На одном из листов, который
был в книге заглавным, едва разборчивым почерком было написано: «Мы, Иван, Данила, Петр, Сергей и Василий, высажены в анивском селении Томари-Анива Хвостовым 17 августа 1805 года, перешли на реку Тыми в 1810 году, в то время, когда пришли в Томари японцы».
Неточные совпадения
Я не
был ни
в одном из них, и относящиеся к ним цифры взяты мною из подворной описи и исповедной
книги.
[
В книге Шренка, о которой я уже говорил,
есть таблица с изображением айно.
Из метрических
книг пока видно лишь, что за последние десять лет наибольшее число браков
было совершено
в январе; на этот месяц падает почти треть всех браков.
Как-то, освящая иконостас
в анивской церкви, он так выразился по поводу этой бедности: «У нас нет ни одного колокола, нет богослужебных
книг, но для нас важно то, что
есть господь на месте сем».
Одна старушка, каторжная, бывшая некоторое время моею прислугой, восторгалась моими чемоданами,
книгами, одеялом, и потому только, что всё это не сахалинское, а из нашей стороны; когда ко мне приходили
в гости священники, она не шла под благословение и смотрела на них с усмешкой, потому что на Сахалине не могут
быть настоящие священники.
За десятилетний период
в метрических
книгах смерть от нее упоминается 125 раз; 28 % приходится на май и июнь, когда на Сахалине бывает отвратительная, переменчивая погода и начинаются работы далеко вне тюрьмы, 46 % на декабрь, январь, февраль и март, то
есть на зиму.
В 1880 г.
в Дуэ и
в 1887 г.
в Александровске, по-видимому,
были эпидемии кровавого поноса, и всех смертей за десятилетний период
в метрических
книгах показано 8.
Некоторые приезжают уже больными или привозят с собой зародыш болезни; так,
в метрической
книге записан умершим от прогрессивного паралича каторжный Городов, осужденный за заранее обдуманное убийство, которое,
быть может, совершил он, уже
будучи больным.
Помимо таких причин, как паралич сердца, разрыв сердца, апоплексия, общий паралич тела и т. п.,
в метрических
книгах показаны еще «скоропостижно» умершими 17 человек; из них больше половины
было в возрасте от 22 до 40 лет, и только одному
было больше 50.
А между тем, как ни припоминал потом князь, выходило, что Аглая произнесла эти буквы не только без всякого вида шутки, или какой-нибудь усмешки, или даже какого-нибудь напирания на эти буквы, чтобы рельефнее выдать их затаенный смысл, но, напротив, с такою неизменною серьезностью, с такою невинною и наивною простотой, что можно было подумать, что эти самые буквы и были в балладе, и что так
было в книге напечатано.
На лице старухи было написано, что она, слава богу, сыта, одета, здорова, выдала единственную дочку за хорошего человека и теперь со спокойною совестью может раскладывать пасьянс; дочь ее, небольшая полная блондинка лет двадцати, с кротким малокровным лицом, поставив локти на стол, читала книгу; судя по глазам, она не столько читала, сколько думала свои собственные мысли, которых не
было в книге.
Неточные совпадения
Была тут также лавочка // С картинами и
книгами, // Офени запасалися // Своим товаром
в ней.
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: //
В очках, с раскрытой
книгою // Стоял он перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил ты Демушку! //
Будь проклят ты… уйди!..»
Потом остановились на мысли, что
будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали
книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все,
в чем можно
было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
— Вам, старички-братики, и
книги в руки! — либерально прибавил он, — какое количество по душе назначите, я наперед согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому свое, лишь бы поронцы
были!
Грустилов сначала растерялся и, рассмотрев
книгу, начал
было объяснять, что она ничего не заключает
в себе ни против религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия.