Неточные совпадения
—
Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, — говорил Николай Петрович, потрогивая Аркадия то по плечу, то по колену. — Наконец!
— Да,
вот что! По старой, значит, памяти. Пленять-то здесь, жаль, некого. Я все смотрел: этакие у него удивительные воротнички, точно каменные, и подбородок
так аккуратно выбрит. Аркадий Николаич, ведь это смешно?
— А
вот на что, — отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, — я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а
так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается.
— Так-с, так-с.
Вот как вы изволите шутить. Это вы все, стало быть, отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку?
— Да, — заметил Николай Петрович, — он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только
вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел,
так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, — а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.
—
Так вот как! — промолвил он странно спокойным голосом. — Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не
так же ли вы болтаете, как и все?
— Браво! браво! Слушай, Аркадий…
вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд,
так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! — и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
— Я вам миллионы
таких постановлений представлю, — воскликнул Павел Петрович, — миллионы! Да
вот хоть община, например.
— Поверите ли, — продолжал он, — что, когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал
такой восторг… словно прозрел! «
Вот, — подумал я, — наконец нашел я человека!» Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?
— Все
такие мелкие интересы,
вот что ужасно! Прежде я по зимам жила в Москве… но теперь там обитает мой благоверный, мсьё Кукшин. Да и Москва теперь… уж я не знаю — тоже уж не то. Я думаю съездить за границу; я в прошлом году уже совсем было собралась.
— Нет, зачем говорить о любви, — промолвил Базаров, — а
вот вы упомянули об Одинцовой…
Так, кажется, вы ее назвали? Кто эта барыня?
— Помилуйте, батюшка, как можно! — залепетал Тимофеич (он вспомнил строгий наказ, полученный от барина при отъезде). — В город по господским делам ехали да про вашу милость услыхали,
так вот и завернули по пути, то есть — посмотреть на вашу милость… а то как же можно беспокоить!
— Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати
вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то есть
таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Иль вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. —
Так знайте же, что я люблю вас глупо, безумно…
Вот чего вы добились.
—
Вот тебе на! Презабавный старикашка и добрейший, — прибавил Базаров, как только Василий Иванович вышел. —
Такой же чудак, как твой, только в другом роде. Много уж очень болтает.
— Через несколько минут ваша комната будет готова принять вас, — воскликнул он с торжественностию, — Аркадий… Николаич?
так, кажется, вы изволите величаться? А
вот вам и прислуга, — прибавил он, указывая на вошедшего с ним коротко остриженного мальчика в синем, на локтях прорванном, кафтане и в чужих сапогах. — Зовут его Федькой. Опять-таки повторяю, хоть сын и запрещает, не взыщите. Впрочем, трубку набивать он умеет. Ведь вы курите?
— Лазаря петь! — повторил Василий Иванович. — Ты, Евгений, не думай, что я хочу,
так сказать, разжалобить гостя:
вот, мол, мы в каком захолустье живем. Я, напротив, того мнения, что для человека мыслящего нет захолустья. По крайней мере, я стараюсь, по возможности, не зарасти, как говорится, мохом, не отстать от века.
— А я думаю: я
вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить,
так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!
Да
вот, например, ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, — она
такая славная, белая, —
вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет
такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать…
— В
таком случае предлагаю вам мои. Вы можете быть уверены, что
вот уже пять лет, как я не стрелял из них.
Ну-с,
вот я и отправился к «отцам», —
так заключил Базаров, — и на дороге завернул сюда… чтобы все это передать, сказал бы я, если б я не почитал бесполезную ложь — глупостью.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что какая вы славная! И теперь
вот вы стоите,
такая красивая…
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что
вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь
таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…