Неточные совпадения
Итак, мы лишились нашего начальника. Уже за несколько дней перед тем я
начинал ощущать жалость во
всем теле, а в ночь, накануне самого происшествия, даже жена моя — и та беспокойно металась на постели и
все говорила: «Друг мой! я чувствую, что с его превосходительством что-нибудь неприятное сделается!» Дети тоже находились в жару и плакали; даже собаки на дворе выли.
—
Весь город, ваше превосходительство… —
начал было я.
По-видимому, самое лучшее было бы прямо
начать с настоящей конституции, однако этого сделать нельзя, во-первых, потому, что надобно, чтоб
все происходило по порядку, а во-вторых, потому, что предварительные действия освещают путь для предстоящей веселой конституции и служат для нее руководящею нитью.
Старик
начинает колебаться. Он
начинает подозревать, что в «безрассудном молодом человеке» не
всё сплошь безрассудства, но, по временам, являются и признаки мудрости.
На другой день после описанного выше свидания старец еще бродил по комнате, но уже не снимал халата. Он особенно охотно беседовал в тот вечер о сокращении переписки, доказывая, что
все позднейшие «катастрофы» ведут свое
начало из этого зловредного источника.
Она сама не прочь была поврать, но всякий раз, когда вранье
начинало принимать двусмысленный оборот, она, без всякой, впрочем, строптивости, прерывала разговор словами: «Нет! об этом вы, пожалуйста, уж забудьте! это не мое! это
все принадлежит моему милому помпадуру!» Одним словом, стояла на страже помпадурова добра.
Обыкновенно бывает так, что старую помпадуршу немедленно же
начинают рвать на куски, то есть
начинают не узнавать ее, делать в ее присутствии некоторые несовместные телодвижения, называть «душенькой», подсылать к ней извозчиков; тут же, напротив,
все обошлось как нельзя приличнее.
Понятно, что
все сердца к ним неслись и что какой-нибудь Гриша Трясучкин, еще вчера очень усердно приударявший за баталионной командиршей, вдруг
начинал находить ее худосочною, обтрепанною и полинявшею.
Квартира Собачкина была великолепно освещена и полна народу. По-видимому, тут было настоящее сходбище, потому что
все «стригуны» и даже большая часть «скворцов» состояли налицо. Митеньку так и тянуло туда, даже сердце его расширялось. Он живо вообразил себе, как бы он сел там на канапе и
начал бы речь о principes; кругом внимали бы ему «стригуны» и лепетали бы беспечные «скворцы», а он
все бы говорил,
все бы говорил…
По мнению моему, мы обязаны прежде
всего показать себя бескорыстными и великодушными; мы должны дать почувствовать, что в нас заключается
начало цивилизующее.
Когда человека
начинает со
всех сторон одолевать счастье, когда у него на лопатках словно крылья какие-то вырастают, которые так и взмывают, так и взмывают его на воздух, то в сердце у него все-таки нечто сосет и зудит, точно вот так и говорит: «Да сооруди же, братец, ты такое дело разлюбезное, чтобы такой-то сударь Иваныч не усидел, не устоял!» И до тех пор не успокоится бедное сердце, покуда действительно не исполнит человек
всего своего предела.
И действительно, внимая ему, слушатель с течением времени мало-помалу впадал как бы в магнетический сон и
начинал ощущать признаки расслабления, сопровождаемого одновременным поражением
всех умственных способностей.
Уже с самой минуты вшествия своего в вагон железной дороги он
начал поражать
всех своим глубокомыслием, зрелостью суждений и, так сказать, преданным фрондерством. Во-первых, он встретился там с Петей Боковым, своим другом, сослуживцем и однокашником, который тоже ехал по направлению к Москве. Разумеется, образовался обмен мыслей.
— Au fait, [На самом деле (фр.).] что такое нигилизм? — продолжает ораторствовать Митенька, — откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения, урезоньте стриженых девиц… и, спрашиваю я вас, что вы получите в результате? Вы получите: vanitum vanitatum et omnium vanitatum, [Vanitas vanitatum et omnia vanitas (лат.) — суета сует и всяческая суета.] и больше ничего! Но разве это неправда? разве
все мы,
начиная с того древнего философа, который в первый раз выразил эту мысль, не согласны насчет этого?
— Я бы желал, — ораторствовал он, — чтобы
все,
начиная от самого приближенного ко мне лица и до самого последнего субалтерн-офицера, поняли мою мысль так же точно, как я ее сам понимаю.
Помпадур понял это противоречие и, для
начала, признал безусловно верною только первую половину правителевой философии, то есть, что на свете нет ничего безусловно-обеспеченного, ничего такого, что не подчинялось бы закону поры и времени. Он обнял совокупность явлений, лежавших в районе его духовного ока, и вынужден был согласиться, что
весь мир стоит на этом краеугольном камне «
Всё тут-с». Придя к этому заключению и применяя его специально к обывателю, он даже расчувствовался.
Всё,
начиная с питания и кончая просвещением и обязанностью устраивать фабрики и заводы и содержать в исправности мосты и перевозы.
Он старается замять всякий разговор, он даже избегает
всех взоров… И только, быть может, через сутки, уже на последних станциях к Петербургу, он разгуляется настолько, чтоб открыть свое действительное положение и поведать печальную историю своей отставки. Тогда с души его спадет бремя, его тяготившее, и из уст его впервые вырвется ропот. Этот ропот
начнет новую эпоху его жизни, он наполнит
все его будущее и проведет в его существовании черту, которая резко отделит его прошедшее от настоящего и грядущего.
Факт этот навсегда останется незабвенным в сердцах
всех чинов вверенной мне палаты,
начиная с меня и кончая сторожем!» Советники и ревизоры, каждый порознь, сказали: «Позвольте, вашество, и нам!
В этом виде, сидя на вороном коне, она, перед
началом каждой церковной службы, галопировала по улицам, призывая
всех к покаянию и к войне против материализма.
Потом
начал ходить слух, что он утилизировал крапиву,
начал выделывать из нее поташ, который и рассылает теперь во
все страны света.
— Ежели я живу смирно и лишнего не выдумываю, — внушал он своему письмоводителю, — то и
все прочие будут смирно жить. Ежели же я буду выдумывать, а тем паче писать, то непременно что-нибудь выдумаю: либо утеснение, либо просто глупость. А тогда и прочие
начнут выдумывать, и выйдет у нас смятение, то есть кавардак.
И что же вышло? Сначала, действительно, обывателям казалось несколько странным, что выискался такой помпадур, который не верит в бунты, но мало-помалу и они
начали освоиваться с этим взглядом. Прошел год, прошел другой, снегири свистали и щебетали во
всех рощах, а революций
все не было.
По приходе его она прежде
всего начинала допытываться, за что он ее, бабу, любит; он же, с своей стороны, кротко и обстоятельно объяснял ей причину, и в этом несложном разговоре мгновения летели за мгновениями; затем она
начинала обнаруживать беспокойство и каким-то просительным голосом спрашивала...
Но размолвки подобного рода происходили редко и тотчас же прекращались, ибо как он только
начинал обнаруживать величие души, она переменяла разговор и
начинала допытываться, за что он ее, бабу, любит. Тогда вновь начиналось подробное рассмотрение этого вопроса, и
все недоумения прекращались сами собою.
Ни разу не сложил он оружия перед неприятелем, и
все действие, оказываемое на него вином, ограничивалось переменою цвета лица и несколько большим одушевлением, с которым он
начинал лгать (blaguer).