Неточные совпадения
— Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять
вам теперь, почему я сижу сложа руки, как
вы изволите выражаться. Я хочу только сказать,
что аристократизм — принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я
говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь
вам. Не так ли, Николай?
— Я уже
говорил вам, дядюшка,
что мы не признаём авторитетов, — вмешался Аркадий.
И не
говорите мне,
что эти плоды ничтожны: последний пачкун, ип barbouilleur, [Маратель, писака (фр.).] тапёр, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее
вас, потому
что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы!
Она
говорила и двигалась очень развязно и в то же время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем
что бы она ни делала,
вам постоянно казалось,
что она именно это-то и не хотела сделать; все у ней выходило, как дети
говорят, — нарочно, то есть не просто, не естественно.
— Ну
что, ну
что? — спрашивал он, подобострастно забегая то справа, то слева, — ведь я
говорил вам: замечательная личность! Вот каких бы нам женщин побольше. Она, в своем роде, высоконравственное явление.
— Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевич, и я слишком горда, чтобы позволить им меня беспокоить. Я несчастлива оттого…
что нет во мне желания, охоты жить.
Вы недоверчиво на меня смотрите,
вы думаете: это
говорит «аристократка», которая вся в кружевах и сидит на бархатном кресле. Я и не скрываюсь: я люблю то,
что вы называете комфортом, и в то же время я мало желаю жить. Примирите это противоречие как знаете. Впрочем, это все в ваших глазах романтизм.
— Мы
говорили с
вами, кажется, о счастии. Я
вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие,
чем действительным счастием, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Иль
вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Послушайте, я давно хотела объясниться с
вами.
Вам нечего
говорить, —
вам это самим известно, —
что вы человек не из числа обыкновенных;
вы еще молоды — вся жизнь перед
вами. К
чему вы себя готовите? какая будущность ожидает
вас? я хочу сказать — какой цели
вы хотите достигнуть, куда
вы идете,
что у
вас на душе? словом, кто
вы,
что вы?
— Нет, я ничего не знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание
говорить о будущей вашей деятельности; но то,
что в
вас теперь происходит…
—
Вы меня совершенно осчастливили, — промолвил он, не переставая улыбаться, — я должен
вам сказать,
что я… боготворю моего сына; о моей старухе я уже не
говорю: известно — мать!
— В кои-то веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я
вас, господа, отыскал не с тем, чтобы
говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить
вам,
что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай,
что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
Он промучился до утра, но не прибег к искусству Базарова и, увидевшись с ним на следующий день, на его вопрос: «Зачем он не послал за ним?» — отвечал, весь еще бледный, но уже тщательно расчесанный и выбритый: «Ведь
вы, помнится, сами
говорили,
что не верите в медицину?» Так проходили дни.
— Они меня все пугают.
Говорить — не
говорят, а так смотрят мудрено. Да ведь и
вы его не любите. Помните, прежде
вы все с ним спорили. Я и не знаю, о
чем у
вас спор идет, а вижу,
что вы его и так вертите, и так…
— Господи боже мой, Павел Петрович, за
что вы меня мучите?
Что я
вам сделала? Как это можно такое
говорить?..
— Так; но сознайтесь,
что и в
вас есть частица того тщеславия, о котором я сейчас
говорил.
— Не сравнивайте меня с сестрой, пожалуйста, — поспешно перебила Катя, — это для меня слишком невыгодно.
Вы как будто забыли,
что сестра и красавица, и умница, и…
вам в особенности, Аркадий Николаич, не следовало бы
говорить такие слова, и еще с таким серьезным лицом.
—
Вы думаете? А
что, если я убежден в том,
что говорю? Если я нахожу,
что я еще не довольно сильно выразился?
—
Вы говорите, он избегал
вас, — произнес он с холодною усмешкой, — но, вероятно, для
вас не осталось тайной,
что он был в
вас влюблен?
— Полноте, Евгений Васильич.
Вы говорите,
что он неравнодушен ко мне, и мне самой всегда казалось,
что я ему нравлюсь Я знаю,
что я гожусь ему в тетки, но я не хочу скрывать от
вас,
что я стала чаще думать о нем. В этом молодом и свежем чувстве есть какая-то прелесть…
— Разумеется… Но
что же мы стоим? Пойдемте. Какой странный разговор у нас, не правда ли? И могла ли я ожидать,
что буду
говорить так с
вами?
Вы знаете,
что я
вас боюсь… и в то же время я
вам доверяю, потому
что в сущности
вы очень добры.
— Во-первых, я вовсе не добр; а во-вторых, я потерял для
вас всякое значение, и
вы мне
говорите,
что я добр… Это все равно,
что класть венок из цветов на голову мертвеца.
Вы думаете,
что я
говорю легкомысленно?
—
Вы думаете? — промолвила она. —
Что ж? я не вижу препятствий… Я рада за Катю… и за Аркадия Николаича. Разумеется, я подожду ответа отца. Я его самого к нему пошлю. Но вот и выходит,
что я была права вчера, когда я
говорила вам,
что мы оба уже старые люди… Как это я ничего не видала? Это меня удивляет!
— Я не отказываюсь, если это может
вас утешить, — промолвил он наконец, — но мне кажется, спешить еще не к
чему. Ты сам
говоришь,
что мне лучше.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте
говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит,
что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну,
что ж мне
вам сказать… я любил
вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше,
что какая
вы славная! И теперь вот
вы стоите, такая красивая…
— Меня
вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец
вам будет
говорить,
что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика.
Чем бы дитя ни тешилось…
вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Что вы!
что вы: Цицерон! Смотрите,
что выдумали!
Что иной раз увлечешься,
говоря о домашней своре или гончей ищейке…
Аммос Федорович.
Что ж
вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я
говорю всем открыто,
что беру взятки, но
чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому
вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я
вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того,
что они
говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала
вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
Городничий. Ах, боже мой,
вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова
поговорить о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?