Смерть представляется только тому человеку, который, не признав свою жизнь в установлении
разумного отношения к миру и проявлении его в большей и большей любви, остался при том отношении, т. е. с тою степенью любви, к одному и нелюбви к другому, с которыми он вступил в существование.
Если же ты боишься потерять то, что не есть животное, то ты боишься потерять свое особенное
разумное отношение к миру, — то, с которым ты вступил в это существование. Но ведь ты знаешь, что оно возникло не с твоим рождением: оно существует независимо от твоего родившегося животного и потому не может зависеть и от смерти его.
Неточные совпадения
Жизнь человеческая начинается только с проявления
разумного сознания, — того самого, которое открывает человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и жизнь других личностей, и всё, неизбежно вытекающее из
отношений этих личностей, страдания и смерть, — то самое, что производит в нем отрицание блага личной жизни и противоречие, которое, ему кажется, останавливает его жизнь.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное существование невозможно, и в человеке начинает устанавливаться новое
отношение его животного к
разумному сознанию.
Мы не можем видеть рождения этого нового существа, нового
отношения разумного сознания к животному, так же как зерно не может видеть роста своего стебля.
Точно так же и в человеке с проснувшимся
разумным сознанием нет никакого противоречия, а есть только рождение нового существа, нового
отношения разумного сознания к животному.
Истинная жизнь человека, проявляющаяся в
отношении его
разумного сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности. Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается
разумное сознание.
Всё, что знает человек о внешнем мире, он знает только потому, что знает себя и в себе находит три различные
отношения к миру: одно
отношение своего
разумного сознания, другое
отношение своего животного и третье
отношение вещества, входящего в тело его животного. Он знает в себе эти три различные
отношения и потому всё, что он видит в мире, располагается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга планов: 1)
разумные существа; 2) животныя и растения и 3) неживое вещество.
Животное может жить только для своего тела — ничто не мешает ему жить так; оно удовлетворяет своей личности и бессознательно служит своему роду и не знает того, что оно есть личность; но
разумный человек не может жить только для своего тела. Он не может жить так потому, что он знает, что он личность, а потому знает, что и другие существа — такие же личности, как и он, знает всё то, что должно происходить от
отношений этих личностей.
Боязнь потери того, что одно есть, происходит только от того, что жизнь представляется человеку нетолько в одном известном ему, но невидимом, особенном
отношении его
разумного сознания к миру, но и в двух неизвестных ему, но видимых ему
отношениях: его животного сознания и тела к миру.
Всё существующее представляется человеку: 1)
отношением его
разумного сознания к миру, 2)
отношением его животного сознания к миру и 3)
отношением его тела к миру.
Не понимая того, что
отношение его
разумного сознания к миру есть единственная его жизнь, человек представляет себе свою жизнь еще и в видимом
отношении животного сознания и вещества к миру, и боится потерять свое особенное
отношение разумного сознания к миру, когда в его личности нарушается прежнее
отношение его животного и вещества, его составляющего, к миру.
Отношение же его
разумного сознания к миру представляется ему при этом взгляде чем-то случайным, ненужным и гибнущим.
При этом взгляде оказывается то, что
отношение его животного сознания к миру не может уничтожиться, — животное продолжает себя в своей породе;
отношение вещества к миру уже никак не может уничтожиться и вечно; а самое драгоценное —
разумное сознание его — не только не вечно, но есть только проблеск чего-то ненужного, излишнего.
Но верить ни в то, ни в другое невозможно для людей, не признающих жизнь в
отношении разумного сознания к миру.
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им
разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
Неточные совпадения
— Это во всех
отношениях самый
разумный выход для супругов, находящихся в таких
отношениях, как вы.
Знакомство с деревней, которое я вынес из этого чтения, было, конечно, наивное и книжное. Даже воспоминание о деревне Коляновских не делало его более реальным. Но, кто знает — было ли бы оно вернее, если бы я в то время только жил среди сутолоки крепостных
отношений… Оно было бы только конкретнее, но едва ли
разумнее и шире. Я думаю даже, что и сама деревня не узнает себя, пока не посмотрится в свои более или менее идеалистические (не всегда «идеальные») отражения.
Только те семейные и общественные
отношения и могут быть крепки, которые вытекают из внутреннего убеждения и оправдываются добровольным,
разумным согласием всех в них участвующих.
И хотя наши собеседования почти всегда заканчивались словами: «необходимо погодить», но мы все-таки утешались хоть тем, что слова эти составляют результат свободного обмена мыслей и свободно-разумного
отношения к действительности, что воля с нас не снята и что если бы, например, выпить при сем две-три рюмки водки, то ничто бы, пожалуй, не воспрепятствовало нам выразиться и так: «Господа! да неужто же, наконец…»
Разумнее, снисходительнее смотрела она на чуждых ей во всех
отношениях свекровь и меньшую золовку; с меньшим увлеченьем взглянула на свекра и поняла, из какой среды вышел ее муж; поняла отчасти, что он не мог быть другим человеком, и что долго, часто, а может быть и всегда, станут они подчас не понимать друг друга.