Неточные совпадения
Спят
на жестком или подстилают под себя старые драные мешки, свою
одежду и всякое гнилье, чрезвычайно непривлекательное
на вид.
На стенах
одежда, котелки, инструменты,
на полках чайники, хлеб, ящички с чем-то.
На руках у нее кандалы;
на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою
одеждой и постелью.
С работ, производимых чаще в ненастную погоду, каторжный возвращается в тюрьму
на ночлег в промокшем платье и в грязной обуви; просушиться ему негде; часть
одежды развешивает он около нар, другую, не дав ей просохнуть, подстилает под себя вместо постели.
Видно, что они спали в
одежде и в сапогах, тесно прижавшись друг к другу, кто
на наре, а кто и под нарой, прямо
на грязном земляном полу.
Даже самая теплая
одежда скроена и сшита так, чтобы не стеснять его ловких и быстрых движений
на охоте и во время езды
на собаках.
То, что было сказано о пище и
одежде у гиляков, относится и к айно, с тою лишь прибавкой, что недостаток риса, любовь к которому айно унаследовали от прадедов, живших когда-то
на южных островах, составляет для них серьезное лишение; русского хлеба они не любят.
Шаховской, заведовавший в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать в большей чистоте
одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит тем большее страдание в лишении их, чем удобств этих более; совершенное же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает в арестантах такое равнодушие к жизни, а тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться в победе розог над теми пустыми природными потребностями человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату
одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны в отношении прикрепления их к земле по выходе
на поселение».
Но солдат поставлен в лучшие санитарные условия, у него есть постель и место, где можно в дурную погоду обсушиться, каторжный же поневоле должен гноить свое платье и обувь, так как, за неимением постели, спит
на армяке и
на всяких обносках, гниющих и своими испарениями портящих воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой
одежде, так что, пока каторжного не поставят в более человеческие условия, вопрос, насколько
одежда и обувь удовлетворяют в количественном отношении, будет открытым.
Арестанты набрасываются
на всё, что плохо лежит, с упорством и жадностью голодной саранчи, и при этом отдают преимущество съестному и
одежде.
Как я говорил уже, кулаки из ссыльных
на тайной торговле спиртом и водкой наживают состояния; это значит, что рядом с ссыльным, имеющим 30–50 тысяч, надо искать людей, которые систематически растрачивают свою пищу и
одежду.
Все вокруг него было неряшливо — так же, как сам он, всегда выпачканный птичьим пометом, с пухом в кудлатой голове и
на одежде. Ел много, торопливо, морщился, точно пища была слишком солона, кисла или горька, хотя глухая Фелициата готовила очень вкусно. Насытясь, Безбедов смотрел в рот Самгина и сообщал какие-то странные новости, — казалось, что он выдумывал их.
Сергей
на одежду свою показал: // «Поздравь меня, Маша, с обновкой, — // И тихо прибавил: — Пойми и прости», — // Глаза засверкали слезою, // Но тут соглядатай успел подойти, // Он низко поник головою.
Неточные совпадения
Если б можно было представить себе так называемое исправление
на теле без тех предварительных обрядов, которые ему предшествуют, как-то: снимания
одежды, увещаний со стороны лица исправляющего и испрошения прощения со стороны лица исправляемого, — что бы от него осталось?
Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-тоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками, и даже с большим пальцем, отличающимся от других, и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные
одежды,
на него нашла такая жалость к этому существу и такой страх, что она повредит ему, что он удержал ее за руку.
Одно время, читая Шопенгауера, он подставил
на место его воли — любовь, и эта новая философия дня
на два, пока он не отстранился от нее, утешала его; но она точно так же завалилась, когда он потом из жизни взглянул
на нее, и оказалась кисейною, негреющею
одеждой.
Помещик с седыми усами был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и в
одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и в его умных, нахмуренных глазах, и в складной русской речи, и в усвоенном, очевидно, долгим опытом повелительном тоне, и в решительных движениях больших, красивых, загорелых рук с одним старым обручальным кольцом
на безыменке.
Слова эти и связанные с ними понятия были очень хороши для умственных целей; но для жизни они ничего не давали, и Левин вдруг почувствовал себя в положении человека, который променял бы теплую шубу
на кисейную
одежду и который в первый раз
на морозе несомненно, не рассуждениями, а всем существом своим убедился бы, что он всё равно что голый и что он неминуемо должен мучительно погибнуть.