Неточные совпадения
—
На березу его! —
закричал черный. — Любит молчать, так пусть себе молчит
на березе!
— Эй! —
закричал один, — отдай Морозову поклон от нас да скажи, чтобы готовился скоро
на виселицу; больно зажился!
— Да и
на себя припаси веревку! —
крикнул вдогонку другой.
Все это шумело, пело, ругалось. Лошади, люди, медведи — ржали,
кричали, ревели. Дорога шла густым лесом. Несмотря
на ее многолюдность, случалось иногда, что вооруженные разбойники нападали
на купцов и обирали их дочиста.
— Ну, батюшка, Никита Романыч, — сказал Михеич, обтирая полою кафтана медвежью кровь с князя, — набрался ж я страху! Уж я, батюшка,
кричал медведю: гу! гу! чтобы бросил он тебя да
на меня бы навалился, как этот молодец, дай бог ему здоровья, череп ему раскроил. А ведь все это затеял вон тот голобородый с маслеными глазами, что с крыльца смотрит, тетка его подкурятина! Да куда мы заехали, — прибавил Михеич шепотом, — виданное ли это дело, чтобы среди царского двора медведей с цепей спускали?
Малюта слушал сына, и два чувства спорили в нем между собою. Ему хотелось
закричать на Максима, затопать
на него ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. Он понимал чутьем, что угроза теперь не подействует, и в низкой душе своей начал искать других средств, чтоб удержать сына.
Изба слабо освещалась образными лампадами. Луч месяца, проникая сквозь низкое окно, играл
на расписанных изразцах лежанки. За лежанкой
кричал сверчок. Мышь грызла где-то дерево.
— И отдал бы душу, Никита Романыч, — сказал он, —
на пятом, много
на десятом воре; а достальные все-таки б зарезали безвинного. Нет; лучше не трогать их, князь; а как станут они обдирать убитого, тогда
крикнуть, что Степка-де взял
на себя более Мишки, так они и сами друг друга перережут!
— Батюшка Никита Романыч! —
кричал он еще издали, — ты пьешь, ешь, прохлаждаешься, а кручинушки-то не ведаешь? Сейчас встрел я, вон за церквей, Малюту Скуратова да Хомяка; оба верхом, а промеж них, руки связаны, кто бы ты думал? Сам царевич! сам царевич, князь! Надели они
на него черный башлык, проклятые, только ветром-то сдуло башлык, я и узнал царевича! Посмотрел он
на меня, словно помощи просит, а Малюта, тетка его подкурятина, подскочил, да опять и нахлобучил ему башлык
на лицо!
— Стойте дружно, ребята! —
закричал Перстень, — то дедушка Коршун идет
на прибавку!
Ужас был в доме Морозова. Пламя охватило все службы. Дворня
кричала, падая под ударами хищников. Сенные девушки бегали с воплем взад и вперед. Товарищи Хомяка грабили дом, выбегали
на двор и бросали в одну кучу дорогую утварь, деньги и богатые одежды.
На дворе, над грудой серебра и золота, заглушая голосом шум, крики и треск огня, стоял Хомяк в красном кафтане.
Слетаются вороны издалека, кличут друг друга
на богатый пир, а кого клевать, кому очи вымать, и сами не чуют, летят да
кричат! Наточен топор, наряжен палач; по дубовым доскам побегут, потекут теплой крови ручьи; слетят головы с плеч, да неведомо чьи!»
— Батюшка, —
кричали ему вслед хозяева, — вернись, родимый, послушай нашего слова! Несдобровать тебе ночью
на этой дороге!
Наскучив отзывать его, Максим выхватил саблю и поскакал прямо
на куст. Несколько человек с поднятыми дубинами выскочили к нему навстречу, и грубый голос
крикнул...
— Эге, посмотри-ка
на его сбрую! Да это опричник! Хватай его живьем! —
закричал грубый голос.
— Слышь, братцы, —
закричали другие, — он не хочет сдать атаманства! Так
на осину его!
На осину,
на осину!
— Э! —
закричал кто-то, — да ты, никак,
на попятный двор!
— Стойте, други! стойте, ясные соколы! —
закричал он
на разбойников. — Аль глаза вам запорошило? Аль не видите, к нам подмога идет?
Вот хоть намедни, еду вспольем мимо Дорогомиловской слободы, ан мужичье-то пальцами
на меня показывают, а кто-то еще
закричи из толпы: «Эвот царская Федора едет!» Я было напустился
на них, да разбежались.
— Протяжнее, протяжнее! Еще протяжнее, други! Отпевайте своего боярина, отпевайте! Вот так! Вот хорошо! Да что ж душа не хочет из тела вон! Или не настал еще час ее? Или написано мне еще
на свете помаяться? А коли написано, так надо маяться! А коли сказано жить, так надо жить! Плясовую! —
крикнул он вдруг, без всякого перехода, и песенники, привыкшие к таким переменам, грянули плясовую.
— Куда лезете! —
закричал один опричник, замахнувшись
на них бердышом.
—
Кричи бирюч! — сказал он гневно, — а если не найдешь охотника, бейся сам или сознайся в своей кривде и ступай
на плаху!
Когда палачи, схватив Федора Басманова, взвели его
на помост, он обернулся к толпе зрителей и
закричал громким голосом...
— Ай, ай! Жжется! —
закричал он, дуя
на пальцы и потряхивая их
на воздухе. — Зачем ты деньги в огне раскалил? Зачем в адовом огне раскалил?
— Прочь, сумасшедший! —
закричал он, и, выхватив копье из рук ближайшего опричника, он замахнулся им
на юродивого.
— Срамник ты! —
закричала она
на Иоанна, — безбожник! Я тебе дам ругаться надо мной! Срамник ты, тьфу! Еретик бессовестный!