Неточные совпадения
А потому, если отбывающий начальник учинил что-нибудь очень великое, как, например: воздвигнул монумент, неплодоносные земли обратил
в плодоносные, безлюдные пустыни населил, из сплавной реки сделал судоходную, промышленность поощрил, торговлю развил или приобрел новый шрифт для губернской типографии, и т. п., то о таких
делах должно упомянуть с осторожностью, ибо сие не всякому доступно, и новый начальник
самое упоминовение об них может принять за преждевременное ему напоминание: и ты, дескать, делай то же.
Итак, мы лишились нашего начальника. Уже за несколько
дней перед тем я начинал ощущать жалость во всем теле, а
в ночь, накануне
самого происшествия, даже жена моя — и та беспокойно металась на постели и все говорила: «Друг мой! я чувствую, что с его превосходительством что-нибудь неприятное сделается!» Дети тоже находились
в жару и плакали; даже собаки на дворе выли.
Начало это, как известно, состоит
в том, что один кто-нибудь говорит, а другие молчат; и когда один кончит говорить, то начинает говорить другой, а прочие опять молчат; и таким образом идет это
дело с
самого начала обеда и до тех пор, пока присутствующие не сделаются достаточно веселы.
Как бы то ни было, но старый помпадур уехал, до такой степени уехал, что
самый след его экипажа
в ту же ночь занесло снегом. Надежда Петровна с ужасом помышляла о том, что ее с завтрашнего же
дня начнут называть «старой помпадуршей».
Дело состояло
в том, что помпадур отчасти боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого другого ощущал на себе влияние весны, но, как все люди робкие и
в то же время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна
сама повинилась перед ним.
В ожидании этой минуты, он до такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе с нею есть печатные пряники. Таким образом
дни проходили за
днями; Надежда Петровна тщетно ломала себе голову; публика ожидала
в недоумении.
«Вы, батюшка, то сообразите, — жалеючи объясняет мелкопоместный Сила Терентьич, — что у него каждый
день, по крайности, сотни полторы человек перебывает — ну, хоть по две рюмки на каждого: сколько одного этого винища вылакают!» И точно,
в предводительском доме с
самого утра, что называется, труба нетолченая.
Разногласие, очевидно, не весьма глубокое, и
дело, конечно, разъяснилось бы
само собой, если б не мешали те внутренние разветвления, на которые подразделялась каждая партия
в особенности и которые значительно затемняли вопрос о шествовании вперед.
Самые отважные люди других партий приходили
в смущение перед свирепыми взглядами этих допотопных мастодонтов, и
в собраниях они всегда без труда овладевали всяким
делом.
Козелков несколько застыдился; ему и
самому словно совестно сделалось, что он каким-то чудом попал
в «сановники». Он уже хотел и с своей стороны сказать несколько острых слов насчет непочтительности и опрометчивости нынешнего молодого поколения, хотел даже молвить, что это «от их, именно от их болтовни все и
дело пошло», но убоялся «скворцов», которые так и кружились, так и лепетали около него. Поэтому он вознамерился благоразумно пройти посредочке.
Дело было вечером, и Митенька основательно рассудил, что
самое лучшее, что он может теперь сделать, — это лечь спать. Отходя на сон грядущий, он старался дать себе отчет
в том, что он делал и говорил
в течение
дня, — и не мог. Во сне тоже ничего не видал. Тем не менее дал себе слово и впредь поступать точно таким же образом.
— Au fait, [На
самом деле (фр.).] что такое нигилизм? — продолжает ораторствовать Митенька, — откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения, урезоньте стриженых девиц… и, спрашиваю я вас, что вы получите
в результате? Вы получите: vanitum vanitatum et omnium vanitatum, [Vanitas vanitatum et omnia vanitas (лат.) — суета сует и всяческая суета.] и больше ничего! Но разве это неправда? разве все мы, начиная с того древнего философа, который
в первый раз выразил эту мысль, не согласны насчет этого?
В таких безрезультатных решениях проходит все утро. Наконец присутственные часы истекают: бумаги и журналы подписаны и сданы;
дело Прохорова разрешается
само собою, то есть измором. Но даже
в этот вожделенный момент, когда вся природа свидетельствует о наступлении адмиральского часа, чело его не разглаживается.
В бывалое время он зашел бы перед обедом на пожарный двор; осмотрел бы рукава, ящики, насосы; при своих глазах велел бы всё зачинить и заклепать. Теперь он думает: «Пускай все это сделает закон».
Чтобы осуществить эту мысль, он прибегнул к
самому первоначальному способу, то есть переоделся
в партикулярное платье и
в первый воскресный
день incognito [Тайно (ит.).] отправился на базарную площадь.
Поэтому,
в течение трех-четырех лет этого помпадурства, мы порядочно-таки отдохнули. Освобожденный от необходимости на каждом шагу доказывать свою независимость, всякий делал свое
дело спокойно, без раздражения. Земство облагало себя сборами, суды карали и миловали, чиновники акцизного ведомства
делили дивиденды, а контрольная палата до того осмелилась, что даже на
самого помпадура сделала начет
в 1 р. 43 к.
Но почему же не удовлетворяет? разве мы заговорщики, бунтовщики? разве мы без ума бежим вперед, рискуя
самим себе сломать голову? разве мы не всецело отдали
самих себя и все помышления наши тому среднему
делу, которое, казалось бы, должно отстранить от нас всякое подозрение
в превыспренности?
Но вот выискивается австрийский журналист, который по поводу этого же
самого происшествия совершенно наивно восклицает: «О! если бы нам, австрийцам, Бог послал такую же испорченность, какая существует
в Пруссии! как были бы мы счастливы!» Как хотите, а это восклицание проливает на
дело совершенно новый свет, ибо кто же может поручиться, что вслед за австрийским журналистом не выищется журналист турецкий, который пожелает для себя австрийской испорченности, а потом нубийский или коканский журналист, который будет сгорать завистью уже по поводу испорченности турецкой?
А между тем из архивных
дел достоверно усматривается, что некогда наш край процветал. Он изобиловал туками (как это явствует из
самого названия «Навозный»), туки же,
в свою очередь, способствовали произрастанию разнородных злаков. А от сего процветало сельское хозяйство. Помещики наперерыв стремились приобретать здесь имения, не пугаясь отдаленностью края, но думая открыть и действительно открывая золотое
дно. Теперь — нет ни туков, ни злаков, ни золотого
дна. Какая же причина такого прискорбного оскудения?
Но на
самом деле небывальщина гораздо чаще встречается
в действительности, нежели
в литературе.
— Я, вашество,
сам на себе испытал такой случай, — говорил Тарас. — Были у меня
в имении скотские падежи почти ежегодно. Только я, знаете, сначала тоже мудровал: и ветеринаров приглашал, и знахарям чертову пропасть денег просадил, и попа
в Егорьев
день по полю катал — все, знаете, чтоб польза была. Хоть ты что хочешь! Наконец я решился-с. Бросил все, пересек скотниц и положил праздновать ильинскую пятницу. И что ж, сударь! С тех пор как отрезало. Везде кругом скотина как мухи мрет, а меня Бог милует!
Предоставь это решение тем, кто прямо заинтересован
в этом
деле,
сам же не мудрствуй, не смущай умов и на закон не наступай!
— Да-с, я давно уж так думаю и надеюсь, что усилия мои не останутся бесплодными. Главное
в этом
деле — иметь
в виду, что вор есть человек. Я
сам однажды таким манером
в кадетском корпусе булку у товарища уворовал… что же-с!
Дни проходили за
днями; мою комнату продолжали не топить, а он все думал. Я достиг
в это время до последней степени прострации; я никому не жаловался, но глаза мои
сами собой плакали. Будь
в моем положении последняя собака — и та способна была бы возбудить сожаление… Но он молчал!!