Когда Марья Алексевна опомнилась у ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно исчезла, вышла замуж и ушла от нее, этот факт явился ее сознанию
в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает в порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала в комнату Верочки, бросилась в ящики туалета, в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
Неточные совпадения
План Сторешникова был не так человекоубийствен, как предположила Марья Алексевна: она, по своей манере, дала делу слишком грубую
форму, но сущность дела отгадала, Сторешников думал попозже вечером завезти своих дам
в ресторан, где собирался ужин; разумеется, они все замерзли и проголодались, надобно погреться и выпить чаю; он всыплет опиуму
в чашку или рюмку Марье Алексевне...
Они должны были
в том году кончить курс и объявили, что будут держать (или, как говорится
в Академии: сдавать) экзамен прямо на степень доктора медицины; теперь они оба работали для докторских диссертаций и уничтожали громадное количество лягушек; оба они выбрали своею специальностью нервную систему и, собственно говоря, работали вместе; но для диссертационной
формы работа была разделена: один вписывал
в материалы для своей диссертации факты, замечаемые обоими по одному вопросу, другой по другому.
— Так видите, Алексей Петрович, когда солнце станет согревать эту грязь и теплота станет перемещать ее элементы
в более сложные химические сочетания, то есть
в сочетания высших
форм, колос, который вырастает из этой грязи от солнечного света, будет здоровый колос.
— Да, отсутствие движения есть отсутствие труда, — говорит Алексей Петрович, — потому что труд представляется
в антропологическом анализе коренною
формою движения, дающего основание и содержание всем другим
формам: развлечению, отдыху, забаве, веселью; они без предшествующего труда не имеют реальности.
И когда скажут это, значит, пришло время возродиться этому типу, и он возродится
в более многочисленных людях,
в лучших
формах, потому что тогда всего хорошего будет больше, и все хорошее будет лучше; и опять та же история а новом виде.
Я поставлю этот теоретический вопрос
в другой
форме: имеет ли кто-нибудь право подвергать человека риску, если человеку и без риска хорошо?
И вот, однажды после обеда, Вера Павловна сидела
в своей комнате, шила и думала, и думала очень спокойно, и думала вовсе не о том, а так, об разной разности и по хозяйству, и по мастерской, и по своим урокам, и постепенно, постепенно мысли склонялись к тому, о чем, неизвестно почему, все чаще и чаще ей думалось; явились воспоминания, вопросы мелкие, немногие, росли, умножались, и вот они тысячами роятся
в ее мыслях, и все растут, растут, и все сливаются
в один вопрос,
форма которого все проясняется: что ж это такое со мною? о чем я думаю, что я чувствую?
Но здесь оно должно быть
в образцовой
форме: во — первых, гениальнейший и нормальнейший ум из всех известных нам умов; во — вторых, и примешавшееся к нему безумие — признанное, бесспорное безумие.
Если бы вы были
в спокойном состоянии духа, вы не только знали бы ее наизусть,
форма каждой буквы навеки врезалась бы
в вашей памяти, так долго и внимательно вы смотрели на нее.
В какую
форму должно было развиться это Недовольство?
Если бы вы и он, оба, или хоть один из вас, были люди не развитые, не деликатные или дурные, оно развилось бы
в обыкновенную свою
форму — вражда между мужем и женою, вы бы грызлись между собою, если бы оба были дурны, или один из вас грыз бы другого, а другой был бы сгрызаем, — во всяком случае, была бы семейная каторга, которою мы и любуемся
в большей части супружеств; она, конечно, не помешала бы развиться и любви к другому, но главная штука была бы
в ней,
в каторге,
в грызении друг друга.
У вас такой
формы не могло принять это недовольство, потому что оба вы люди порядочные, и развилось только
в легчайшую, мягчайшую, безобиднейшую свою
форму,
в любовь к другому.
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху, с балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая,
в форме могилы, яма, а на дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня, краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала
в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Неточные совпадения
В одном месте пожар уже
в полном разгаре; все строение обнял огонь, и с каждой минутой размеры его уменьшаются, и силуэт принимает какие-то узорчатые
формы, которые вытачивает и выгрызает страшная стихия.
Но все это именно только мелькало, не укладываясь
в определенные
формы и не идя далее простых и не вполне ясных афоризмов.
Будучи
в военном чине, он не обращал внимания на
форму, а о дисциплине отзывался даже с горечью.
Еще задолго до прибытия
в Глупов он уже составил
в своей голове целый систематический бред,
в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности будущего устройства этой злосчастной муниципии. На основании этого бреда вот
в какой приблизительно
форме представлялся тот город, который он вознамерился возвести на степень образцового.
Все остальное время он посвятил поклонению Киприде [Кипри́да — богиня любви.]
в тех неслыханно разнообразных
формах, которые были выработаны цивилизацией того времени.