не взяли бы,
а покойник муж, уж конечно, им бы честь сделал, принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.
— Все эти чувствительные подробности, милостисдарь, до нас не
касаются, — нагло отрезал Илья Петрович, — вы должны дать отзыв и обязательство,
а что вы там изволили быть влюблены и все эти трагические места, до этого нам совсем дела нет.
Мне нравится, при этой смете
Искусно как
коснулись вы
Предубеждения Москвы
К любимцам, к гвардии, к гвардейским,
к гвардионцам;
Их золоту, шитью дивятся будто солнцам!
А в Первой армии когда отстали? в
чем?
Всё так прилажено, и тальи все так узки,
И офицеров вам начтём,
Что даже говорят, иные, по-французски.
— Катерина Сергеевна, — заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как я имею счастье жить в одном доме с вами, я обо многом с вами беседовал,
а между тем есть один очень важный для меня… вопрос, до которого я еще не
касался. Вы заметили вчера,
что меня здесь переделали, — прибавил он, и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно, я во многом изменился, и это вы знаете лучше всякого другого, — вы, которой я, в сущности, и обязан этою переменой.
Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай Петрович посмотрел ему вслед и в смущенье опустился на стул. Сердце его забилось… Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и сыном, сознавал ли он,
что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не
касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости — сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений — и то неясных;
а с лица не сходила краска, и сердце билось.
— Не совсем обошла, некоторые —
касаются, — сказала Марина, выговорив слово «
касаются» с явной иронией,
а Самгин подумал,
что все,
что она говорит, рассчитано ею до мелочей, взвешено. Кормилицыну она показывает,
что на собрании убогих людей она такая же гостья, как и он. Когда писатель и Лидия одевались в магазине, она сказала Самгину,
что довезет его домой, потом пошепталась о чем-то с Захарием, который услужливо согнулся перед нею.
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин заметил,
что солдаты смотрят на него недружелюбно, как на человека, который мешает. И особенно пристально смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый солдат с подстриженными усами рыжего цвета,
а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в синей блузе с лицом еврейского типа.
Коснувшись пальцем фуражки, Самгин пошел прочь, его проводил возглас...
Ее устойчиво спокойное отношение к действительности возмущало Самгина, но он молчал, понимая,
что возмущается не только от ума,
а и от зависти. События проходили над нею, точно облака и,
касаясь ее, как тени облаков, не омрачали настроения; спокойно сообщив: «Лидия рассказывает, будто Государственный совет хотели взорвать. Не удалось», — она задумчиво спросила...
— Камень — дурак. И дерево — дурак. И всякое произрастание — ни к
чему, если нет человека.
А ежели до этого глупого материала
коснутся наши руки, — имеем удобные для жилья дома, дороги, мосты и всякие вещи, машины и забавы, вроде шашек или карт и музыкальных труб. Так-то. Я допрежде сектантом был, сютаевцем,
а потом стал проникать в настоящую философию о жизни и — проник насквозь, при помощи неизвестного человека.
—
А ты
чего смотрел, морда? — спросил офицер и, одной рукой разглаживая усы, другой
коснулся револьвера на боку, — люди отодвинулись от него, несколько человек быстро пошли назад к поезду; жандарм обиженно говорил...
Дело в том,
что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно
что касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется,
а если и примется, так не дай Бог
что выйдет.
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь,
что я медлю от боязни за себя,
а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел
коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе,
что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
«Да и не надо. Нынешние ведь много тысяч берут,
а мы сотни. Мне двести за мысль и за руководство да триста исполнительному герою, в соразмере,
что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам верит, потому
что я всегда берусь за дела только за невозможные;
а кто веры не имеет, с тем делать нечего», — но
что до меня
касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты себе мое искушение...
Но неумышленно, когда он не делал никаких любовных прелюдий,
а просто брал ее за руку, она давала ему руку, брала сама его руку, опиралась ему доверчиво на плечо, позволяла переносить себя через лужи и даже, шаля, ерошила ему волосы или, напротив, возьмет гребенку, щетку, близко подойдет к нему, так
что головы их
касались, причешет его, сделает пробор и, пожалуй, напомадит голову.
— Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только отвечаю на ваш вопрос: «
что делать», и хочу доказать,
что никто не имеет права не знать жизни. Жизнь сама тронет,
коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «
что делать» — я тоже не могу, не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите,
а не живете.
Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
Что же
касается до мужчин, то все были на ногах,
а сидели только, кроме меня, Крафт и Васин; их указал мне тотчас же Ефим, потому
что я и Крафта видел теперь в первый раз в жизни.
Затем… затем я, конечно, не мог, при маме,
коснуться до главного пункта, то есть до встречи с нею и всего прочего,
а главное, до ее вчерашнего письма к нему, и о нравственном «воскресении» его после письма;
а это-то и было главным, так
что все его вчерашние чувства, которыми я думал так обрадовать маму, естественно, остались непонятными, хотя, конечно, не по моей вине, потому
что я все,
что можно было рассказать, рассказал прекрасно.
Барон Бьоринг просил меня и поручил мне особенно привести в ясность, собственно, лишь то,
что тут до одного лишь его
касается, то есть ваше дерзкое сообщение этой «копии»,
а потом вашу приписку,
что «вы готовы отвечать за это
чем и как угодно».
— О, конечно, все чем-нибудь друг от друга разнятся, но в моих глазах различий не существует, потому
что различия людей до меня не
касаются; для меня все равны и все равно,
а потому я со всеми одинаково добр.
Там, где
касается, я не скажу убеждений — правильных убеждений тут быть не может, — но того,
что считается у них убеждением,
а стало быть, по-ихнему, и святым, там просто хоть на муки.
Проезжая эти пространства, где на далекое друг от друга расстояние разбросаны фермы, невольно подумаешь,
что пора бы уже этим фермам и полям сблизиться так, чтобы они
касались друг друга, как в самой Англии, чтоб соседние нивы разделялись только канавой,
а не степями, чтоб ни один клочок не пропал даром…
Гончарова.], поэт, — хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень все,
чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда, в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть,
а сердце биться».
Далее: «Во-вторых, защитник Масловой, — продолжал он читать, — был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он
коснулся внутренних причин ее падения, на том основании,
что слова защитника якобы не относятся прямо к делу,
а между тем в делах уголовных, как то было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение, хотя бы для правильного решения вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
Веревкин каждый день ездил в бахаревский дом. Его появление всегда оживляло раскольничью строгость семейной обстановки, и даже сама Марья Степановна как-то делалась мягче и словоохотливее.
Что касается Верочки, то эта умная девушка не предавалась особенным восторгам,
а относилась к жениху, как относятся благоразумные больные к хорошо испытанному и верному медицинскому средству. Иногда она умела очень тонко посмеяться над простоватой «натурой» Nicolas, который даже смущался и начинал так смешно вздыхать.
Между тем этот же Ляховский весь точно встряхивался, когда дело
касалось новой фирмы «
А.Б.Пуцилло-Маляхинский»; в нем загоралась прежняя энергия, и он напрягал последние силы, чтобы сломить своего врага во
что бы то ни стало.
Смердяков бросился за водой. Старика наконец раздели, снесли в спальню и уложили в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только
что коснулся подушки, завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись в залу. Смердяков выносил черепки разбитой вазы,
а Григорий стоял у стола, мрачно потупившись.
Ракитин удивлялся на их восторженность и обидчиво злился, хотя и мог бы сообразить,
что у обоих как раз сошлось все,
что могло потрясти их души так, как случается это нечасто в жизни. Но Ракитин, умевший весьма чувствительно понимать все,
что касалось его самого, был очень груб в понимании чувств и ощущений ближних своих — отчасти по молодой неопытности своей,
а отчасти и по великому своему эгоизму.
Наконец, по справкам, он точно так же и прежде, всякий раз, когда
касалось этих трех тысяч, приходил в какое-то почти исступление,
а между тем свидетельствуют о нем,
что он бескорыстен и нестяжателен.
Что же
касается собственно до «плана», то было все то же самое,
что и прежде, то есть предложение прав своих на Чермашню, но уже не с коммерческою целью, как вчера Самсонову, не прельщая эту даму, как вчера Самсонова, возможностью стяпать вместо трех тысяч куш вдвое, тысяч в шесть или семь,
а просто как благородную гарантию за долг.
Нет, докажем, напротив,
что прогресс последних лет
коснулся и нашего развития и скажем прямо: родивший не есть еще отец,
а отец есть — родивший и заслуживший.
— Вы обо всем нас можете спрашивать, — с холодным и строгим видом ответил прокурор, — обо всем,
что касается фактической стороны дела,
а мы, повторяю это, даже обязаны удовлетворять вас на каждый вопрос. Мы нашли слугу Смердякова, о котором вы спрашиваете, лежащим без памяти на своей постеле в чрезвычайно сильном, может быть, в десятый раз сряду повторявшемся припадке падучей болезни. Медик, бывший с нами, освидетельствовав больного, сказал даже нам,
что он не доживет, может быть, и до утра.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом,
а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только
что выпавший снег, до которого еще не
коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Об Якове-Турке и рядчике нечего долго распространяться. Яков, прозванный Турком, потому
что действительно происходил от пленной турчанки, был по душе — художник во всех смыслах этого слова,
а по званию — черпальщик на бумажной фабрике у купца;
что же
касается до рядчика, судьба которого, признаюсь, мне осталось неизвестной, то он показался мне изворотливым и бойким городским мещанином. Но о Диком-Барине стоит поговорить несколько подробнее.
Что же
касается до мяса, то и одного самца с них довольно,
а завтра они поймают еще столько же.
— Нет, ты не все читаешь.
А это
что? — говорит гостья, и опять сквозь нераскрывающийся полог является дивная рука, опять
касается страницы, и опять выступают на странице новые слова, и опять против воли читает Вера Павловна новые слова: «Зачем мой миленький не провожает нас чаще?»
Конечно, и то правда,
что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «
а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие;
что же
касается до глупости народа, которую вы считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не будете спорить, Марья Алексевна,
что люди довольно скоро умнеют, когда замечают,
что им выгодно стало поумнеть, в
чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также,
что прежде и не было им возможности научиться уму — разуму,
а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Если бы кто посторонний пришел посоветоваться с Кирсановым о таком положении, в каком Кирсанов увидел себя, когда очнулся, и если бы Кирсанов был совершенно чужд всем лицам, которых
касается дело, он сказал бы пришедшему советоваться: «поправлять дело бегством — поздно, не знаю, как оно разыграется, но для вас, бежать или оставаться — одинаково опасно,
а для тех, о спокойствии которых вы заботитесь ваше бегство едва ли не опаснее,
чем то, чтобы вы оставались».
Или обращаются к отцу с вопросом: «
А скоро ли вы, братец, имение на приданое молодой хозяюшки купите?» Так
что даже отец, несмотря на свою вялость, по временам гневался и кричал: «Язвы вы, язвы! как у вас язык не отсохнет!»
Что же
касается матушки, то она, натурально, возненавидела золовок и впоследствии доказала не без жестокости,
что память у нее относительно обид не короткая.
Что же
касается до меня лично, то я, не будучи «постылым», не состоял и в числе любимчиков,
а был, как говорится, ни в тех, ни в сех.
Наконец карета у крыльца. Тетеньки вылезают из нее и кланяются отцу,
касаясь рукой до земли,
а отец в это время крестит их; потом они ловят его руку,
а он ловит их руки, так
что никакого целования из этого взаимного ловления не выходит,
а происходит клеванье носами, которое кажется нам, детям, очень смешным. Потом тетеньки целуют всех нас и торопливо суют нам в руки по прянику.
В раздевальне друзья. Огромный и косматый писатель Орфанов-Мишла — тоже фигура чуть поменьше Шеховцова, косматая и бородатая, и видно,
что ножницы
касались его волос или очень давно,
а то, может быть, и никогда.
— Это нас не
касается, милый человек. Господин Стабровский сами по себе,
а мы сами по себе… да-с. И я даже удивляюсь,
что вам от меня нужно.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в темную грозовую тучу.
А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому
что недостоин этого! Есть святые чувства, которых не должна
касаться чужая рука.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья.
А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все,
что до нее
касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
Епиходов. Собственно говоря, не
касаясь других предметов, я должен выразиться о себе, между прочим,
что судьба относится ко мне без сожаления, как буря к небольшому кораблю. Если, допустим, я ошибаюсь, тогда зачем же сегодня утром я просыпаюсь, к примеру сказать, гляжу,
а у меня на груди страшной величины паук… Вот такой. (Показывает обеими руками.) И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться,
а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана.