Неточные совпадения
— Хорошо, — сказала Джемма. — Если вы, как друг, советуете мне изменить мое решение… то есть не менять моего прежнего решения, — я
подумаю. — Она, сама не замечая, что делает, начала перекладывать вишни обратно из тарелки в корзину… —
Мама надеется, что я вас послушаюсь… Что ж? Я, быть может, точно послушаюсь вас…
— Я вас послушаюсь, — повторила Джемма, а у самой брови все надвигались, щеки бледнели; она покусывала нижнюю губу. — Вы так много для меня сделали, что и я обязана сделать, что вы хотите; обязана исполнить ваше желание. Я скажу
маме… я
подумаю. Вот она, кстати, идет сюда.
Разумеется, мне пришлось много вытерпеть от
мамы, и очень мне было больно видеть, как она огорчалась, — и
думала я, что я немножко поторопилась; но ведь у меня была твоя записка — и я без того уже знала…
— Dimitri, monsieur Dimitri, — сказала она, — мы еще не вошли туда, мы еще не видели
мамы… Если вы хотите еще
подумать, если… вы еще свободны, Димитрий.
— Нет, ничего. Я даже о
маме думаю без всякой боли, но это не равнодушие! Но думаю: ведь не одна она, отчего же ей быть счастливее других? Впрочем… Правда, не стоит говорить. Не стоит, Вася?
— Обедать сегодня не варили, папа!
Мама думала, что ты сегодня не приедешь, и не велела варить обед. Она с Ольгой Кирилловной будет обедать на репетиции.
Неточные совпадения
— Нет, ничего не будет, и не
думай. Я поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с
мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты и он…
Из всех взрослых
мама самая трудная, о ней почти нечего
думать, как о странице тетради, на которой еще ничего не написано.
— Ну и слава Богу! — сказала
мама, испугавшись тому, что он шептал мне на ухо, — а то я было
подумала… Ты, Аркаша, на нас не сердись; умные-то люди и без нас с тобой будут, а вот кто тебя любить-то станет, коли нас друг у дружки не будет?
— Ах, как жаль! Какой жребий! Знаешь, даже грешно, что мы идем такие веселые, а ее душа где-нибудь теперь летит во мраке, в каком-нибудь бездонном мраке, согрешившая, и с своей обидой… Аркадий, кто в ее грехе виноват? Ах, как это страшно!
Думаешь ли ты когда об этом мраке? Ах, как я боюсь смерти, и как это грешно! Не люблю я темноты, то ли дело такое солнце!
Мама говорит, что грешно бояться… Аркадий, знаешь ли ты хорошо
маму?
Но, мимо всего другого, я поражен был вопросом: «Почему она
думает, что теперь что-то настало и что он даст ей покой? Конечно — потому, что он женится на
маме, но что ж она? Радуется ли тому, что он женится на
маме, или, напротив, она оттого и несчастна? Оттого-то и в истерике? Почему я этого не могу разрешить?»