Неточные совпадения
3) Это же невидимое
начало, дающее нам
жизнь, мы признаем и во всех живых существах и особенно живо в подобных нам существах — людях.
4) Всемирное, невидимое
начало это, дающее
жизнь всему живому, сознаваемое нами в самих себе и признаваемое в подобных нам существах — людях, мы называем душою, само же в себе всемирное невидимое
начало это, дающее
жизнь всему живому, мы называем богом.
Что такое этот мир без конца во все стороны, ни про
начало, ни про конец которого я ничего не знаю, и что такое моя
жизнь в этом бесконечном мире и как мне прожить ее?
Неосязаемое, невидимое, бестелесное, дающее
жизнь всему существующему, само в себе мы называем богом. То же неосязаемое, невидимое, бестелесное
начало, отделенное телом от всего остального и сознаваемое нами собою, мы называем душою.
Каждый человек знает в себе две
жизни: телесную и духовную. Телесная
жизнь, как только дойдет до полноты, так
начинает ослабевать. И всё больше и больше слабеет и приходит к смерти. Духовная же
жизнь, напротив, от рождения до смерти всё растет и крепнет.
Когда мир
начал существовать, разум сделался его матерью. Тот, кто сознает, что основа
жизни его — дух, знает, что он находится вне всякой опасности. Когда он закроет уста и затворит врата чувств в конце
жизни, он не испытает никакого беспокойства.
Учение Христа открывало людям то, что во всех них живет одно и то же духовное
начало и что они все братья, и тем соединило их для радостной общей
жизни.
Мало сказать, что в каждом человеке такая же душа, как и во мне: в каждом человеке живет то же самое, что живет во мне. Все люди отделены друг от друга своими телами, но все соединены тем одним духовным
началом, которое дает
жизнь всему.
А между тем, признай только люди эту основную истину христианства — единство в людях духовного
начала — и изменилась бы вся
жизнь людей и установились бы между людьми такие отношения, которые мы не можем представить себе теперь.
Человеку, пока он живет животной
жизнью, кажется, что если он отделен от других людей, то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек
начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.
А знать это и необходимо и легко: смысл
жизни в одном — в том, чтобы всё больше и больше освобождать душу от тела и соединять ее с другими существами и
началом всего — богом.
В первое время своей
жизни, в детстве, человек живет больше для тела: есть, пить, играть, веселиться. Это первая ступень. Что больше подрастает человек, то всё больше и больше
начинает заботиться о суждении людей, среди которых живет, и ради этого суждения забывает о требованиях тела: об еде, питье, играх, увеселениях. Это вторая ступень. Третья ступень, и последняя, это та, когда человек подчиняется больше всего требованиям души и для души пренебрегает и телесными удовольствиями и славой людской.
Это значит то, что для того, чтобы
начать жить лучше (а всё улучшать и улучшать свою
жизнь — в этом вся
жизнь человека), нельзя оставаться в прежних привычках, а надо заводить новые. Нельзя следовать тому, что по старине людьми считается хорошим, а надо устанавливать для себя новые привычки, не заботясь о том, что люди считают дурным или хорошим.
По-настоящему следует людям, поняв, что они живут дурно, постараться переменить
жизнь и
начать жить лучше.
Тот, кто признает свою
жизнь нехорошей и хочет
начать жить лучше, не должен думать, что он может
начать жить лучше только тогда, когда он переменит условия своей
жизни.
Начиная от Сократа до Христа и от Христа вплоть до тех людей, которые из века в век умирают за истину, все мученики веры доказывают неправду этого рабского учения и громко говорят нам: «Мы тоже любили
жизнь и всех людей, которыми
жизнь наша была красна и которые умоляли нас прекратить борьбу.
Хорошо почаще вспоминать о том, что наша истинная
жизнь не одна наружная, телесная, какую мы проживаем здесь, на земле, на наших глазах, но что вместе с этой
жизнью есть в нас и другая, внутренняя
жизнь, духовная, которой не было
начала и нет конца.
Для человека телесная
жизнь — не вся
жизнь, но только необходимое условие истинной
жизни, состоящей во всё большем и большем единении с духовным
началом мира.
Они должны понимать, что всяким часом своей
жизни они утверждают это обязательство и что поэтому человек, живущий для себя и отрицающий это обязательство, связывающее его с
жизнью и
началом ее, сам лишает себя
жизни.
Единственное истинное радостное дело
жизни — это растить свою душу, а для роста души нужно отречение от себя.
Начинай отречение в малых делах. Когда приучишь себя к отречению в малых, осилишь отречение и в больших.
Человек, не сознающий благодетельности страданий, еще не
начинал жить разумной, то есть истинной,
жизнью.
Вспомни, как после крепкого сна просыпаешься поутру, как сначала не узнаешь места, где ты, не понимаешь, кто стоит подле тебя, кто будит тебя, и тебе не хочется вставать, кажется, что сил нет. Но вот понемногу опоминаешься,
начинаешь понимать, кто ты и где ты, разгуливаешься,
начинают в голове ходить мысли, встаешь и берешься за дела. То же самое или совсем похожее на это бывает с человеком, когда он рождается и понемногу вступает в
жизнь, входит в силу и разум и
начинает работать.
В молодости бодрится, весело живет человек, но в середине
жизни уже нет той бодрости, а к старости уже чувствуется усталость и всё больше и больше хочется отдыха. И как после дня приходит ночь, и ложится человек, и
начинают в голове его мешаться мысли, и он, засыпая, уходит куда-то и не чует уже сам себя, — то же и с человеком, когда он умирает.
Вся
жизнь человеческая есть ряд не понятных ему, но подлежащих наблюдению изменений. Но
начало этих изменений, совершившихся при рождении, и конец их — совершающихся в смерти — не подлежат даже и наблюдению.
Мы наверное знаем, что тело оставляется тем, что живило его, и перестает быть отделенным от вещественного мира, соединяется с ним, когда в последние, предсмертные минуты духовное
начало оставляет тело. О том же, переходит ли духовное
начало, дававшее
жизнь телу, в другую, опять ограниченную, форму
жизни или соединяется с тем безвременным, внепространственным
началом, которое давало ему
жизнь, мы ничего не знаем и не можем знать.
Смерть есть то же, что рождение. С рождением младенец вступает в новый мир,
начинает совсем иную
жизнь, чем
жизнь в утробе матери. Если бы младенец мог рассказывать, что он испытывал, когда уходил из прежней
жизни, он рассказал бы то же, что испытывает человек, уходя из этой
жизни.