Неточные совпадения
Человек жил как животное во время ребячества и ничего
не знал о жизни. Если бы человек прожил десять месяцев, он бы ничего
не знал ни о своей, ни о какой бы то ни было жизни; так же мало знал бы о жизни, как и
тогда, когда бы он умер в утробе матери. И
не только младенец, но и неразумный взрослый, и совершенный идиот
не могут знать про то, что они живут и живут другие существа. И потому они и
не имеют человеческой жизни.
Различие для нас рождения разумного сознания от видимого нами плотского зарождения в том, что,
тогда как в плотском рождении мы видим во времени и пространстве, из чего и как и когда и что рождается из зародыша, знаем, что зерно есть плод, что из зерна при известных условиях выйдет растение, что на нем будет цвет и потом плод такой же, как зерно (в глазах наших совершается весь круговорот жизни), — рост разумного сознания мы
не видим во времени,
не видим круговорота его.
Обычное заблуждение о жизни состоит в том, что подчинение нашего животного тела своему закону, совершаемое
не нами, но только видимое нами, принимается за жизнь человеческую,
тогда как этот закон нашего животного тела, с которым связано наше разумное сознание, исполняется в нашем животном теле так же бессознательно для нас, как он исполняется в дереве, в кристалле, в небесном теле.
Изучение законов, управляющих существованием животных, растений и вещества,
не только полезно, но необходимо для уяснения закона жизни человека, но только
тогда, когда изучение это имеет целью главный предмет познания человеческого: уяснение закона разума.
Не из познаний законов вещества, как это думают, мы можем познавать закон организмов, и
не из познания закона организмов мы можем познавать себя, как разумное сознание, но наоборот. Прежде всего мы можем и нам нужно познать самих себя, т. е. тот закон разума, которому для нашего блага должна быть подчинена наша личность, и
тогда только нам можно и нужно познать и закон своей животной личности и подобных ей личностей, и, еще в большем отдалении от себя, законы вещества.
Иной жизни человеческой он
не знает и знать
не может. Ведь животное человек признает только
тогда живым, когда вещество, составляющее его, подчинено
не только своим законам, но и высшему закону организма.
Не может
не видеть человек, что существование его личности от рождения и детства до старости и смерти есть
не что иное, как постоянная трата и умаление этой животной личности, кончающееся неизбежной смертью; и потому сознание своей жизни в личности, включающей в себя желание увеличения и неистребимости личности,
не может
не быть неперестающим противоречием и страданием,
не может
не быть злом,
тогда как единственный смысл его жизни есть стремление к благу.
Но если она
не убьется, ей только два выхода: или она пойдет и повезет, и увидит, что тяжесть
не велика и езда
не мука, а радость, или отобьется от рук, и
тогда хозяин сведет ее на рушильное колесо, привяжет арканом к стене, колесо завертится под ней, и она будет ходить в темноте на одном месте, страдая, но ее силы
не пропадут даром: она сделает свою невольную работу, и закон исполнится и на ней.
Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только
тогда, когда мы перестаем считать жизнью то, что
не было и
не могло быть для нас жизнью — наше животное существование.
Знаю только, что то, чтó ты называешь своими наслаждениями, только
тогда будет благом для тебя, когда ты
не сам будешь брать, а другие будут давать их тебе, и только
тогда твои наслаждения будут делаться излишеством и страданиями, какими они делаются теперь, когда ты сам для себя будешь ухватывать их. Только
тогда ты избавишься и от действительных страданий, когда другие будут тебя избавлять от них, а
не ты сам, — как теперь, когда из страха воображаемых страданий ты лишаешь себя самой жизни.
Бедственность существования человека происходит
не от того, что он — личность, а от того, что он признает существование своей личности — жизнью и благом. Только
тогда являются противоречие, раздвоение и страдание человека.
Только если бы люди были боги, как мы воображаем их, только
тогда они бы могли любить одних избранных людей;
тогда бы только и предпочтение одних другим могло быть истинною любовью. Но люди
не боги, а находятся в тех условиях существования, при которых все живые существа всегда живут одни другими, пожирая одни других, и в прямом и в переносном смысле; и человек, как разумное существо, должен знать и видеть это. Он должен знать, что всякое плотское благо получается одним существом только в ущерб другому.
Возможность истинной любви начинается только
тогда, когда человек понял, что нет для него блага его животной личности. Только
тогда все соки жизни переходят в один облагороженный черенок истинной любви, разростающийся уже всеми силами ствола дичка животной личности. Учение Христа и есть прививка этой любви, как Он и сам сказал это. Он сказал, что Он, Его любовь, есть та одна лоза, которая может приносить плод, и что всякая ветвь,
не приносящая плода, отсекается.
«Это
не жизнь жёлудя», скажут муравьи, — «а последствия его жизни, которая кончилась
тогда, когда мы сволокли этот жёлудь и бросили его в ямку».
Он говорил это потому, что Он уже
тогда, во время своего плотского существования, вступил в ту истинную жизнь, которая
не может прекращаться.
Человек знает, что если его
не было прежде, и он появился из ничего и умер, то его, особенного его, никогда больше
не будет и быть
не может. Человек познает то, что он
не умрет, только
тогда, когда он познает то, что он никогда
не рожался и всегда был, есть и будет. Человек поверит в свое бессмертие только
тогда, когда он поймет, что его жизнь
не есть волна, а есть то вечное движение, которое в этой жизни проявляется только волною.
Совершается или нет в человеке работа истинной жизни, мы
не можем знать. Мы знаем это только про себя. Нам кажется, что человек умирает, когда этого ему
не нужно, а этого
не может быть. Умирает человек только
тогда, когда это необходимо для его блага, точно так же, как растет, мужает человек только
тогда, когда ему это нужно для его блага.
Он показывает несомненно, что жизнь эта началась
не с рождением, а была и есть всегда, — показывает, что благо этой жизни растет, увеличивается здесь, доходя до тех пределов, которые уже
не могут содержать его, и только
тогда уходит из всех условий, которые задерживают его увеличение, переходя в другое существование.
Мы узнаем, что человек на лошади —
не множество существ и
не одно существо,
не потому, что мы наблюдаем все части, составляющие человека и лошадь, а потому, что ни в голове, ни в ногах, ни в других частях человека и лошади мы
не видим такого отдельного стремления к благу, которое мы знаем в себе. И узнаем, что человек на лошади
не одно, а два существа, потому что узнаем в них два отдельные стремления к благу,
тогда как в себе мы знаем только одно.
В этом стремлении к благу и состоит основа всякого познания о жизни. Без признания того, что стремление к благу, которое чувствует в себе человек, есть жизнь и признак всякой жизни, невозможно никакое изучение жизни, невозможно никакое наблюдение над жизнью. И потому наблюдение начинается
тогда, когда уже известна жизнь, и никакое наблюдение над проявлениями жизни
не может (как это предполагает ложная наука) определить самую жизнь.