Неточные совпадения
Сухие, отвлеченные рассуждения едва ли доступны молодым
людям, получившим воспитание
в заведении искусственных минеральных вод, и, во всяком случае, должны показаться им несносными.
Возражают против этого, что иногда такая «суть» бывает, которую будто бы и внушить совестно, но это возражение, очевидно, неоснова-тельное, потому что
человек надежный и благонравный от самой природы одарен такою внутреннею закваскою, которая заключает
в себе материал для всякого рода «сути»; следственно, тут даже и внушений прямых не нужно, а достаточно только крючок запустить: непременно какую-нибудь бирюльку да вытащишь!
Это все равно как видел я однажды на железоделательном заводе молот плющильный; молот этот одним ударом разбивал и сплющивал целые кувалды чугунные, которые
в силу было поднять двум
человекам, и тот же самый молот, когда ему было внушаемо о правилах учтивости, разбивал кедровый орешек, положенный на стекло карманных часов, и притом разбивал так ласково, что стекла нисколько не повреждал.
Знаю, что я виноват; если не виноват
в действительности, то виноват тем, что сунулся на глаза начальнику не вовремя; потому что ведь и он тоже
человек и по временам имеет надобность
в уединении.
В это время к нам вышел сам закатившийся старик наш. Лицо его было подобно лицу Печорина: губы улыбались, но глаза смотрели мрачно; по-видимому, он весело потирал руками, но
в этом потиранье замечалось что-то такое, что вот, казалось, так и сдерет с себя
человек кожу с живого.
К удивлению, генерал был как будто сконфужен моею фразой. Очевидно, она не входила
в его расчеты. На прочих свидетелей этой сцены она подействовала различно. Правитель канцелярии, казалось, понял меня и досадовал только на то, что не он первый ее высказал. Но полициймейстер, как
человек, по-видимому покончивший все расчеты с жизнью, дал делу совершенно иной оборот.
Смута, произведенная этою речью, была так велика, что никто даже не обратил внимания, как «столетний старец» вышел на середину залы и прослезился. Всех поразила мысль: вот
человек, который с лишком тридцать шесть лет благополучно служил по инспекторской части и
в какие-нибудь шесть месяцев погиб, оставив ее! Пользуясь этим смятением, одна маститая особа сказала речь, хотя и не была записана
в числе ораторов. Потрясая волосами, особа произнесла...
— А знает ли он, этот безрассудный молодой
человек, — говорит он, — что
в этом доме до него жили тридцать три губернатора! и жили, благодарение Богу,
в изобилии!
Старик начинает колебаться. Он начинает подозревать, что
в «безрассудном молодом
человеке» не всё сплошь безрассудства, но, по временам, являются и признаки мудрости.
«Нередко случалось мне слышать от посторонних
людей историю о том, как мы с генералом Горячкиным ловили червей
в Нерехотском уезде; но всегда история эта передавалась
в извращенном виде.
«Однажды один председатель, слывший
в обществе остроумцем (я
в то время служил уже симбирским помпадуром), сказал
в одном публичном месте: „Ежели бы я был помпадуром, то всегда ходил бы
в колпаке!“ Узнав о сем через преданных
людей и улучив удобную минуту, я,
в свою очередь, при многолюдном собрании, сказал неосторожному остроумцу (весьма, впрочем, заботившемуся о соблюдении казенного интереса): „Ежели бы я был колпаком, то, наверное, вмещал бы
в себе голову председателя!“ Он тотчас же понял,
в кого направлена стрела, и закусил язык.
Легко может быть даже, что,
в виду этих мероприятий, наш незабвенный решился, не предупредив никого, сделать последний шаг, чтобы окончательно укрепить и наставить того, который
в нашем интимном обществе продолжал еще слыть под именем «безрассудного молодого
человека».
Все эти распоряжения и мероприятия (таковы, например: замощение базарной площади, приказ о подвязывании колокольчиков при въезде
в город и т. п.), которым с такою нерасчетливою горячностью предался на первых порах безрассудный молодой
человек, казались ревнивому старику направленными лично против него.
Посему, ежели кто вам скажет: идем и построим башню, касающуюся облак, то вы того
человека бойтесь и даже представьте
в полицию; ежели же кто скажет: идем, преклоним колена, то вы, того
человека облобызав, за ним последуйте.
Через полчаса «молодой
человек» вышел из спальной с красными от слез глазами: он чувствовал, что лишался друга и советника. Что же касается старика, то мы нашли его
в такой степени спокойным, что он мог без помех продолжать свои наставления об анархии.
Большую часть времени она сидела перед портретом старого помпадура и все вспоминала, все вспоминала. Случалось иногда, что
люди особенно преданные успевали-таки проникать
в ее уединение и уговаривали ее принять участие
в каком-нибудь губернском увеселении. Но она на все эти уговоры отвечала презрительною улыбкой. Наконец это сочтено было даже опасным. Попробовали призвать на совет надворного советника Бламанже и заставили его еще раз стать перед ней на колени.
У полициймейстера сперло
в зобу дыхание от радости. Он прежде всего был
человек доброжелательный и не мог не болеть сердцем при виде каких бы то ни было междоусобий и неустройств. Поэтому он немедленно от помпадура поскакал к Надежде Петровне и застал ее сидящею
в унынии перед портретом старого помпадура. У ног ее ползал Бламанже.
Не надо думать, однако, чтобы новый помпадур был
человек холостой; нет, он был женат и имел детей; но жена его только и делала, что с утра до вечера ела печатные пряники. Это зрелище до такой степени истерзало его, что он с горя чуть-чуть не погрузился
в чтение недоимочных реестров. Но и это занятие представляло слишком мало пищи для ума и сердца, чтобы наполнить помпадурову жизнь. Он стал ходить
в губернское правление и тосковать.
Дело состояло
в том, что помпадур отчасти боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого другого ощущал на себе влияние весны, но, как все
люди робкие и
в то же время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна сама повинилась перед ним.
В ожидании этой минуты, он до такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе с нею есть печатные пряники. Таким образом дни проходили за днями; Надежда Петровна тщетно ломала себе голову; публика ожидала
в недоумении.
— Гм… а
в мое время молодые
люди всё больше при дворе заискивали…
В мое время молодые
люди при дворе монимаску танцевали… вы помните, chère enfant?
—
В наше время, молодой
человек, — сказал он, — когда назначали на такие посты, то назначаемые преимущественно старались о соединении общества и потом уж вникали
в дела…
— Отставной поручик-с. Вы не можете вообразить себе, вашество, что это за ужаснейший
человек! Намеднись, можете себе представить, ухитрился пролезть под водою
в женскую купальню!
«Вы, батюшка, то сообразите, — жалеючи объясняет мелкопоместный Сила Терентьич, — что у него каждый день, по крайности, сотни полторы
человек перебывает — ну, хоть по две рюмки на каждого: сколько одного этого винища вылакают!» И точно,
в предводительском доме с самого утра, что называется, труба нетолченая.
В первой господствуют старцы и те молодые
люди, о которых говорят, что они с старыми стары, а с молодыми молоды; во второй бушует молодежь, к которой пристало несколько живчиков из стариков.
Самые отважные
люди других партий приходили
в смущение перед свирепыми взглядами этих допотопных мастодонтов, и
в собраниях они всегда без труда овладевали всяким делом.
Члены ее были
люди без всяких убеждений, приезжали на выборы с тем, чтобы попить и поесть на чужой счет, целые дни шатались по трактирам и удивляли половых силою клапштосов и уменьем с треском всадить желтого
в среднюю лузу.
— А оттого-с, что есть вещи, об которых
в обществе благовоспитанных
людей говорить нельзя-с, — продолжал граф, и потом, к великому изумлению Козелкова, прибавил: — Я, вашество, маркиза
в «Le jeu du hasard et de l’amour» [«Игра случая и любви» (фр.).] играл!
Пять губернаторов сряду порывались «упечь» его, и ни один ничего не мог сделать, потому что Праведного защищала целая неприступная стена, состоявшая из тех самых
людей, которые, будучи
в своем кругу, гадливо пожимались при его имени.
Следовательно, если вы приобретете себе исключительное право ходить
в баню, то ясно, что этим самым приобретете и исключительное право опрятности; ясно, что на вас будут указывать и говорить: «Вот
люди, которые имеют право ходить
в баню, тогда как прочие их соотечественники вынуждены соскабливать с себя грязь ножом или стеклом!» Ясно, что у вас будет принцип!
Так, например, когда я вижу стол, то никак не могу сказать, чтобы тут скрывался какой-нибудь парадокс; когда же вижу перед собой нечто невесомое, как, например: геройство, расторопность, самоотверженность, либеральные стремления и проч., то
в сердце мое всегда заползает червь сомнения и формулируется
в виде вопроса: «Ведь это кому как!» Для чего это так устроено — я хорошенько объяснить не могу, но думаю, что для того, чтобы порядочные
люди всегда имели такие sujets de conversation, [Темы для беседы (фр.).] по поводу которых одни могли бы ораторствовать утвердительно, а другие — ораторствовать отрицательно, а
в результате… du choc des opinions jaillit la vérité!
Это нечто, эта драгоценная панацея, от которой мы должны ожидать уврачевания всех зол… есть selfgovernment, [Самоуправление (нем.).]
в том благонадежном смысле,
в котором его понимают лучшие
люди либерально-консервативной партии!
Когда
человека начинает со всех сторон одолевать счастье, когда у него на лопатках словно крылья какие-то вырастают, которые так и взмывают, так и взмывают его на воздух, то
в сердце у него все-таки нечто сосет и зудит, точно вот так и говорит: «Да сооруди же, братец, ты такое дело разлюбезное, чтобы такой-то сударь Иваныч не усидел, не устоял!» И до тех пор не успокоится бедное сердце, покуда действительно не исполнит
человек всего своего предела.
Начальники неутомимо стараются о том, чтобы окружить себя молодыми
людьми, которые бы имели отчетливое понятие об английском проборе и показывали
в приемах грацию.
Итак, «преданные» гурьбой встретили Митеньку. Произошла сцена.
В былые времена администратор ограничился бы тем, что прослезился, но Митенька, как
человек современный, произнес речь.
Речи эти, ежедневно и регулярно повторяемые, до такой степени остервенили правителя канцелярии, что он, несмотря на всю свою сдержанность и терпкость, несколько раз покушался крикнуть: «молчать!» И действительно, надо было войти
в кожу этого
человека, чтобы понять весь трагизм его положения.
Трудящийся
человек спешит на защиту отечества
в минуту опасности, ибо знает, что опасность эта угрожает и его труду.
— Следственно, вы должны понять и то, что
человек, который бы мог быть готовым во всякое время следовать каждому моему указанию, который был бы
в состоянии не только понять и уловить мою мысль, но и дать ей приличные формы, что такой
человек, повторяю я, мне решительно необходим.
Моя обязанность заключается
в том, чтобы подать мысль, начертить, сделать наметку… но сплотить все это, собрать
в одно целое, сообщить моим намерениям гармонию и стройность — все это, согласитесь, находится уже, так сказать, вне круга моих обязанностей, на все это я должен иметь особого
человека!
Я мыслю и
в то же время не мыслю, потому что не имею
в распоряжении своем
человека, который следил бы за моими мыслями, мог бы уловить их, так сказать, на лету и,
в конце концов, изложить
в приличных формах.
Это был некто Златоустов, учитель словесности
в семиозерской гимназии, homo scribendi peritus, [
Человек, опытный
в писании (лат.).] уже несколько раз помещавший
в местной газете статейки о предполагаемых водопроводах и о преимуществе спиртового освещения перед масляным.
Все его оставили, все избегают. Баронесса ощущает нервные припадки при одном его имени; супруг ее говорит: «Этот
человек испортил мою Marie!» — и без церемонии называет Митеньку государственною слякотью; обыватели, завидевши его на улице, поспешно перебегают на другую сторону; долго крепился правитель канцелярии, но и тот наконец не выдержал и подал
в отставку.
«Вот, — думал он, —
человек, который отчасти уже понял мою мысль — и вдруг он оставляет меня, и когда оставляет? —
в самую решительную минуту!
В ту минуту, когда у меня все созрело, когда план кампании был уже начертан, и только оставалось, так сказать, со всех сторон ринуться, чтоб овладеть!»
Вид задумывающегося
человека вообще производит тягостное впечатление, но когда видишь задумывающегося помпадура, то делается не только тяжело, но даже неловко. И тут и там — тайна, но
в первом случае — тайна, от которой никому ни тепло, ни холодно; во втором — тайна, к которой всякий невольным образом чувствует себя прикосновенным. Эта последняя тайна очень мучительна, ибо неизвестно, что именно она означает: сомнение или решимость?
И так как он был
человек скромный и всегда краснел, когда его
в глаза хвалили, то понятно, что он не особенно любил заглядывать
в законы.
Теперь эта самая широкая натура, разожженная непредвиденным препятствием, выступила разом со всеми своими правами и как бы подсказывала ему: да докажи ты ему, милый
человек, каково таково существует
в пользу его изъятие!
Очевидно было, однако ж, что это был последний, почти насильственный взрыв темперамента, не ведавшего узды. Мысль была уж возбуждена и ежели не осадила
человека сразу, то
в ближайшем будущем должна была выйти победительницей.
На ликующего
человека набегал помпадур и с словами: «Ты что горло-то распустил?» — приказывал взять его
в часть.
Тот же помпадур набегал и на осторожного
человека и с словами: «Прятаться, что ли, ты от меня хочешь?» — тоже приказывал взять его
в часть.
— Зачем же зарок-с? кушайте!
В прежнее время я вас за это по спине глаживал, а теперь… закон-с! Да что же вы стоите, образованный молодой
человек? Стул господину Прохорову! По крайности, посмотрю я, как ты, к-к-каналья, сидеть передо мной будешь!
— Я теперь так поступать буду, — продолжает ораторствовать помпадур, — что бы там ни случилось — закон! Пешком
человек идет — покажи закон!
в телеге едет — закон! Я вас дойму, милостивый государь, этим законом! Вон он! вон он! — восклицает он, завидев из окна мужика, едущего на базар, — с огурцами на базар едет! где закон? остановить его!