Неточные совпадения
— Василий, — говорю я, когда замечаю,
что он начинает удить рыбу на козлах, — пусти меня на козлы, голубчик. — Василий соглашается. Мы переменяемся местами: он тотчас же начинает храпеть и разваливается так,
что в бричке уже не остается больше ни
для кого места; а передо мной открывается с высоты, которую я занимаю, самая приятная картина: наши четыре лошади, Неручинская, Дьячок, Левая коренная и Аптекарь, все изученные мною до малейших подробностей и оттенков свойств каждой.
Ежели бы, когда Володе в первый раз сделали голландские рубашки со складками, я сказал прямо,
что мне весьма досадно не иметь таких, я уверен,
что мне стало бы легче и не казалось бы всякий раз, когда он оправлял воротнички,
что он делает это
для того только, чтобы оскорбить меня.
— Это не резон; он всегда должен быть здесь. Дети не мои, а ваши, и я не имею права советовать вам, потому
что вы умнее меня, — продолжала бабушка, — но, кажется, пора бы
для них нанять гувернера, а не дядьку, немецкого мужика. Да, глупого мужика, который их ничему научить не может, кроме дурным манерам и тирольским песням. Очень нужно, я вас спрашиваю, детям уметь петь тирольские песни. Впрочем, теперь некому об этом подумать, и вы можете делать, как хотите.
Заметив,
что Карл Иваныч находился в том чувствительном расположении духа, в котором он, не обращая внимания на слушателей, высказывал
для самого себя свои задушевные мысли, я, молча и не спуская глаз с его доброго лица, сел на кровать.
Я так увлекся перечитыванием незнакомого мне урока,
что послышавшийся в передней стук снимания калош внезапно поразил меня. Едва успел я оглянуться, как в дверях показалось рябое, отвратительное
для меня лицо и слишком знакомая неуклюжая фигура учителя в синем застегнутом фраке с учеными пуговицами.
В то время как Володя отвечал ему с свободой и уверенностью, свойственною тем, кто хорошо знает предмет, я без всякой цели вышел на лестницу, и так как вниз нельзя мне было идти, весьма естественно,
что я незаметно
для самого себя очутился на площадке.
Учитель надел калоши, камлотовую шинель, с большим тщанием повязался шарфом. Как будто можно было о чем-нибудь заботиться после того,
что случилось со мной?
Для него движение пера, а
для меня величайшее несчастие.
Едва успели мы, сойдя вниз, поздороваться со всеми гостями, как нас позвали к столу. Папа был очень весел (он был в выигрыше в это время), подарил Любочке дорогой серебряный сервиз и за обедом вспомнил,
что у него во флигеле осталась еще бонбоньерка, приготовленная
для именинницы.
Детское чувство безусловного уважения ко всем старшим, и в особенности к папа, было так сильно во мне,
что ум мой бессознательно отказывался выводить какие бы то ни было заключения из того,
что я видел. Я чувствовал,
что папа должен жить в сфере совершенно особенной, прекрасной, недоступной и непостижимой
для меня, и
что стараться проникать тайны его жизни было бы с моей стороны чем-то вроде святотатства.
Но я находился в раздраженном состоянии человека, проигравшего более того,
что у него есть в кармане, который боится счесть свою запись и продолжает ставить отчаянные карты уже без надежды отыграться, а только
для того, чтобы не давать самому себе времени опомниться. Я дерзко улыбнулся и ушел от него.
Сонечка же, казалось, так была занята Сережей Ивиным,
что я не существовал
для нее вовсе.
Я был вполне убежден,
что ему вовсе не хотелось свистать, но
что он делал это единственно
для того, чтобы мучить меня.
— Да, мой милый, — сказала она после довольно продолжительного молчания, во время которого она осмотрела меня с ног до головы таким взглядом,
что я не знал, куда девать свои глаза и руки, — могу сказать,
что вы очень цените мою любовь и составляете
для меня истинное утешение.
St.-Jérôme, напротив, любил драпироваться в роль наставника; видно было, когда он наказывал нас,
что он делал это более
для собственного удовольствия,
чем для нашей пользы.
Она бы шила в пяльцах, а я бы в зеркало смотрел на нее, и
что бы ни захотела, я все бы
для нее делал; подавал бы ей салоп, кушанье, сам бы подавал…»
То раз, стоя перед черной доской и рисуя на ней мелом разные фигуры, я вдруг был поражен мыслью: почему симметрия приятна
для глаз?
что такое симметрия?
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим
для блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и
чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и движение.
Да,
чем дальше подвигаюсь я в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее становится оно
для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности.
Я люблю отца, но ум человека живет независимо от сердца и часто вмещает в себя мысли, оскорбляющие чувство, непонятные и жестокие
для него. И такие мысли, несмотря на то,
что я стараюсь удалить их, приходят мне…
Она уходит на чердак, запирается там, не переставая плачет, проклинает самое себя, рвет на себе волосы, не хочет слышать никаких советов и говорит,
что смерть
для нее остается единственным утешением после потери любимой госпожи.
Несмотря на то,
что наши рассуждения
для постороннего слушателя могли показаться совершенной бессмыслицею — так они были неясны и односторонни, —
для нас они имели высокое значение.
Неточные совпадения
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии
для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», — и так, право, обрадовалась,
что не могла говорить.
Послушайте ж, вы сделайте вот
что: квартальный Пуговицын… он высокого роста, так пусть стоит
для благоустройства на мосту.
Судья тоже, который только
что был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно,
для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит
для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь
для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то,
что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.