Неточные совпадения
Катя была старый
друг дома, гувернантка, вынянчившая всех нас, и которую я помнила и любила с
тех пор, как себя помнила.
Когда Катя уговаривала меня заняться
тем или
другим, я отвечала: не хочется, не могу, а в душе мне говорилось: зачем?
Иногда я вставала и молилась в
другой раз, своими словами молилась, чтобы благодарить бога за все
то счастье, которое он дал мне.
Только теперь я понимала, почему он говорил, что счастие только в
том, чтобы жить для
другого, и я теперь совершенно была согласна с ним.
— Вы молоды, — сказал он, — я не молод. Вам играть хочется, а мне
другого нужно. Играйте, только не со мной, а
то я поверю, и мне нехорошо будет, и вам станет совестно. Это А сказал, — прибавил он, — ну, да это все вздор, но вы понимаете, зачем я еду. И не будемте больше говорить об этом. Пожалуйста!
— Но это ужасно! и разве нет
другого конца, — едва проговорила я и испугалась
того, что сказала.
Внешние отношения наши до самой свадьбы оставались
те же, как и прежде, мы продолжали говорить
друг другу вы, он не целовал даже моей руки и не только не искал, но даже избегал случаев оставаться наедине со мною.
Только он один существовал для меня на свете, а его я считала самым прекрасным, непогрешимым человеком в мире; поэтому я и не могла жить ни для чего
другого, как для него, как для
того, чтобы быть в его глазах
тем, чем он считал меня.
Легче самому уступать, чем гнуть
других, в этом я давно убедился; и нет
того положения, в котором бы нельзя было быть счастливым.
А время уходило, снег заносил больше и больше стены дома, и мы всё были одни и одни, и всё
те же были мы
друг перед
другом; а там где-то, в блеске, в шуме, волновались, страдали и радовались толпы людей, не думая о нас и о нашем уходившем существовании.
— Маша! Что с тобой? — сказал он. — Речь не о
том, я ли прав или ты права, а совсем о
другом: что у тебя против меня? Не вдруг говори, подумай и скажи мне все, что ты думаешь. Ты недовольна мной, и ты, верно, права, но дай мне понять, в чем я виноват.
— Да, — сказала я шепотом; и какое-то веселое расположение духа охватило нас обоих, глаза наши смеялись, и мы шаги делали все больше и больше, и все больше и больше становились на цыпочки. И
тем же шагом, к великому негодованию Григория и удивлению мамаши, которая раскладывала пасьянс в гостиной, отправились через все комнаты в столовую, а там остановились, посмотрели
друг на
друга и расхохотались.
Общее суждение, составившееся обо мне на этом бале и переданное мне кузиной, состояло в
том, что я совсем непохожа на
других женщин, что во мне есть что-то особенное, деревенское, простое и прелестное.
Дождался
того, что мне нынче стыдно и больно стало, как никогда; больно за себя, когда твой
друг своими грязными руками залез мне в сердце и стал говорить о ревности, моей ревности, к кому же? к человеку, которого ни я, ни ты не знаем.
Я пошла не к нему, а в свою комнату, где долго сидела одна и плакала, с ужасом вспоминая каждое слово бывшего между нами разговора, заменяя эти слова
другими, прибавляя
другие, добрые слова и снова с ужасом и чувством оскорбления вспоминая
то, что было. Когда я вечером вышла к чаю и при С., который был у нас, встретилась с мужем, я почувствовала, что с нынешнего дня целая бездна открылась между нами. С. спросил меня, когда мы едем. Я не успела ответить.
Нас даже перестало смущать
то, что у каждого есть свой отдельный, чуждый для
другого мир.
Они говорили про меня и про леди С. Француз сравнивал меня и ее и разбирал красоту
той и
другой.
— Ах! мой
друг, уволь от чувствительных сцен, — сказал он холодно, — что ты в деревню хочешь, это прекрасно, потому что и денег у нас мало; а что навсегда,
то это мечта. Я знаю, что ты не уживешь. А вот чаю напейся, это лучше будет, — заключил он, вставая, чтобы позвонить человека.
Знаю и
то, что ты скажешь одно, а сделаешь
другое.
Мы не восхищаемся им по-старому, мы судим его, мы не удивляемся, зачем и за что мы так счастливы, и не по-старому всему свету хотим рассказать
то, что мы думаем; мы, как заговорщицы, шепчем
друг с
другом и сотый раз спрашиваем
друг друга, зачем все так грустно переменилось?
Я не поняла бы теперь
того, что прежде мне казалось так ясно и справедливо: счастие жить для
другого.
Он согласился со мной, и мы вместе остались у перил террасы. Я оперлась рукою на склизкую, мокрую перекладину и выставила голову. Свежий дождик неровно кропил мне волосы и шею. Тучка, светлея и редея, проливалась над нами; ровный звук дождя заменился редкими каплями, падавшими сверху и с листьев. Опять внизу затрещали лягушки, опять встрепенулись соловьи и из мокрых кустов стали отзываться
то с
той,
то с
другой стороны. Все просветлело перед нами.
Я не разрушил ее, а разрушил только
то, что мучило меня, успокоился и все-таки люблю, но
другою любовью.
— Да, — заговорил он, как будто продолжая свои мысли. — Всем нам, а особенно вам, женщинам, надо прожить самим весь вздор жизни, для
того чтобы вернуться к самой жизни; а
другому верить нельзя. Ты еще далеко не прожила тогда этот прелестный и милый вздор, на который я любовался в тебе; и я оставлял тебя выживать его и чувствовал, что не имел права стеснять тебя, хотя для меня уже давно прошло время.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у
того и у
другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так,
то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на
другую квартиру.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.